В своих высказываниях и на пленарных заседаниях Комитета по Сталинским премиям, и на других совещаниях по культуре Сталин в 1946–1953 гг. не обошел вниманием почти ни одно из появившихся в те годы художественных произведений. О многих эпизодах, которые происходили на заседаниях Комитета по Сталинским премиям и на заседаниях Политбюро, принимавшего по этим премиям окончательное решение, можно прочесть и в книге Дмитрия Шепилова «Непримкнувший», и особенно в книге Константина Симонова «Глазами человека моего поколения». Сталину нравилось почти все, что писал Симонов, и еще во время войны Симонову были присуждены две Сталинские премии — за пьесы «Парень из нашего города» и «Русские люди». В 1946 году Сталинская премия была присуждена Симонову за повесть «Дни и ночи», и это была инициатива самого Сталина, так как повесть на премию никто не представлял.
Сталин приходил на заседания Комитета с пачкой книг и журналов и удивлял всех присутствующих прекрасным знанием всех обсуждавшихся произведений. Даже через 30 лет после этих заседаний Симонов писал: «Скажу в скобках, что по всем вопросам литературы, даже самым незначительным, Сталин проявлял совершенно потрясшую меня осведомленность»[685]. Академик П. Ф. Юдин, который так же как Симонов, Шепилов, Фадеев, был членом Комитета по Сталинским премиям, как-то спросил с удивлением: «Товарищ Сталин, когда вы успеваете прочитать столько литературы?» Сталин усмехнулся и ответил: «У меня есть контрольная цифра на каждый день: прочитывать ежедневно художественной и иной литературы примерно 300 страниц»[686]. До войны, как я писал выше, Сталин говорил о 500 страницах в день.
Сталин был щедр на премии «своим» советским писателям, так же, как был щедр и на репрессии против писателей, которых он считал «чуждыми». Премии получили Степан Злобин за роман «Степан Разин», Константин Седых за роман «Даурия», Василий Ян за романы «Чингисхан» и «Батый», Вилис Лацис за роман «К новому берегу», Эммануил Казакевич за роман «Весна на Одере» и повесть «Звезда», Сергей Бородин за роман «Дмитрий Донской», Александр Степанов за роман «Порт-Артур». Этот список можно продолжить на 2–3 страницы. За роман «Молодая гвардия» Сталинскую премию получил Александр Фадеев. Еще одну премию за пьесу «Русский вопрос» получил Константин Симонов. Сталин лично давал советы Симонову по поводу фабулы и концовки этой пьесы.
Сталину нравилось удивлять присутствующих на заседании своей осведомленностью. Однажды он спросил членов Политбюро и Комитета по премиям: «Кто читал пьесу „Вороний камень“, авторы Груздев и Четвериков?» Все молчали, так как никто этой пьесы не читал. «Она была напечатана в сорок четвертом году в журнале „Звезда“, — сказал Сталин. — Я думаю, что это хорошая пьеса. В свое время на нее не обратили внимания, но я думаю, следует дать премию товарищам Груздеву и Четверикову за эту хорошую пьесу. Какие будут еще мнения?» Выяснилось, однако, что Четвериков находится в заключении. Сталин помолчал, повертел в руках журнал «Звезда», но не стал настаивать на своем предложении[687]. Были случаи, когда Сталин критически оценивал тот или иной роман, но все же предлагал дать за него премию, отмечая: «Это очень актуальная книга», «Это революционная вещь», «Это нужная тема». С такими оговорками получил премию Константин Федин за роман «Необыкновенное лето», в котором восхвалялся сам Сталин. Чрезмерное пристрастие проявил Сталин и к роману Семена Бабаевского «Кавалер Золотой Звезды», который даже в то время оценивался как образец «лакировочной литературы». Но иногда сам Сталин снимал с обсуждения то или иное произведение, не слишком заботясь о мотивировках. Однажды Сталин обратился к министру высшего образования С. В. Кафтанову: «Вы как считаете, какая премия выше: Нобелевская или Сталинская?» «Конечно, Сталинская», — поспешил ответить Кафтанов. «Тогда, — сказал Сталин, — надо представлять на премию обоснованно. Мы ведь здесь не милостыню раздаем, мы оцениваем по заслугам»[688].
