Эта кампания шла под экологическими лозунгами. По проблемам экологии активисты этой кампании высказывались совершенно категорически, и никакой увязки их тезисов с реальностью и здравым смыслом не требовалось. Поражение сознания обнаруживается в том, что объектом издевательств была избрана разумная фраза Мичурина: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача». В этой фразе не к чему придраться. Попробуйте переделать издевательство над нею в положительные утверждения. Таковых можно сделать только два, и оба они нелепы:
1) мы можем ждать милостей от природы, брать у нее ничего не надо, она сама даст;
2) нам не нужны никакие блага от природы, мы и без них проживем.
Экологическая риторика доходила до отрицания любого акта труда.
Ибо труд и есть деятельность по «взятию милостей у природы» — целенаправленная деятельность по преобразованию природы в целях удовлетворения потребностей человека.
По словам социолога О.Н. Яницкого, «экологический протест 1987-1989 гг. стал в СССР первой легальной формой общедемократического протеста и общегражданской солидарности… Экологические конфликты в республиках Прибалтики послужили стимулом к созданию Народных фронтов в защиту перестройки и моральной легитимации их борьбы за экономическую независимость, а затем и выход из СССР… В феврале 1989 г. состоялась первая в СССР массовая (более 300 тыс. участников в 100 городах страны) антиправительственная акция протеста против строительства канала Волга-Чограй».
Замечательно, что после ликвидации СССР экологическое движение было сразу свернуто (как и капиталовложения в природоохранные мероприятия). Начальство нажало на кнопку — и все «экологи» исчезли.
Летом 2010 года в засушливых областях России стали служить молебны. 7 июля «Известия» сообщали: «В Нижегородской области, где установилась аномальная жара, в храмах прихожане и священнослужители молятся о ниспослании дождя. В пресс-службе Нижегородской православной епархии сегодня сообщили, что молебны о дожде проходят ежедневно во всех приходах области».
Власти, видимо, довольны — конфликт исчерпан, люди не думают о восстановлении ирригационных систем, о производстве и поставках дождевальных машин и доступности электрической энергии. Они молятся о ниспослании дождя. Если все же начнут роптать, им объяснят, что засуха — стихийное явление. Как-то все само собой получилось: леса поредели и начали гореть, дождевальные машины поломались, насосы перестали качать воду, а задвижки на гидроузлах заржавели. Ничего с этим не поделаешь…
Самое тяжелое в истории этого мифотворчества то, что подобные мифы, противоречащие и знанию, и здравому смыслу, и очевидной реальности, никакому критическому анализу и пересмотру не подвергаются. Они так и остаются как бастион против рациональности.
Стоит вспомнить крупную мистификацию конца 1980-х годов — сероводородный психоз. Как известно, особенность Черного моря — наличие «сероводородного слоя». Его обнаружил в конце XIX века русский боцман, понюхав опущенный на глубину канат, от которого слегка пахло тухлыми яйцами. Уровень «сероводородного слоя» колеблется, иногда его граница поднимается до глубины всего в 50 м.
Вдруг газеты пустили слух: по какой-то причине сероводород собирается вырваться из вод Черного моря в атмосферу. «Рабочая трибуна» писала: «Достаточно небольшого землетрясения, чтобы сероводород вышел на поверхность Черного моря и загорелся — и его побережье превратится в пустыню».
Газета «Совершенно секретно» предсказывала страшную катастрофу: «Достаточно совпадения во времени и пространстве… резкого понижения атмосферного давления и вертикального течения. Вскипев, вода насытит воздух ядовитыми парами горючего газа. Куда будет дрейфовать смертоносное облако — одному Богу ведомо. Оно может вызвать жертвы на побережье, может за считанные секунды превратить пассажирский лайнер в «летучий голландец».
Эта же газета пугала мировое сообщество страшной картиной: по Черному морю дрейфует ракетный крейсер «Слава» с мертвой, отравленной сероводородом командой и стоящими на боевом дежурстве ракетами с ядерными боеголовками.
