обобщении условных кредитов для стран с задолженностью и неолиберальное открытие международной торговли Генеральным соглашением по тарифам и торговле (ГАТТ). План Маршалла, предложенный в то время, когда американцы стремились контролировать послевоенное восстановление европейской экономики и противостоять советскому влиянию, ускорил превращение Европы в американскую модель либерального фордизма.
Вторая ошибка была допущена во время холодной войны, когда Соединенные Штаты решили создать и вооружить новую Федеративную Республику Германии (ФРГ), к ужасу других европейцев. Сразу возникла «немецкая проблема», потому что американские цели противоречили целям некоторых европейских стран, например Франции. План Шумана по Европейскому объединению угля и стали (ЕОУС) был задуман как ответная мера, призванная решить такие вопросы, как французская оккупация Саара и Рура. Предполагалось также, что оно будет дополнено Европейским оборонным сообществом, менее зависимым от Соединенных Штатов. Если европейский ответ временно решал одни проблемы, то в долгосрочной перспективе он создавал другие. В состав институтов ЕОУС входил Высший орган власти – предтеча Европейского сообщества, – который на неполитизированной основе мог бы регулировать угольную и сталелитейную промышленность государств-членов. Эти институты, разработанные Жаном Монне, намеренно исключали участие граждан и породили всеобщую деполитизацию европейских институтов, которую мы переживаем сегодня.
Римский договор (1957 г.) своим решением по созданию Общего рынка между шестью государствами-членами ЕОУС ознаменовал значительное смещение акцентов в сторону экономики. Интересы стран Бенилюкса и ФРГ сходились в пользу открытия рынков. Довольно неохотно приняв этот проект, Франция подписала Римский договор, позаботившись о том, что будет создана общая сельскохозяйственная политика (ОСП) и что в новый рынок будут интегрированы ее бывшие колонии.
Эти три соглашения, усилившие программу ГАТТ по либерализации торговли, поставили Европу на рельсы экономического либерализма и технократии. Вскоре переход на другие рельсы станет невозможным. Как заявил бывший министр национального образования и обороны Франции Жан-Пьер Шевенман:
«Согласование национальных экономических прерогатив с разумным открытием торговли могло бы дать возможность демократическому участию, но из-за международных кризисов 70-х годов этого не произошло. Соединенные Штаты создали мессианскую неолиберальную программу, которой последовали несколько членов ЕЭС, и реструктурировали условия, которые должна была выполнять вся Европа. Но именно французское левое крыло и Франсуа Миттеран сделали решающий политический выбор 1980-х.
После 1983 года, когда радикальная программа левых была сорвана Европейской валютной системой (EMS) и финансовой мощью Германии, Франция приняла конкурентную дефляционную политику в надежде ограничить германское монетарное преимущество. Кроме того, французская стратегия была направлена на возобновление европейской интеграции, при которой, если все пойдет хорошо, Франция могла бы вернуть себе инициативу. В 1985 году была завершена разработка единого рынка. Это был единственный политический процесс, позволявший вновь вовлечь государства-члены в возрождение Европы. Таким образом, началось строительство того, что сегодня является самым открытым рынком в мире, ценой путаницы абстрактных правил, написанных Европейской комиссией, цель которой заключалась в том, чтобы помочь ЕЭС противостоять вызовам глобализации. Следующим важным шагом стало основание Экономического и валютного союза (ЭВС), который, как надеялась Франция, обуздает валютную мощь Германии [34]. К тому же создание евро позволило бы игнорировать политическую направленность и привязать Европу к экономике. Оглядываясь назад, мы видим, что эти решения вряд ли были бессистемны и так или иначе впечатались в ДНК Европы, какой ее задумывали ее родоначальники. С самого начала Жан Монне сознательно отбросил политику ради экономики и технологий. На конференции Комитета по образованию и культурной деятельности (CECA) 20 июня 1950 года он заявил: «Члены Высшего руководящего органа не будут представлять правительства, ибо принцип национального представительства является в данном случае источником раскола. Они будут действовать на основании коллективного мандата и обеспечивать общую ответственность» [35].
Премьер-министр Великобритании того времени и лидер лейбористской партии Клемент Эттли почувствовал опасность. В цитируемом выше тексте приводятся его слова»: «Демократия не может полностью отдать себя в руки нескольких якобы компетентных людей. Даже если мы заменим уникальную европейскую систему на несколько национальных систем, нет оснований заменять догму о непогрешимости принципом ответственности, который является законом демократии. Каждый может совершать ошибки, даже «самые выдающиеся международные» эксперты [36]».
Чтобы понять, почему политика и демократия были вынесены за скобки, необходимо вернуться к идеологии, лежащей в основе европейского проекта. В исследовании, опубликованном в 2014 году, журналист Арно Дотезак блестяще резюмировал все «как» и «почему» антинациональной и антидемократической направленности европейского строительства. Ниже изложена суть его анализа [37].
Среди соратников Жана Монне были Пьер Юри и Поль Рейтер. Они посещали Школу подготовки кадров в Урьяже (департамент Изер) в начале 40-х годов, первый как студент, второй как преподаватель. Школа была учебно-тренировочным центром, основанным режимом Виши для подготовки «милиции» и будущих руководителей «национальной революции». В некотором смысле она была предшественницей сегодняшней ENA (École Nationale d’Administration – Национальная школа администрации). При Виши там активно проповедовалась и преподавалась доктрина «Третьего пути» – обширный политический проект, направленный на освобождение нации от капиталистического индивидуализма и коммунистического коллективизма. Проект предусматривал и формирование «нового человека», обладающего одновременно качествами элитного высокопоставленного чиновника и бизнесмена.
Одной из главных тем учебного цикла Школы в 1942 году были различные аспекты сообществ и общин: кровная община, трудовая община, община социального мира, община Франции («Национальное содружество») и империи, а также «Европейское сообщество». Фактически именно в Урьяже была разработана концепция «Европейского сообщества» и придуман термин, принятый именно в этом виде и с полным знанием дела Жаном Монне с подачи его друга Поля Рейтера. Уже в 1943 году Петен пропагандировал его, в первую очередь в своей речи в Мон-Доре:
«Европа – это группа наций, способных создать сообщество, которое сегодня является лишь возможным. Мы хотим предоставить ему институты и средства существования. <…> Более того, институты, с которыми мы имеем дело, жизнеспособны только в том случае, если государства, составляющие сообщество, добровольно передают часть своего суверенитета <…> в пользу коммунитарной системы <…>. Сама идея сообщества между народами исключает любой внутренний или внешний империализм. Поэтому она сама по себе является главным фактором мира.»
Коммунитарные институты, представленные Петеном, должны были состоять из команд независимых людей, которые добровольно отделили бы свою профессиональную деятельность от политических вариантов. Это те институты, что были включены Рейтером непосредственно в учредительные договоры, когда Монне обратился к нему при создании Европейского объединения угля и стали (ЕОУС). Как соавтору (вместе с Жаном Монне) «плана Шумана» в 1950 году Полю Рейтеру предстояло разработать структуру Высшего руководящего органа, который стал бы наднациональным исполнительным, законодательным и юрисдикционным органом СЕСА.
Высший руководящий орган стал Комиссией сообществ, которая, в свою очередь, стала известной сегодня Европейской комиссией. Ее генетический код, уходящий корнями в Урьяж, остался неизменным.
