205 Нетрудно заметить, что современное решение проблемы, как правило, строится на основании предположения, что комплекс создан, или «придуман», пациентом и что он не существовал бы вовсе, если бы пациент не приложил усилия к его претворению в жизнь. Однако в последнее время было установлено, что комплексы обладают значительной степенью автономности, вследствие чего не имеющие органической подоплеки, но «воображаемые» боли так же сильны, как и настоящие, и что страх заболевания не имеет ни малейшей тенденции к исчезновению, даже если сам пациент и его доктор в процессе общения сойдутся на мысли, что это не более чем плод «воображения».
206 Здесь мы сталкиваемся с интересным проявлением «апотропаического»[22] мышления, полностью соответствующим традиции древних давать эвфемистические имена, классическим примером которой является, например, название по vxoQev ^swo<Z (Понт Евксинский), «гостеприимное море». Точно так же, как Эринии («Гневные») назывались, весьма предусмотрительно и угодливо, Эвменидами («Благосклонными»), так и современный разум воспринимает все внутренние нарушения как результат своей собственной активности: он просто ассимилирует их. Конечно, в этом случае не происходит открытого признания апотропаического эвфемизма, а имеет место бессознательная тенденциея сделать автономность комплекса нереальной, давая ей другое имя. Сознание ведет себя подобно человеку, услышавшему подозрительный шум на чердаке и бегущему в подвал с целью убедить себя, что там нет грабителя, а шум был просто плодом его воображения. На самом же деле ему просто не хватило духу подняться на чердак.
207 Тот факт, что мотивом, заставившим сознание объяснять комплексы как результат собственной активности, послужил страх, не вполне очевиден. Комплексы кажутся настолько тривиальными, такими глупыми и «ничтожными», что мы явно стыдимся их и делаем все возможное, чтобы их скрыть. Но если бы они на самом деле были столь «ничтожными», они не были бы настолько болезненными. Болезненное – значит причиняющее боль, нечто чрезвычайно неприятное и по этой причине само по себе важное и заслуживающее серьезного к себе отношения. Но мы всегда готовы счесть что-либо неприятное нереальным, вымышленным – насколько это возможно. Невротическая вспышка сигнализирует о том, что наступил момент, когда это уже невозможно осуществить примитивными магическими средствами, вроде апотропаических жестов и эвфемизмов. С этого момента комплекс утверждается на поверхности сознания; его уже нельзя обойти. Шаг за шагом он продолжает ассимилировать эго-сознание, в точности как раньше эго-сознание пыталось ассимилировать его. Это в конечном счете приводит к невротической диссоциации личности.
208 Подобное развитие раскрывает изначальную силу комплекса, которая, как я уже говорил, иногда превосходит даже силу эго-комплекса. Только теперь человек обретает способность понять, что эго имело все основания упражняться на комплексах в магии имен, так как совершенно очевидно, что источник его страхов весьма злобен и грозит поглотить его. Множество людей, причисляемых к нормальным, имеют «скелеты в шкафу», о существовании которого нельзя упоминать, чтобы не причинить им смертельную боль – так силен их страх перед таящимся призраком. Все те, кто пребывает на стадии признания своих комплексов нереальными, всякое упоминание невроза воспринимают как относящееся к явно патологическим личностям, к числу которых они, конечно же, не принадлежат. Как будто быть больными – привилегия, принадлежащая только больным!
