Т.е. отношение к Польше у Франции в начале 1939 года было как к предательнице. Своим дальнейшим поведением на протяжении 1939 года Польша не предоставит Франции дополнительных аргументов, чтобы сломя голову бросаться в бой за этого «союзника». Что, полагаю, во многом объясняет и ту «странную войну», которую вели французы осенью того же года на фоне погрома, который учинит Гитлер «гиене», своей бывшей подручной.
На Польшу в тот момент смотрели как на инструмент против Гитлера и хотели воспользоваться возникшими германо-польскими трениями. Показательна здесь мысль, высказанная французским послом в Берлине Кулондром в письме на имя Бонне от 19 марта 1939-го: «Следовало бы поставить перед собой вопрос: не поздно ли еще создать на востоке барьер, способный в какой-то мере сдержать немецкое продвижение, и не должны ли мы в этих целях воспользоваться благоприятной возможностью, созданной волнениями и беспокойством, царящими в столицах Центральной Европы, и в частности в Варшаве?»[612].
У Англии отношение к Польше было ненамного лучше. Только одни могли выражать мысли вслух (как пребывавший тогда в оппозиции Черчилль), а другие (занимавшие официальные посты) вынуждены были помалкивать.
17 марта 1939-го главный дипломатический советник при министре иностранных дел Великобритании Ванситтарт пригласил к себе советского полпреда в Лондоне Майского — поговорить «о центральноевропейских событиях». Предупредив, что говорит с ним как частное лицо и только по собственной инициативе, Ванситтарт начал с того, что аннексия Чехословакии «нанесла окончательный удар политике Чемберлена». Грядет, как он выразился, наступление новой эры, которая означает, что восторжествует принципиально иная линия — «на создание могущественного антигерманского блока».
Вот в этой связи Ванситтарт и зондировал настроения советского руководства, расспрашивал об отношениях Москвы с Варшавой и Бухарестом (имея, очевидно, в виду эти страны как потенциальные объекты ближайшей германской экспансии), рассуждал о необходимости организации антигитлеровского блока с участием Англии, Франции и СССР.
«Беда 1938 года состояла в том, что Гитлер сыпал удары на Европу разрозненную, неподготовленную; если в 1939 году мы хотим противостоять германской агрессии, Европа должна быть объединенной и подготовленной. Первым шагом для этого должно быть сближение между Лондоном, Парижем и Москвой, выработка общих планов действий заранее, а не в момент кризиса», — заявил Ванситтарт[613]. Т. е. фактически озвучил ту позицию, к которой давно и безуспешно пыталась подтолкнуть Европу Москва.
Отметим также, учитывая официальный статус Ванситтарта, что и в кабинете Чемберлена (при всех антикоммунистических фобиях последнего) прекрасно понимали необходимость участия СССР в общеевропейской системе коллективной безопасности.
Майский срочной телеграммой передал содержание своей беседы с Ванситтартом в Москву. Само собой, главный дипломатический советник при руководителе МИД Великобритании говорил с советским полпредом не от себя и не в частном порядке (это была стандартная дипломатическая уловка при зондажах), а по поручению своего руководства. Это стало понятно, когда на следующий день, 18 марта 1939-го, английский посол в Москве Сидс с раннего утра начал добиваться срочной встречи с Литвиновым и сообщил тому те же тезисы, что и Ванситтарт Майскому[614]. Кроме того, выполняя поручение главы британского МИД Галифакса, Сидс запросил СССР о его готовности оказать помощь Румынии (в тот момент Германия ультимативно потребовала от Румынии монополии на весь ее экспорт, прежде всего нефтяной).
Литвинов выразил удивление, почему советской помощью интересуется Англия, а не Румыния, кроме того, заявил, что СССР, прежде чем ответить, хотел бы знать позицию других государств, в частности самой Англии. Тем не менее поздно вечером того же дня (надо полагать, после консультаций в Кремле) он вызвал Сидса и предложил немедленно созвать совещание из представителей СССР, Англии, Франции, Польши и Румынии. На следующий день советскому полпреду в Лондоне дали отрицательный ответ на предложение Литвинова[615].
Вместо конференции, в которой приняли бы участие все заинтересованные в недопущении германской агрессии стороны (включая потенциальных жертв Гитлера), как предлагал СССР, 21 марта г-н Сидс вручает Литвинову проект декларации Англии, Франции, СССР и Польши.
