Любовь не является результатом адекватного сексуального удовлетворения, сексуальное счастье — даже знание так называемой сексуальной техники — это результат любви. Если бы этот тезис нуждался в ином, помимо повседневного наблюдения, доказательстве, то такое доказательство можно найти в обширном материале психоаналитических данных. Изучение наиболее часто встречающихся сексуальных проблем — фригидности у женщин и более или менее острых форм психической импотенции у мужчин — показывает, что причина здесь не в отсутствии знания правильной техники, а в торможениях, производящих эту неспособность любить. Страх или ненависть по отношению к противоположному полу служат причиной тех трудностей, которые мешают человеку отдаваться полностью, действовать спонтанно и просто довериться сексуальному партнеру в полной физической близости. Если человек, подверженный сексуальным торможениям, сможет избавиться от страха или ненависти и обретет способность любить, исчезнут и ее или его сексуальные проблемы. Если нет, то не поможет и знание сексуальной техники.
Но хотя данные психоаналитической терапии указывают на ошибочность идеи, что знание правильной сексуальной техники ведет к сексуальному счастью и любви, теории Фрейда оказали большое влияние на представление, что любовь сопутствует обоюдному сексуальному удовлетворению. Для Фрейда любовь была, в основе своей, сексуальным феноменом. «Человек, на опыте убедившись, что половая (генитальная) любовь дает ему самое большое удовлетворение, так что она, фактически, становится для него прообразом всякого счастья, вынужден вследствие этого искать свое счастье на пути сексуальных отношений, ставить генитальную эротику в центр своей жизни» [47]. Переживание братской любви, по Фрейду, это результат сексуального желания, но сексуальный инстинкт оказался при этом преобразован в импульс, направленный на «запретную цель». «Любовь, направленная на нечто запретное, была первоначально чувственной любовью, и в бессознательном человека она все еще остается таковой» [48]. Что касается чувства слиянности, единства («океанического чувства»), являющегося сущностью мистического переживания и источником самого сильного чувства единства с другим человеком или с ближними, то оно было интерпретировано Фрейдом как патологический феномен, как возврат к состоянию раннего, «безграничного нарциссизма» [49].
Сделав еще только один шаг, Фрейд счел любовь, в сущности, иррациональным феноменом. Различия между иррациональной любовью и любовью как проявлением зрелой личности для него не существует. Он подчеркивал в своей работе о переносе любви [50], что любовь, перенесенная на другой объект, в сущности своей не отличается от «нормального» феномена любви. Влюбленность всегда граничит с ненормальностью, всегда сопровождается слепотой в отношении действительности, подчиненностью слепой силе и является перенесением с объектов детской любви. Любовь как разумный феномен, как вершина достигнутой зрелости, не составляла для Фрейда предмета исследования, поскольку она для него вообще реально не существовала.
Однако будет ошибкой переоценивать влияние идей Фрейда на концепцию любви как результата полового влечения, или вернее, любви как тождества полового удовлетворения, отраженного в осознанном чувстве. На самом деле причинная зависимость здесь обратная. Идеи Фрейда были отчасти внушены духом XIX века, отчасти стали популярны благодаря настроениям, преобладающим в годы после первой мировой войны. Первым из факторов, оказавших влияние как на общепринятое понимание, так и на фрейдовские концепции, была реакция на строгие нравы викторианской эпохи. Другой фактор, определивший фрейдовские теории, состоит в преобладании тогда такого понимания человека, которое основано на структуре капитализма. Чтобы доказать, что капитализм соответствует естественным потребностям человека, нужно было показать, что человек по природе своей склонен к соперничеству и полон враждебности к другим людям. В то время как экономисты «доказывали» это, говоря о ненасытной жажде экономической наживы, а дарвинисты — говоря о биологическом законе выживания наиболее приспособленных, Фрейд пришел к тому же результату, предположив, что мужчиной движет безграничное желание сексуально покорить всех женщин, и только давление общества препятствует ему в осуществлении этого желания. И вот мужчины обязательно завидуют друг другу, и эта взаимная зависть и соперничество будут продолжаться, даже если для них исчезнут все социальные и экономические причины [51].