209 Тенденция делать комплексы нереальными путем ассимиляции не доказывает того, что они являются «пустяками», но, напротив, говорит об их важности. Это неизбежное следствие того инстинктивного страха, который первобытный человек испытывает по отношению к предмету, движущемуся в темноте. У первобытных народов этот страх фактически появляется с приходом темноты, точно так же, как в нашем случае комплексы приглушены в дневное время, а ночью поднимают головы, прогоняя сон или заполняя его кошмарами. Комплексы являются объектами внутреннего опыта, объектами, которых не встретишь на улице или в людных местах. Благодаря им и счастье, и горе в личной жизни становятся глубже; они лары и пенаты[23], ожидающие нас у камелька, чье миролюбие опасно переоценивать; они – «маленький народец», проделки которого тревожат нас ночью. Когда несчастье случается с нашими соседями, оно мало заботит нас, но когда оно угрожает нам самим, мы вынуждены обратиться к врачу, который помог бы нам оценить, насколько сильна угроза, исходящая от комплекса. Только если вы повидали целые семьи, разрушенные комплексами морально и физически, и знаете, к какой беспримерной трагедии и безысходному горю они могут привести, сможете почувствовать всю силу реальности комплексов, вы поймете, насколько безответственно и ненаучно мнение, будто личность может «вообразить» комплекс. Подбирая медицинское сравнение, можно вспомнить об инфекционных заболеваниях или злокачественных опухолях, которые также развиваются без малейшего участия сознательной мысли. Это сравнение все же не полностью адекватно, потому что комплексы не вполне патологичны по своей природе, а являются характерными выражениями психического, безотносительно того, дифференцированно психическое или же оно недифференцированно и примитивно. Следовательно, мы безошибочно находим их следы у всех народов и во все эпохи. Об этом свидетельствуют древнейшие литературные памятники: в эпосе о Гильгамеше мастерски описана психология комплекса власти, а Книга Товит в Ветхом Завете предлагает нам историю эротического комплекса и способ его лечения.
210 Универсальная вера в духов является прямым выражением комплексной структуры бессознательного. Комплексы поистине являются живыми единицами бессознательного психического, и поэтому о его существовании и устройстве мы можем судить только по их проявлениям. Бессознательное могло бы стать, согласно идее Вундта, не более чем рудиментом туманных или «скрытых» представлений, или «рудиментом сознания», как его называет Уильям Джеймс, если бы не факт существования комплексов. Фрейд стал первооткрывателем бессознательного психического именно потому, что он внимательно исследовал темные места в психике человека, а не просто пропускал их с пренебрежением как парапраксические. Via regia[24] к бессознательному являются все же не сновидения, как принято считать, а комплексы, которые предстают архитекторами снов и симптомов. Тем не менее, эта дорога не слишком «пряма», не слишком «королевская», поскольку путь, указанный комплексом, больше похож на заросшую и очень извилистую тропу, часто теряющуюся в подлеске и ведущую не столько в сердце бессознательной психической жизни, сколько мимо него.
211 Ко всему прочему, страх перед комплексами указывает не на бессознательное, а обратно на сознание. Комплексы настолько неприятны, что никто по собственной воле не согласится с тем, что поддерживающие их силы способны на что-либо положительное. Сознание неизменно уверено в том, что комплексы представляют собой нечто непристойное и, таким образом, от них следует тем или иным способом избавляться. Несмотря на неопровержимые доказательства того, что все типы комплексов существовали всегда и повсюду, люди не могут заставить себя рассматривать их как естественное явление жизни. Боязнь комплексов есть предубеждение, укоренившееся благодаря суеверному ужасу перед всем, что неблагоприятно и неподвластно нашему хваленому Просвещению. Этот страх является причиной сильнейшего сопротивления изучению комплексов, поэтому для его преодоления необходима редкая решительность.
212 Страх и сопротивление служат указателями на королевском пути к бессознательному, и совершенно очевидно, что изначально они формируют предвзятое мнение об этом предмете. Абсолютно естественно, что из-за чувства страха человек делает заключение о кроющейся в нем опасности и, в силу желания сопротивляться ей, предполагает здесь нечто отталкивающее. Пациенты именно так и поступают. Аналогично воспринимает его и широкая публика, и, в конце концов, аналитик приходит к тому же, чем и объясняется тот факт, что первой медицинской теорией бессознательного стала теория вытеснения, разработанная Фрейдом. Делая выводы a posteriori[25] на основании природы комплексов, подобный взгляд естественным образом предполагает, что бессознательное есть нечто, составленное исключительно из несовместимых тенденций, вытесненных по причине их аморальности. Ничто не может служить более убедительным доказательством того, что обладатель такого взгляда следовал чисто эмпирическим путем и ни в малейшей степени не был подвержен влиянию философских рассуждений. Разговоры о бессознательном начались задолго до Фрейда. В философии впервые эту идею представил Лейбниц; Кант и Шеллинг также высказывали свое мнение по этому поводу, а Карус развил целую систему, на основе которой фон Гартманн построил вполне серьезную Философию бессознательного. Первая же медико-психологическая теория бессознательного имела столь же мало общего со своими предшественницами, как и с идеями Ницше.