Сталину присылали на отзыв не только художественные книги или тексты пьес. В январе 1946 года академик Петр Капица прислал Сталину рукопись книги историка техники Л. И. Гумилевского «Русские инженеры», которая была написана при поддержке и по инициативе Капицы. В письме Сталину Капица отмечал: «Из этой книги ясно: 1. Большое число крупнейших инженерных начинаний зарождалось у нас. 2. Мы сами почти не умели их развивать. 3. Часто причина неиспользования новаторства была в том, что мы обычно недооценивали свое и переоценивали иностранное. Сейчас нам надо усиленным образом поднимать нашу собственную технику… Успешно мы можем делать это только тогда, когда мы, наконец, поймем, что творческий потенциал нашего народа не меньше, а даже больше других, и на него можно смело положиться»[689]. Сталин не только с интересом прочел книгу Л. И. Гумилевского, но и распорядился немедленно издать ее.
Еще в 1930-е годы Сталин читал книги по психологии, и еще до войны он прочел учебник Г. И. Челпанова об основах психологии. После войны Сталин не только выписывал для себя новые книги об этой науке, но и велел включить популярные курсы логики и психологии в школьные программы.
Психология и логика считались в те годы частью философии, и идеологи марксизма-ленинизма были уверены, что эти науки должны находиться под их пристальным вниманием. Отдельной частью философии считалась и диалектика природы, или философия естествознания. Отсюда было недалеко и до прямого вмешательства в естественные науки, даже в медицину и физиологию. Так, например, в 1947 году Сталин пришел на одно из заседаний Политбюро с книгой Н. Г. Клюевой и Г. И. Роскина «Биотерапия злокачественных опухолей». В книге было много пометок и закладок самого Сталина, и, положив эту книгу на стол, Сталин сказал: «Бесценный труд!» Потом добавил, что по методу Роскина и Клюевой надо лечить не только неизлечимых смертников, но и обычных больных. На этом заседании присутствовали авторы книги, которые обсуждали здесь с Ждановым и Берией свои еще только начатые экспериментальные исследования. Все это дело кончилось несколькими скандалами, арестом ряда видных медиков, «судом чести» над авторами книги. Окончательная судьба и книги, и экспериментов Клюевой и Роскина решалась уже без Сталина специальной комиссией, которую возглавлял К. Ворошилов[690].
В 1948 году Сталин просмотрел или прочел несколько книг по биологии, в том числе книгу Т. Д. Лысенко «Агробиология». Как известно, именно поддержка Сталина помогла Трофиму Лысенко и его «соратникам» устроить настоящий погром в биологических и сельскохозяйственных науках в СССР. Десятки известных ученых были арестованы, сотни остались без работы. Сталин прочел и одобрил книгу старой большевички Ольги Борисовны Лепешинской «У истоков жизни» — о «живом веществе» и «самозарождении» клеток. Эта книга появилась на свет еще в 1945 году, а затем несколько раз переиздавалась, в том числе и для школьников. Именно Сталин настоял на присуждении О. Лепешинской Сталинской премии первой степени, она была принята в действительные члены Академии медицинских наук. На Лепешинскую в 1949–1950 годы обрушился поток безудержного восхваления — в печати, на радио, на телевидении, даже в театре. Профессорам медицинских вузов было предписано чуть ли в каждой лекции упоминать об «учении» Лепешинской. 80-летие Лепешинской было отмечено торжественным собранием ученых в Колонном зале Дома Союзов в Москве. Когда Лепешинская появилась в президиуме этого собрания, более тысячи ученых встали и устроили ей овацию. Некоторые из оппонентов Лепешинской были арестованы, другие были вынуждены публично каяться.
В 1950 году Сталин в течение нескольких месяцев читал книги по языкознанию. Он прочел или просмотрел десятки книг разных авторов и разных направлений в этой новой для него науке. Сталин принял, как известно, участие в публичной дискуссии по языкознанию, которую он сам организовал и которая кончилась после выступления в печати Сталина с его «трудами» по языкознанию.
В 1951–1952 годах Сталин прочел и просмотрел много книг, статей и рукописей по политической экономии: шла подготовка к созданию и изданию советских учебников по политэкономии капитализма и социализма. Обходиться в этой области только трудами Маркса, Энгельса и Ленина было уже невозможно — мир слишком сильно изменился по сравнению с концом XIX и началом XX веков. Первые макеты таких учебников были подготовлены еще в 1938 году, но Сталин был ими недоволен. Работа возобновилась в 1947 году, но шла медленно и с большими перерывами. Она была ускорена после встречи авторского коллектива со Сталиным 22 февраля 1950 года. Через год — в апреле 1951 года — на стол Сталина лег новый большой макет учебника политической экономии. Обо всем этом подробно писал в своей книге Дмитрий Шепилов. Дело кончилось тогда, как известно, не учебником, а публикацией работы самого Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР». В библиотеке Сталина, как уже я писал выше, было больше всего книг по истории. Второе место занимали книги по политэкономии и экономическим проблемам.