Наконец, на мышление Фрейда оказал значительное влияние тот тип материализма, который преобладал в XIX веке. Считалось, что в основе всех духовных явлений лежат явления физиологические, а потому любовь, ненависть, честолюбие, зависть объяснялись Фрейдом как многочисленные проявления различных форм полового инстинкта. Он не замечал, что действительную основу составляет вся полнота человеческого существования; во-первых, общая всем людям человеческая ситуация, и, во-вторых, жизненная практика, обусловленная определенной структурой общества. (Решительный шаг вперед за пределы этого типа материализма был сделан Марксом в его «историческом материализме», в котором не тело и не инстинкты, вроде потребности в пище или собственности, служат ключом к пониманию человека, а весь процесс жизни человека, его «практика жизни»). Согласно Фрейду, полное и ничем не сдерживаемое удовлетворение всех инстинктивных желаний вело бы к духовному здоровью и счастью. Но очевидные клинические факты свидетельствуют, что мужчины — или женщины — посвящающие свою жизнь неограниченному сексуальному удовлетворению, не достигают счастья и очень часто страдают от острых невротических конфликтов или симптомов. Полное удовлетворение всех инстинктивных потребностей не только не является основой для счастья, но даже не гарантирует психического здоровья. Все же идея Фрейда стала столь популярной в период после первой мировой войны именно вследствие тех изменений, которые произошли в духе капитализма, когда приоритет переместился с накопления на расходование, с самоограничения как средства экономического успеха на потребление как основу все расширяющегося рынка и как главное удовольствие для одержимого тревогой, уподобившегося автомату индивида. Не откладывать удовлетворение какого бы то ни было желания стало главной тенденцией как в сфере секса, так и в сфере всякого материального потребления.
Интересно сравнить понятия Фрейда, соответствующие духу капитализма в начале нашего века, когда он еще существовал в нерушимом виде, с теоретическими понятиями одного из самых блестящих современных психоаналитиков покойного Г. С. Салливэна. В психоаналитической системе Салливэна мы находим, в отличие от фрейдовской, строгое различение между сексуальностью и любовью.
Что означает любовь и близость в концепции Салливэна? «Близость это такой тип ситуации для двух людей, которая дает достаточные возможности для утверждения всех их личных ценностей. Утверждение личных ценностей требует такого типа отношений, которые я называю сотрудничеством, а под ним разумею четко проявленную приспособленность своего поведения к выраженным потребностям другого человека ради увеличения общего для обоих, т. е. все более полного взаимного удовлетворения, а также для поддержания все возрастающей у обоих уверенности в своих действиях» [52]. Если освободить утверждение Салливэна от некоторой языковой сложности, то сущность любви предстанет как ситуация сотрудничества, в котором два человека чувствуют так: «Мы играем по правилам игры, чтобы поддержать наш престиж, чувство превосходства и достоинство» [53].
Как фрейдовская концепция любви описывает опыт самца-патриарха в условиях капитализма XIX века, так салливэнское описание передает опыт отчужденной, сформированной рынком личности XX века. Это описание «эгоизма вдвоем», эгоизма двух людей, объединившихся на почве общих интересов и вместе противостоящих враждебному и чуждому миру. Такое описание близости, в принципе, применимо к чувству любого слаженного сотрудничества, в котором каждый «приспосабливает свое поведение к выраженным потребностям другого человека ради общих целей» (показательно, что Салливэн говорит здесь о выраженных потребностях, в то время как любовь предполагает у двух людей реакцию именно на невыраженные потребности).
Любовь как взаимное сексуальное удовлетворение и любовь как «слаженная работа» и убежище от одиночества — это две «нормальные» формы разложения любви в современном западном обществе, социально моделированной патологии любви. Существует много индивидуальных форм патологии любви, приводящих к осознаваемому страданию, и их причисляют к неврозам как психиатры, так и все увеличивающееся число неспециалистов. Некоторые из наиболее часто встречающихся форм кратко описаны в следующих примерах.