В документе предлагалась следующая формулировка: «Мы, нижеподписавшиеся, надлежащим образом на то уполномоченные, настоящим заявляем, что, поскольку мир и безопасность в Европе являются делом общих интересов и забот и поскольку европейский мир и безопасность могут быть задеты любыми действиями, составляющими угрозу политической независимости любого европейского государства, наши соответственные правительства настоящим обязуются немедленно совещаться о тех шагах, которые должны быть предприняты для общего сопротивления таким действиям»[616].
Хотя представленный англичанами проект декларации не содержал никакой конкретики, СССР тем не менее согласился ее подписать. Но с непременным условием — чтобы под документом стояла подпись Польши.
Вечером 22 марта Литвинов будет телеграфировать советским полпредам в Лондоне и Париже: «Солидаризируемся с позицией британского правительства и принимаем формулировку его проекта декларации. Представители Советского правительства незамедлительно подпишут декларацию, как только и Франция и Польша примут британское предложение и пообещают свои подписи».
Кроме того, советская сторона выступила с предложением подписать ее не второстепенным лицам, а премьер-министрам и министрам иностранных дел четырех государств — «для придания акту особой торжественности и обязательности».
«Для Вашего сведения, — писал Майскому и Сурицу Литвинов, — сообщаю, что без Польши и мы не подпишем» (выделено мной. — С. Л.)[617]. Эта существенная оговорка в свете того, что ранее Польша неоднократно демонстрировала непостоянство и двуличие своей политики, была, конечно же, уместна. СССР хотел твердых гарантий и для себя, и для своей безопасности, не желая таскать каштаны из огня для кого бы то ни было — а тем паче для Польши, которая полугодом ранее была готова воевать с СССР плечом к плечу с Гитлером.
Тем более что и в тот момент имели место попытки вести нечистоплотные игры за спиной Москвы. Так, в европейской прессе распространилась информация со ссылкой на анонимные дипломатические источники, что СССР-де предложил Польше и Румынии помощь в случае если они станут жертвами агрессии. 21 марта последовало опровержение ТАСС[618]. СССР, конечно, готов был оказать помощь — но строго на взаимной основе! Помогать бывшим союзникам Гитлера в Москве желающих не было.
К концу марта Лондон откажется от подписания совместной декларации. А все потому, что поляки с СССР ничего общего иметь не хотели!
Вечером 22 марта советский полпред во Франции Суриц будет докладывать в НКИД о беседе с французским премьером Даладье, в которой последний сообщал, что французы дали согласие подписать декларацию. В тоже время Даладье отметил, что «обеспокоен, не сорвет ли все это дело Польша». Кроме прочего, Даладье высказал опасение, что Варшава вообще может разрушить антигитлеровский фронт в самом зародыше: «Он боится, что в случае вероятного отказа или уклончивого ответа Польши и англичане заколеблются и возьмут обратно свое предложение», — пересказывал его слова в телеграмме Суриц[619].
До конца марта англичане пытались убедить поляков в необходимости подключения СССР к созданию единого фронта против гитлеровской агрессии, но те стояли на своем. Польша в категоричной форме заявила, что не примкнет «ни к какой комбинации (в форме ли декларации или какой-либо иной), если участником ее будет также СССР», — так изложил польскую позицию 29 марта постоянный заместитель министра иностранных дел Великобритании Кадоган Майскому[620].
Свою антисоветскую позицию поляки прикрывали демагогией о том, что они пытаются «поддерживать известное политическое равновесие» между Германией и СССР — как пояснил польский посол в Москве Гжибовский замнаркому индел Потемкину[621]. И это в тот момент, когда над Польшей нависла угроза германской агрессии!
Поляки словоблудили насчет своего якобы нежелания участвовать в каких бы то ни было комбинациях враждебных как Германии, так и СССР. И это на фоне того, когда Польша договаривалась с Англией и Францией о военных гарантиях на случай нападения Германии — т. е. как раз участвовала в антигерманской комбинации. Спустя два дня после того как Чемберлен объявит о гарантиях Польше, 2 апреля Литвинов обратит внимание Гжибовского на этот странный, но весьма показательный момент.
