Вступление
Современное состояние общественно-политического сознания в деле осмысления произошедшей с Россией катастрофы 1917 года и последующего за этим Советского периода, с крахом последнего и утратой всяких разумных и самобытных перспектив развития общества и государства, не может не удручать. Все споры последнего времени, гротескные поиски некой национальной идеи на фоне совершенно разрушительного копирования западных общественно-политических образцов построения республиканского государства с институтами, показавшими свое чудовищное противоречие с традиционной национально-государственной культурой многих европейских этносов (и особенно русского), заставляют серьезно задуматься о нашей способности не только правильно ответить на вопрос, что есть государство в целом — современное государство как определенный этап развития или деградации сего института, и русское государство в частности, в его исторической ретроспективе и перспективе, — но и правильно наметить возможные пути истинного, исторически обусловленного и нравственно оправданного возрождения России и ее народов.
Но мы обязаны найти ответ на этот вопрос, чтобы перестать двигаться на ощупь в потемках ветхих, отживших свой век теорий государства эпохи Руссо и Великой Французской революции. Теорий, низведших уже не одну блистательную европейскую монархию до второсортной по сегодняшним политическим меркам страны, с трудом балансирующей на грани между лоском внешней атрибутики европейского гранта и внутренним содержанием полубанановой республики. Речь идет не только о России, но и о самой родине этих разрушительных идей — Франции.
Сначала отметим один потрясающий парадокс, взятый из области нашего общеупотребительного лексикона, который вскрывает глубинные пласты подсознательного восприятия не только массами, но и интеллектуальной элитой истинных основ государственной власти в России, если угодно — фундаментального кода, своеобразного ДНК нашей национально-государственной жизни.
С формальной точки зрения сейчас в России установилась та самая республика со всей классической атрибутикой, о которой мечтали столько поколений выродившейся в паразитарный класс аристократии, либеральной интеллигенции, мещан и русских буржуа. У нас выборный президент и выборный парламент. К этому антуражу добавляем Конституцию и три ветви власти: исполнительную, законодательную и судебную. У нас «вожделенная» демократия. И речь сейчас даже не о том, что в реальности народные массы еще никогда не были так отчуждены от власти и государства в целом. Мы отметим иной аспект.
Обсуждая проблемы России, ее экономические и социальные задачи, никто никогда не употребляет такие речевые обороты, как: «у нас в республике», «республика заботится о своих гражданах», «в республике решаются задачи по обеспечению экономического роста» и т. д. Но всегда и везде мы слышим словосочетания: «наше государство», «государственные задачи», «государственное строительство». Ведь это поразительный этимологический парадокс, что, живя в республике, мы называем ее государством! Дело не в простом словоупотреблении, ведь «государство» и «республика» — отнюдь не синонимы. За этими словами совершенно разная реальность существования народа или народов в определенных границах, разное понятие суверенитета, взаимоотношений личности и власти. Такое смешение или прямая подмена понятий происходит не по злому умыслу властей предержащих или таинственных жрецов-кукловодов. Здесь перед нами налицо полное непонимание традиционных основ государства современным обществом и властью. Но ведь народ интуитивно чувствует корневую необходимость этих основ, их фундаментальную заданность всей нашей историей, всем нашим национальным духом, характером. Перед нами важнейший аспект интуитивного национального чувствования необходимости священных основ власти. Именно так! И именно по этой причине Россия для нас всегда — Государство и никогда не республика.
Так не пора ли нам самим себе ответить на вопрос, что есть государство?
