Наконец Бухарин написал письмо Сталину. Сталин не ответил, но Бухарин был приглашен к Генриху Ягоде — народному комиссару внутренних дел. Ягода встретил Бухарина довольно приветливо, но вышел из-за стола и прочел наизусть стихотворение Мандельштама о Сталине. Бухарин был в ужасе. «Он, испугавшись, отступился, — писала позднее Надежда Мандельштам в своих мемуарах. — Больше я его не видела». Надо полагать, что Бухарин не только испугался, но и понял, что всякие хлопоты в сложившихся условиях бесполезны. К тому же он был явно оскорблен тем, что его вполне сознательно обманули. «Я действовала с холодным расчетом, — признавала Н. Мандельштам. — Нельзя отпугивать единственного защитника»[586].
Сталин все же явил тогда некоторую милость к поэту. Мандельштам отделался сравнительно легкой ссылкой в Воронеж и продолжал писать стихи, не подозревая о том, какие новые испытания готовит ему судьба. По многим свидетельствам, Сталин сказал в 1934 году, решая судьбу Мандельштама: «Изолировать, но сохранить»[587].
17 августа 1934 года в Колонном зале Дома союзов в Москве открылся Первый съезд советских писателей. К съезду писателей готовились как к большому празднику, и он прошел под гром оркестров и приветствий. Нынешняя Театральная площадь была засыпана цветами, на стенах Колонного зала висели большие портреты Шекспира, Мольера, Толстого, Гоголя, Сервантеса, Гейне, Пушкина, Бальзака и других. Это был большой и красочный спектакль, не лишенный, однако, своего драматизма.
По настоянию М. Горького доклад о проблемах поэзии было поручено сделать Николаю Бухарину, который считался не только знатоком, но и теоретиком поэтического творчества. Сталин, утверждавший повестку и ораторов Съезда писателей, нехотя согласился. Письменный текст доклада Бухарина «О поэзии, поэтике и задачах поэтического творчества в СССР» был направлен в Секретариат ЦК и внимательно прочитан Сталиным, о чем Бухарин не только знал, но и сообщил позднее своим слушателям. Доклад Бухарина был действительно интересным, хотя докладчик рассматривал поэзию прежде всего как один из важных участков идеологической борьбы и как партийное дело. Речь шла при этом только о русской поэзии. Доклад Бухарина на 19-м заседании съезда занял более трех часов и был выслушан с большим вниманием. Когда докладчик закончил, весь зал стоя приветствовал Бухарина, устроив ему продолжительную овацию. Только еще один доклад на съезде — первый и главный доклад А. М. Горького — закончился столь же бурными приветствиями слушателей.
Иностранные наблюдатели писали в своих сообщениях из Колонного зала, что прием, устроенный здесь Бухарину, свидетельствует о его большой популярности среди широких кругов советской интеллигенции и молодежи. Коминтерновец Иосиф Бергер приводил в своей книге «Крушение поколения» запомнившийся ему рассказ одного из учеников Бухарина, с которым Бергер оказался в 1937 году на Соловках: «С докладом о поэзии на Съезде писателей выступил Бухарин. Бухарина встретили бурными аплодисментами, доклад его неоднократно прерывали шумные возгласы одобрения. Когда Бухарин кончил говорить, казалось, что овации, устроенные ему делегатами съезда, никогда не смолкнут. Бухарин стоял на трибуне растерянный, бледный, казалось, что он был смертельно напуган. А когда вернулся на свое место в президиуме, сказал тихо нескольким друзьям: „Знаете, что вы сейчас сделали? Подписали мне смертный приговор“. Так оно и было. Овация Бухарину не могла пройти мимо внимания Сталина»[588].
Это свидетельство не совсем точно. Доклад Бухарина был завизирован Сталиным, и докладчик не преминул сказать, что «все аплодисменты в свой адрес я отношу по адресу той великой партии, членом которой я состою и которая поручила мне на данном собрании сделать свой доклад»[589]. Не скрывал Бухарин позднее и того, что Сталин, который не удостоил Съезд писателей своим присутствием, но внимательно следил за его работой, лично позвонил Бухарину и поздравил его с «великолепным докладом». К тому же доклад Бухарина вызвал не только живые прения, но и острую критику — главным образом со стороны бывших рапповцев и иных радикалов.
