Сами же Н. Шмелев и В. Попов пишут, что объем промышленной продукции СССР составлял 80% от американского, а продукция сельского хозяйства — 85%. Металлический фонд в СССР был намного меньше, чем в США. Каким же образом «на ту же» единицу национального дохода у нас могло уходить в 2,4 раза больше металла? Металлоемкость продукции в СССР была заведомо ниже, чем в США — намного меньше у нас было сооружений и машин, а это главный фактор металлоемкости производства.
Проще сравнить металлоемкость единицы национального дохода в тех отраслях хозяйства, где имеется однозначно понимаемая абсолютная единица измерения продукта. Например, при сравнении единицы услуг, произведенных на транспорте, есть единица измерения — тонно-километр перевозок; она одинакова и в США, и в СССР, и в Африке. В книге Л.Л. Зусмана читаем: «Использование 1/5 металлического фонда США, содержащейся в железнодорожном транспорте, в 3 раза менее интенсивное, чем в СССР, вызывается в большой мере особенностями капиталистической экономики и приводит к избытку массы металлического фонда железнодорожного транспорта США примерно на 120-150 млн т».
Здесь все ясно: известна масса металла, заключенная в рельсах и мостах, в подвижном составе, известен объем перевозок и т. д. Металлоемкость одного тонно-километра перевозок на железнодорожном транспорте в СССР в три раза меньше, чем в США. Известны и причины этой разницы, которые здесь нет места обсуждать. Если уж называть цифру для всего хозяйства, то требовалось представить подобный расчет металлоемкости по отраслям.
Развернутая во время перестройки кампания по дискредитации советской черной металлургии важна для изучения как представительный пример деградации всей когнитивной структуры рассуждений в обществоведении. Положенный в основание доктрины реформы миф привел к фундаментальным ошибкам. Этот миф не преодолен до сих пор и является важным фактором в развитии кризиса современной России.
Миф об ирригации и мелиорации
В 2010 году лето принесло нам природное бедствие — жару и засуху. Это — тяжелое испытание, оно регулярно (примерно каждые 25 лет) посещает Россию. И экзамену подвергается прежде всего общество: как оно готовится к этому бедствию и как на него отвечает.
Жара и засуха — неотъемлемая часть той природной среды, в которой судьба определила нам жить. Мы обязаны к этой беде быть готовы и переживать ее сообща. Для этого мы имеем разум, опыт, науку и народное хозяйство. Уже 25 лет во всех этих защитных средствах происходят изменения. Вот и посмотрим, каков их результат и какие выводы можно сделать.
Первый несомненный факт таков: примерно пять поколений нашего народа, жившие в советское время, выстроили для России национальную систему защиты от засухи. Это строительство было большим делом, ради которого те поколения отказывались от большой доли личного потребления. Они создали большую техническую и социальную систему, соответствующую природным и ресурсным условиям России, и эта система была эффективной.
Второй, столь же несомненный факт: в последние четверть века эту систему осмеяли, оклеветали — и разрушили. Это прошло почти незаметно, потому что было поистине общим делом: кто-то уничтожал, кто-то этому аплодировал, остальные наблюдали с апатией. И вот, когда это дело практически завершено, в Россию приходят жара и засуха. И оказывается, что систему защиты, которую наши нынешние поколения получили в наследство и уничтожили, ничем не заменили. Ничего лучшего или примерно такого же не построили!
Такие вещи даром не проходят. Надо обсудить корни наших ошибочных установок — и начать восстановление или новое строительство. Другого разумного способа не видно.
Упорядочим картину. Разум, опыт и наука уже в XIX веке определили, что жару и засуху как фактор нашего климата можно смягчить лишь изменяя «микроклимат» в зонах, где дуют суховеи и случаются засушливые годы. Это достигается созданием локальных экосистем из пашни, луга, леса и воды. Для этого надо принимать лесо- и водоохранные меры: лес порождает родники и ручьи и защищает поля от суховеев, а местные источники воды позволяют поля орошать. Более крупные, региональные программы заключаются в строительстве каналов, водохранилищ и оросительных систем, в мелиорации земель.