Но дать очередное или старое определение государства — значит, по сути, не ответить на наш вопрос вообще. Многочисленные определения были даны, но в действительности они не описывают никакую реальность вообще. Всегда определяется некое абстрактное государство, не существовавшее в природе. Иногда обобщения носят столь расплывчатый характер, что, будучи верными по существу, они не дают ответа о конкретных параметрах институтов государственной структуры. По Гегелю, государство есть творческое начало истории; политика — это история. Маркс же мыслит историю вне государства, он смотрит на нее как на борьбу партий, очерченных конкретными хозяйственными интересами. Сугубо материалистический, рационализированный до предела подход к истории и проблеме государства есть исключительно узконациональный, а не универсальный, английский подход. Такой подход совершенно не способен описать реалии Русской истории, ее основные мотивы, индивидуальную и коллективную мотивацию поведения ее участников. Мы до сих пор не способны дать определение, что есть традиционное Русское государство, в котором чаем обрести вектор современной национальной идеи для обретения перспективы национального возрождения. Разумеется, если по недоразумению не считать таковым химеру современной государственности под брендом «Российская Федерация».
Все вышесказанное важно уже потому, что понимание истории и государства на Руси традиционно было религиозным, что сейчас упорно игнорируется политологической мыслью ангажированных искателей новой идеологии, способных только заретушировать современную очевидную стагнацию государственной машины.
Верное суждение о государстве у русского народа всегда происходило из верного понимания источника всякой власти на земле. Но, кроме этого, русский народный гений четко понимал, почему на Руси есть Государство и что такое истинная государственная власть. Истинное и единственно верное определение Государства было у наших предков в определенном смысле догматом, одинаково доступным к пониманию как верхами, так и низами социума. Но оно позорно утеряно потомками, кичащимися своей образованностью, которая не способна дать им в руки научный инструмент, чтобы понять, что есть государство как таковое в своей метафизической сущности. Только вернувшись к традиционному пониманию государства и власти, мы сможем дать на современном политическом языке такое определение этого института, которое в действительности будет описывать реальность, а не абстракции. Реальность, имевшую место в Русской истории, действительность, которая и сейчас должна являться для нас маяком далекой и родной пристани, от которой мы отплыли, но к которой должны прийти.
И только тогда наше употребление слова «государство» будет действительно соотноситься с некой реальностью, правильно описывать ее и позволит нам составить верное суждение о болезненном состоянии современной политической действительности в России, которое прямо противоречит истинному смыслу государства.
«Государство — это я!» — отчеканил формулу государственности король Франции Людовик XIV. Сколько нелестных отзывов получил этот монарх от своих потомков, дегенерировавших в процессе смены одной кровавой республики на другую. Досталось ему и от русских, и не только от либералов. Нет, даже наши монархисты-народники усматривали в этой формуле квинтэссенцию никуда не годного абсолютизма. А ведь король был абсолютно прав, и это ясно для любого здравомыслящего европейца — католика, протестанта и тем более православного, если этот европеец не утратил те последние тонкие нити, что могут связывать его с подлинно традиционной точкой зрения на институт власти как таковой! Нет государя — нет и государства. Каролинг, объезжающий своих сеньоров, Рюрикович, идущий со своей дружиной в полюдье, Византийский император, стоящий лагерем вдали от блистательной столицы, — это и есть полноценное государство независимо от количества людей, сопровождающего своего монарха. Государство — это не территория, а личные отношения между Государем, его дружиной и подданными, отношения, которые прежде всего индивидуализированы и только потом — обобществлены. В силу этого даже стольные грады средневековых европейских государств часто менялись. Столицей автоматически становился тот город, в котором определенное время пребывал государь и двор.
Возьмем пример из русской истории. Гостомысл призывает на новгородский стол своего внука Рюрика, призывает из своего стольного града Новгорода, тогда еще Словенска. Гостомысл умирает, и Рюрик садится в Ладоге, укрепляя ее и борясь с новгородским боярством. Ладога становится столицей юной Русской государственности. Далее Рюрик селится в Новгороде, который заново отстраивает или расширяет, за что древний Словенск и получает во всех отношениях новое имя — Новгород. Его наследник и родич Олег объявляет уже Киев матерью городов русских, т. е. метрополией. Князья Мономахова дома переносят столицу во Владимир, хотя власть духовная в лице митрополита продолжает иметь свой стол в Киеве. Далее наступает черед Москвы, где власть светская и духовная вновь соединяются перед началом небывалого государственного подъема. Именно и только государь определяет место, где находится столица, а значит — и сосредоточение государственной власти!