Умелый полемист, Бухарин после окончания прений по его докладу выступил с продолжительным и весьма острым заключительным словом, текст которого никто не утверждал, и успех которого превзошел успех основного доклада. Оратор обошелся на этот раз без философских рассуждений и обрушил на головы своих оппонентов яркую и убедительную критику. Заключительное слово Бухарина, согласно стенограмме, 27 раз прерывалось аплодисментами и бурными аплодисментами. Но именно этот успех вызвал недовольство в Кремле. Перед самым закрытием съезда, под занавес, было неожиданно зачитано заявление Бухарина, в котором он извинялся за резкость некоторых заявлений и оценок, имевшихся в его заключительном слове. Он, Бухарин, «ни в какой мере не может настаивать на справедливости своих полемических резкостей». Его доклад — это не директива, и он не хотел оказывать давления на съезд[590]. Мало кто заблуждался относительно причин, вынудивших Бухарина сделать на Съезде писателей подобное заявление.
Убийство С. М. Кирова положило конец неглубокой и короткой либерализации весны и лета 1934 года. Начались репрессии среди бывших оппозиционеров, главным образом из числа «левых». Были арестованы и лидеры «левых» Г. Зиновьев и Л. Каменев. Газета «Известия» напомнила своим читателям в начале декабря 1934 года о событиях в Германии в 1933 году, связанных с поджогом рейхстага. Однако в это же время Бухарин написал и опубликовал в газете серию статей о неправомерности в СССР любой оппозиции, в том числе «правой» и «левой». Это было прямым повторением сталинского тезиса о том, что любая оппозиция в нашей стране ведет к контрреволюции. Еще до приговора суда Бухарин писал о Зиновьеве и Каменеве как о фашистских перерожденцах.
Сталин и Бухарин в 1935 году
В первые месяцы 1935 года террор против бывших оппозиционеров усилился, и число арестованных измерялось уже сотнями, а затем и тысячами человек. Репрессии обрушились также на бывших меньшевиков, эсеров, кадетов и членов других уже сошедших со сцены российских партий. Из Ленинграда и из Москвы начали выселять в провинцию «непролетарские элементы», в основном это были члены бывших дворянских, в том числе и известных аристократических семей. Тем не менее Сталин сделал попытку восстановить что-то от либеральной атмосферы середины 1934 года. К тому же и экономическая обстановка в стране немного улучшилась. Именно в 1935 году на одном из приемов в Кремле Сталин произнес свою знаменитую фразу: «Жить стало лучше, жить стало веселее, товарищи!» В Кремле один за другим проходили богатые на угощения приемы и разного рода съезды ударников и стахановцев, представителей республик Союза. Ни в один год ни раньше, ни позже Сталин не произнес так много приветственных речей, как в 1935 году. Почти весь этот год прошел в Кремле в атмосфере какого-то праздника, на партийных работников и государственных деятелей всех уровней сыпались награды, включая и высший в стране орден Ленина. Страна торжественно отмечала 15-летие разгрома Деникина, потом Врангеля, потом польских интервентов, разумеется, при решающей роли Сталина. Казалось, все плохое и тяжелое осталось позади, а впереди прямая дорога к благосостоянию и социализму.
Возник вопрос и об изменении Конституции СССР. В начале февраля 1935 года решение на этот счет принял VII съезд Советов СССР. Н. Бухарин был не только избран на этом съезде членом ЦИК СССР, но и включен в состав Конституционной комиссии СССР, возглавив здесь подкомиссию по разработке наиболее важной части новой конституции — о правах и обязанностях советских граждан.
4 мая на приеме в Кремле выпускников военных академий Сталин неожиданно подошел к Бухарину, который также присутствовал на всех подобного рода приемах. Подняв бокал с вином, Сталин сказал: «Я хочу поднять этот тост за товарища Бухарина. Мы все хорошо знаем и любим нашего Бухарина, нашего Бухарчика. А кто старое помянет — тому глаз вон». Это, казалось бы, разрядило обстановку, сгущавшуюся вокруг лидеров «правого уклона».
Большие перемены произошли в 1935 году и в личной жизни Бухарина. Его второй брак распался еще в 1930 году. Теперь он женился в третий раз и был счастлив. Его женой стала Анна Михайловна Ларина, молодая и красивая женщина 19 лет. Она была дочерью известного деятеля партии Ю. Ларина и еще с детства знала почти всех видных партийных руководителей того времени, в том числе и Сталина. Узнав о ее замужестве, Сталин поздравил Анну Ларину по телефону. Встретив вскоре Бухарина с женой на одном из приемов в Кремле, Сталин шутливо заметил: «Ты, Николай, и здесь меня обскакал». После самоубийства Надежды Аллилуевой Сталин жил холостяком на своей новой даче в Кунцеве и почти не встречался ни с кем из большой семьи Аллилуевых.
