Справедливо будет сказать, что большинство людей проживают далеко не идеальное детство и юность. Таким образом, индивидуация происходит в беспокойном и одолеваемом комплексами контексте. Греческий бог Гефест представляет собой точно такой случай. И как бог он говорит об особом культурном паттерне в западном патриархальном обществе, который мне хотелось бы рассмотреть в этой главе. Его история – это сказка об индивидуации человека с физическими изъянами и психологическими травмами раннего детства. В ней много подтекста, и у нее широкая область применения.
История о раненом и несовершенном греческом боге
Гефест – хромой бог, ассоциировавшийся с представителями «ремесел»: кузнецами, металлургами, архитекторами и др. Поскольку он менее совершенен, чем другие боги, он в определенном смысле представляет собой аномалию и аутсайдера на Олимпе, хотя и признается членом патриархальной семьи, возглавляемой Зевсом и Герой. Он – раненое и маргинализированное дитя в семействе, где брутальная коллизия противоположных родительских воль является хронической и неразрешимой. Поскольку он неидеален и небезупречен, нам легче с ним идентифицироваться и видеть в его истории зеркало нашей собственной. Среди греческих богов он, возможно, наиболее человечен, по крайней мере, в этом отношении. Индивидуальность, в конечном счете, зависит от несовершенства, а не от совпадения с идеалом.
Рассказ, дошедший до нас, соединяет отрывки из разных источников: великая богиня Гера, столь несчастливая в замужестве с Зевсом, создала Гефеста партеногенетически, в пылу ожесточенного соперничества со своим мужем. Она злилась на то, что для рождения Афины он использовал свою голову как матку. Этот акт радикальной независимости разгневал ее, поскольку оспаривал материнскую роль женщин. В следующем фрагменте из гомеровского гимна «Аполлону» она дает волю своей ярости:
«Слушайте, слушайте все вы, о боги, и вы, богини,
Как опозорил меня мой супруг, облаков собиратель,
Первый, в то время как я остаюсь женой ему доброй:
Он совоокой Афиной помимо меня разрешился,
Всех остальных превзошедшей блаженных богов
олимпийских.
Мной же самою рожденный Гефест между тем оказался
На ноги хилым весьма и хромым между всеми богами…
В руки поспешно схватив, и в широкое бросила море».[121]
Сначала он унизил меня, женившись на мне, жалуется она, а потом оскорбил меня, самостоятельно родив величайшую из всех греческих богинь, Афину. Как мы видим, архетипические родители, Гера и Зевс, олицетворение мужественного и женственного в греческой культуре, зло конкурируют, а их дети становятся всего лишь пешками в их борьбе за власть.
Разумеется, Гера ревновала: у Зевса вновь интрижка. На этот раз с нимфой Метис, которую он поглотил, когда она забеременела, и все из-за зловещего предсказания о том, что ее потомок сместит его с высокого олимпийского трона. Это тревожность отцовства, глубоко запечатленная в патриархальном мифе. Фрейд уловил эту тревогу в своем описании эдипова комплекса. Она проявилась уже у дедушки Зевса, Урана, и у его отца, Кроноса. Оба были и впрямь свергнуты собственными сыновьями, которые уничтожили своих отцов не с целью отвоевать своих матерей (как сказал бы Фрейд), но просто ради выживания. Зевс, с другой стороны, умно устранил угрозу, проглотив мать Афины и дав возможность плоду созреть внутри его собственного тела. Таким образом, он привязал ее к себе, и она стала классической папиной дочкой, образом патриархальной женщины, живущей в голове. Узнав об этом, Гера разъярилась и отомстила, сама родив без помощи мужа.
Однако Гефест был рожден с изъяном. Он плох на ноги. Гера отвергает его из отвращения к его несовершенству и вышвыривает его с Олимпа. Он оказывается в море, где нимфы Фетида и Эвринома ухаживают за ним и растят его. Позже, когда Фетида приходит к Гефесту со срочной просьбой выковать непобедимый щит для ее сына Ахиллеса, бог-ремесленник клятвенно заявляет:
«Ею мне жизнь спасена, как страдал я, заброшенный с неба
Волею матери Геры: бесстыдная скрыть захотела
Сына хромого. Тогда потерпел бы я горе на сердце,
Если б Фетида меня с Эвриномой не приняли в недра,
Дщери младые катящегось вкруг Океана седого.
