в ответ на отклик, полученный от аналитика), либо (4) многозначительного комментария, которым пациент попытается завладеть посредством бессвязных ассоциаций. (Пациент всякий раз молчит и не отвечает, но затем высказывает мысль аналитика как свою собственную.)
Подытоживая, можно сказать, что каждый из этих двух механизмов может действовать в свойственной именно ему манере или напоминать способ действия другого механизма. Мое описание работы PS в качестве 9 можно считать описанием ситуации, когда механизм Ps↔D задерживается на PS, но (чтобы сохранить свою жизненную функцию) выражается в механическом характере действия ♀♂ и таким образом сохраняет свое динамическое качество. Аналогично, ♀♂ может подразумевать качественные свойства действия Ps↔D [53].
В последней части седьмой главы и далее я разбирал механику работы мышления. Я предположил, что мысли необходимо считать существовавшими до возникновения аппарата, использующего их. В ходе обсуждения я изменил эту точку зрения, предположив, что термин «мышление» должен использоваться для описания процессов, благодаря которым возникают мысли, и процессов, посредством которых происходит дальнейшая переработка этих мыслей. Если термин «мышление» охватывает одновременно и продуцирование, и использование мыслей, то его необходимо дифференцировать таким образом, чтобы деятельность по созданию можно было рассматривать отдельно от деятельности по использованию. Затем я отдельно рассмотрел Ps↔D и ♀♂ как механизмы, связанные с продуцированием и использованием мыслей. В конце я попытался показать, что Ps↔D и ♀♂ должны пониматься не как обозначения реализаций двух отдельных видов деятельности, а как механизмы, каждый из которых при необходимости может проявлять свойства другого. Содержательная сторона всего этого интересовала меня лишь в той мере, в какой помогала иллюстрировать рассматривавшиеся механизмы. Прежде чем обратиться к «содержанию», я должен указать на трудности в использовании этого понятия. Оно явно относится к тому типу гипотез, которые я обозначил символом ♀♂. Мы уже сталкивались с трудностями, сопряженными с использованием таких понятий, как «механизм», в рамках рассматриваемой модели и с тем, что она не годится для передачи смысла, когда существенным его аспектом является его принадлежность живому. Использование понятия «содержание» связано с трудностями того же рода. Хотя об эдиповой ситуации я буду говорить так, словно она является содержанием мыслей, тем не менее, будет видно, что сами мысли и мышление можно рассматривать как части содержания эдиповой ситуации. Термин «эдипова ситуация» можно применять (1) к реализации отношений между Отцом, Матерью и ребенком, (2) к эмоциональной преконцепции, подразумевая, что «преконцепция» связывается с осознанием реализации и приводит к появлению концепции, (3) к психологической реакции, возникающей у индивидуума в ответ на (1). Я надеюсь, что из контекста будет ясно, в каком из этих значений я использую данное понятие.
Фрейд, используя миф об Эдипе, пролил свет не только на природу сексуальных сторон личности человека. Благодаря его открытиям стало возможно пересмотреть миф и увидеть, что в нем содержатся элементы, которые не выделялись в более ранних исследованиях, потому что затенялись сексуальной составляющей драмы. Развитие психоанализа сделало возможным придание большего веса другим его особенностям. Во-первых, миф, благодаря своей повествовательной форме, связывает различные компоненты истории аналогично тому, как фиксирует элементы научная дедуктивная система путем их включения в систему: это похоже на фиксирование элементов, происходящее при последовательных алгебраических вычислениях. Ни один элемент (в том числе сексуального характера) невозможно понять вне его связи с другими элементами; например, с той неизбежностью, с какой Эдип в поисках ответа идет на преступление, несмотря на предупреждение Тиресия. В результате невозможно изолировать сексуальный или любой другой компонент, не исказив его. Сексуальность в эдиповой ситуации обладает качеством [54], которое может быть описано лишь в рамках тех смыслов, которые приобретаются ею при включении в историю. Если этот компонент удалить из истории, то он утратит это свое качество, пока смысл не будет зафиксирован оговоркой о том, что «сексуальность» является термином, используемым для обозначения сексуальности в том ее виде, в каком она проявляет себя в контексте мифа. То же верно и для других элементов, к которым применима абстракция из мифа [55]. Поскольку я стремлюсь прояснить элементы психоанализа, я должен рассматривать всю цепь причинности (в том виде, в каком она предстает в мифе) в качестве элемента, который мы можем считать требующим абстрагирования; во всем же остальном он должен подчиняться функции, связывающей все элементы и наделяющей их определенным психическим качеством. В связи с этим элементы претерпевают изменения, аналогичные изменениям, происходящим с буквами алфавита, когда они объединяются вместе и образуют некоторое слово. Объединение элементов в истории аналогично объединению гипотез в научной дедуктивной системе.
Цепь причин необходима, чтобы описать систему морали, интегральной частью которой она является. Загадка, традиционно приписываемая Сфинксу, является выражением интереса человека к самому себе. Самопознание или присущий личности интерес к личности является неотъемлемой чертой повествования: психоаналитическое исследование уходит таким образом корнями в почтенную старину. Любопытство имеет одинаковый статус и в мифе о Райском саде, и в мифе о Вавилонской башне, а именно статус греха. В тексте истории я выделяю только элементы, вносящие вклад в связывание ее компонент друг с другом:
1 Предсказание Дельфийского Оракула.
2 Предупреждение Тиресия, ослепленного за то, что напал на увиденных им совокупляющихся змей.
3 Загадка Сфинкса.
4 Проступок Эдипа, высокомерно упорствовавшего в поиске ответа и ставшего виновным в кровосмешении (hybris).
К этому добавляется серия несчастий:
5 Чума, поразившая народ Фив.
6 Самоубийство Сфинкса и Иокасты.
7 Ослепление и изгнание Эдипа.
8 Смерть Царя.
Заслуживает внимания следующее:
9 Изначальный вопрос ставится монстром, то есть объектом, воплощающим в себе несколько несоответствующих друг другу черт.
Этим я завершаю свой краткий обзор мифа об Эдипе в свете психоаналитической теории. Далее я перейду к вопросу о том, в какой мере имеет смысл рассматривать миф об Эдипе как важный компонент содержания человеческой психики.
Рассматривая миф об Эдипе как часть содержания психики, наталкиваешься на обычные для начального этапа трудности. Типичным примером первой трудности является использование в данном контексте оборота речи, подразумевающего модель контейнера. Вторая проблема, характерная для мифа, состоит в том, что описываемые ниже элементы могут быть отнесены к нескольким осям таблицы.
1 Предсказание оракула задает тему повествования и может рассматриваться как определение или определяющая гипотеза. Оно похоже на преконцепцию или алгебраическое выражение тем, что, подобно «ненасыщенному элементу», по ходу повествования «насыщается», или выступает как «неизвестная» в математическом смысле, которой «удовлетворяет» рассказ. В повествовании раскрывается тема преступника, находящегося в розыске.
2 История о Тиресии может рассматриваться как обозначение заведомо ложной гипотезы, защищающей от тревоги, которую