Наконец, сам М.С. Горбачев предупредил мир о грядущем из СССР апокалипсисе. Он заявил с трибуны международного Глобального форума по защите окружающей среды и развитию в целях выживания (каково название форума!): «Верхняя граница сероводородного слоя в Черном море за последние десятилетия поднялась с глубины 200 м до 75 м от поверхности. Еще немного, и через порог Босфора он пойдет в Мраморное, Эгейское и Средиземное море». Это заявление было опубликовано в «Правде».
Ученые — и океанологи, и химики — пытались объяснить политикам, что все это невежественный бред. Были опубликованы в научных журналах хорошо известные данные. Сероводородная аномалия Черного моря изучается сто лет множеством ученых всего мира. Ряд авторитетных ученых, включая академиков (!) обратились в газеты — ни одна из них не взялась опубликовать успокаивающую информацию.
Прозорливо завершает группа океанологов (Т.А. Айзатулин, Д. Я. Фащук и А.В. Леонов) одну из последних посвященных этой проблеме статей в «Журнале Всесоюзного химического общества» (№ 4, 1990):
«Работая во взаимодействии с выдающимися зарубежными исследователями, восемь поколений отечественных ученых накопили огромные знания о сероводородной зоне Черного моря. И все эти знания, накопленные за столетие, оказались невостребованными, ненужными. В самое ответственное время они были подменены мифотворчеством.
Эта подмена — не просто очередное свидетельство кризиса в социальной сфере, к которой принадлежит наука. В силу ряда особенностей это, по нашему мнению, является ярким индикатором социальной катастрофы. Особенности заключаются в том, что на всех уровнях надежное количественное знание об очень конкретном, однозначно измеренном объекте, относительно которого в мировом научном сообществе нет разногласия по существу, подменено опасным по своим последствиям мифом. Это знание легко контролируется с помощью таких общедоступных измерительных средств, как канат и боцманский нос. Информацию о нем легко получить в течение десятка минут — часа обычными информационными каналами или телефонным звонком в любой институт океанологического профиля АН СССР, Гидрометеослужбы или Министерства рыбного хозяйства. И если в отношении такого, вполне определенного знания оказалась возможной подмена мифами, то мы должны ожидать ее обязательно в таких областях противоречивого и неоднозначного знания, как экономика и политика.
Множество кризисов, в которые погружается наше общество, представляет собой болото искусственного происхождения. Утонуть в нем можно только лежа. Дать топографию болота кризиса на нашем участке, показать наличие горизонта, подняв человека с брюха на ноги, — цель настоящего обзора».32
Как известно, поднять советского человека «с брюха на ноги» в созданном искусственно болоте не удалось.
Лекция 14 Россия как цивилизация. Часть первая
Мы говорим об обществоведении для России как целого. Будем рассматривать разные «срезы» (ипостаси) этого целого — страну, народ, государство…
Самой крупной целостностью будем считать Россию как цивилизацию. В большинстве случаев ее размеры будут совпадать у нас с размерами страны, но в ряде важных смыслов пространство цивилизации выходит за географические границы Российской Федерации. Пример — такая важнейшая система цивилизации как русская культура. Есть и понятие русский мир — «русские в рассеянии», все те, кто разбросан по свету, но считают себя во многих смыслах русскими.
Как и большинство понятий официального обществоведения, понятие цивилизации взято из словаря западной общественной мысли. В Новое время, по мере того, как складывались современная западная цивилизация и колониальные империи, в западной общественной мысли возникло различение двух образов жизни человека — цивилизованного и дикого. В XVIII веке и вошло в обиход (во французском языке) слово «цивилизация». Цивилизацией называли общество, основанное на разуме и справедливости.
С самого возникновения этого понятия еще в античности оно означало оппозицию «цивилизация — природа» и «цивилизация — дикость» (иногда выражаются мягче — варварство). В Новое время считалось, что в пределах западной культуры человек живет в цивильном (гражданском) обществе, а вне этих пределов — в состоянии «природы». Представление о гражданском (цивильном) обществе возникло в так называемой натуралистической школе политической мысли, которая противопоставляла «естественное» общество (societas naturalis) «цивилизованному» или гражданскому (societas civilis).