Там украшения разные девять годов я ковал им,
Кольца витые, застежки, уборы волос, ожерелья,
В мрачной глубокой пещере; кругом Океан предо мною
Пенный, ревущий бежал, неизмеримый; там ни единый
Житель меня олимпийский, ни муж земнородный не ведал:
Только Фетида с сестрой Эвриномою, спасшие
жизнь мне».[122]
Важно отметить, что ребенком Гефест получил материнскую доброту и заботу от этих нянь. Он подобен ребенку, нашедшему материнскую опеку вне дома, ищущему убежище внутри себя, где он может защититься от конфликтов и непринятия, свалившихся ему на голову. Он прячется на протяжении всего детства и фантазирует. Позже его гнев выйдет из укрытия, как и должно. Если же гнев не проявится, то разовьются проблемы иного рода, выразительно описанные в аналитической литературе (см. прекрасное описание Дональда Калшеда своей работы с пациентами, имеющими тяжелые ранние травмы).[123]
Помимо резкого и безжалостного отвержения со стороны матери, Гефест испытал и абъюз со стороны отца, Зевса-громовержца. Второй раз был он низвергнут с Олимпа после попыток защитить свою ужасную мать от нападения ее разгневанного супруга:
«Он уже древле меня, побужденного сердцем на помощь,
Ринул, за ногу схватив, и низвергнул с небесного прага:
Несся стремглав я весь день и с закатом блестящего солнца
Пал на божественный Лемнос, едва сохранивший дыханье.
Там синтийские мужи меня дружелюбно прияли».[124]
Складывается картина глубоко нарушенной семьи, в которой растет этот физически неполноценный ребенок. Дважды изгнанный из семейного дворца Гефест – продукт и жертва горькой борьбы между Зевсом и Герой, божественной сизигии классической Греции и коллективных представителей Отца и Матери, Мужа и Жены. В этом патриархальном семейном укладе гордячка-мать зла из-за того, что попала под доминирующую длань отца, а отец вспыльчив, несдержан и склонен к оскорблениям, когда ему перечат.
Сама по себе история Геры – это повествование о гневе и ярости. В былые времена Великая Богиня, теперь вынужденная выйти замуж за Зевса, что означало радикальное понижение ранга и статуса. Согласно мифу, Гера – мать еще двух детей, помимо Гефеста, и все они были зачаты партогенетически с тем же самым мотивом яростной конкуренции с Зевсом. Это Арес, бог войны, слишком уж большой любитель вооруженных конфликтов и разрушений, отражающий импульсивную агрессивность Геры. И Тифон, еще более дикое порождение ее слепой ярости. Тифон – это чудовище-психопат, которого Гера превращает в дракона, насылающего мор на людей, которого Зевс в конце концов вынужден взять под контроль и отправить в Тартар (Ад). Каждый из детей Геры мужского пола – с патологическими особенностями или же дефектен, и каждый олицетворяет симптом болезни внутри греческой культуры. Наподобие комплексов на индивидуальном уровне эти мифические фигуры выражают на коллективном культурном уровне травматическую историю хронического конфликта. Это показывает, как здоровые процессы развития архетипического бессознательного становятся отрезанными и блокированными, лишенными решающего влияния на коллективную психику. Они олицетворяют и крик о помощи, и препятствия для дальнейшего психологического развития. Здесь кроется невероятное количество гнева и фрустрации.
Я хотел бы привести доводы в пользу того, что классическая греческая культура не так уж далека от нашей глобализированной и гораздо более сложной многокультурной западной сцены XXI столетия. Несмотря на то, что мир сегодня во многих отношениях совершенно иной, благодаря большим миграциям людей, трансформациям религии и философии, технологическим достижениям и переменам в политике и экономике, многие фундаментальные общественные и культурные паттерны, заложенные на Среднем Востоке, в Европе и Индии в начале господства патриархата, продолжают формировать культурные структуры и социальные установки. Эти модели были заложены тогда, когда новые патриархальные группы и религии заменили собой культуры почитания Великой Богини, бытовавшие тысячелетия до того. И они продолжали иметь влияние столетие за столетием, вплоть до наших дней, посредством монотеистических библейских религий и классического греко-римского наследия. Стало быть, конфликт между Герой и Зевсом – не вышедшая из употребления античная диковинка, а продукты этого конфликта, то есть психологические установки, порожденные им в мужчинах и женщинах, остаются с нами. Так что, говоря о греческих мифах и греческой культуре, я не говорю о чем-то далеком. Я говорю о себе, своей семье, друзьях и о своих пациентах. Мы – прямые наследники этой истории. Говоря психологически, мы сознательно и бессознательно продолжаем чувствовать и переживать структуры, которые были заложены три тысячелетия (или даже больше) назад. Типы культурных комплексов, производные от этих социальных структур, продолжают существовать на протяжении долгих периодов.