В деревнях и поместьях издавна устраивали пруды, сажали лес — в размерах, которые позволяла самоорганизация. Все более важным становилось и организующее слово государства. После засухи и голода 1921 года вышло постановление за подписью Ленина «О борьбе с засухой» — об особом статусе лесов, имеющих водоохранное и защитное значение, об укреплении оврагов, снегозадержании и пр. Говорилось о развитии мелиорации и орошения. Сил и средств тогда было очень мало, но этим постановлением задавался вектор, и он в советской системе значил много — под него готовились кадры и строилась социальная организация (от деревенских коллективов до Госплана). Силы, средства и опыт организации добавились уже после войны.
Крупномасштабная программа была принята Постановлением Совмина СССР и ЦК ВКП(б) от 20 октября 1948 года «О плане полезащитных лесонасаждений, внедрения травопольных севооборотов, строительства прудов и водоемов для обеспечения высоких устойчивых урожаев в степных и лесостепных районах Европейской части СССР». Это называлось «Сталинский план преобразования природы», он вытекал из трудов почвоведов и аграриев — В.В. Докучаева, П. А. Костычева и других.
Созданный для разработки программы институт («Агролеспроект») проектировал систему лесополос. Первая из них (более тысячи километров) пролегла от Урала до Каспийского моря. Общая протяженность крупных государственных полезащитных полос превышала 5 300 км. В этих полосах было посажено 2,3 млн га леса.
Позже началась более масштабная программа лесопосадок. В РСФСР только за 15 лет (1965-1980) было посажено 12,4 млн га леса (рис. 22). Вглядитесь в этот рисунок: что произошло с началом реформы в 1989 году? Лесовосстановительные работы стали сворачивать! За 10 лет посадка и посевы лесов сократились в три раза. Это — не результат стихийного бедствия, это следствие политического решения, как и продолжение сокращения лесовосстановительных работ после 2000 года, когда на Россию пролился дождь нефтедолларов.
Рис. 22. Посадка и посев леса в России, тыс. га
Пока что просвета не видно — гибель лесонасаждений в России стала намного превышать объем посадок. В 2000 году погибло в три раза больше насаждений, чем было посажено в этот год, в 2005 году — в пять раз больше.
Посадка леса на месте его промышленных вырубок, пусть в небольших масштабах, но все же продолжается. А поддержание полезащитных лесных полос в России почти прекратилось. В 1980-е годы в лесополосах еще проводилась посадка леса в размере 30 тыс. га в год, после 1995 года она колебалась на уровне около 2 тыс. га, а в 2007 году составила 0,3 тыс. га. Лесополосы зарастают кустарником и теряют свои защитные свойства. А главное, они стали бесхозными и вырубаются. Генеральный директор института «Росгипролес» М.Б. Войцеховский пишет о судьбе лесополос: «До 2006 года они входили в структуру Минсельхоза, а затем были статусно ликвидированы. Оказавшись ничьими, лесополосы стали интенсивно вырубаться под коттеджную застройку или с целью получения древесины».
Вернемся к началу послевоенной программы. Одновременно с устройством системы полезащитных лесонасаждений была начата большая программа по созданию оросительных систем. В СССР было создано около 4 тыс. водохранилищ, вмещающих 1200 куб. км воды. Они позволили улучшить окружающую среду, создать большую систему водных путей, урегулировать сток множества рек, получать большое количество дешевой электроэнергии, использовать накопленную воду для орошения полей и садов. В 1960 году площадь орошаемых земель составляла в РСФСР 1,3 млн га, в 1970 году — 2 млн га, а к 1980 году выросла до 5 млн га. В 1990 году был достигнут максимум — 6,2 млн га орошаемых земель. При этом степень использования оборудованных для орошения земель в 1980-е годы составляла 95% (рис. 23).
Рис. 23. Площадь орошаемых земель в РСФСР и РФ, млн га
Как эта программа оценивалась той общественной группой, которая стала доминировать в годы перестройки? Эта программа и «демократическим», и «патриотическим» крылом элиты была представлена как коллективный враг народа. Началась идеологическая подготовка к ликвидации ирригационной системы России. Многие академики и профессора утверждали, что строительство в СССР водохранилищ и стоящих на них ГЭС было следствием абсурдности плановой экономики и нанесло огромный ущерб России. Само слово «мелиорация» было превращено в 1980-е годы в пугало.
