212 Страх и сопротивление служат указателями на королевском пути к бессознательному, и совершенно очевидно, что изначально они формируют предвзятое мнение об этом предмете. Абсолютно естественно, что из-за чувства страха человек делает заключение о кроющейся в нем опасности и, в силу желания сопротивляться ей, предполагает здесь нечто отталкивающее. Пациенты именно так и поступают. Аналогично воспринимает его и широкая публика, и, в конце концов, аналитик приходит к тому же, чем и объясняется тот факт, что первой медицинской теорией бессознательного стала теория вытеснения, разработанная Фрейдом. Делая выводы a posteriori[25] на основании природы комплексов, подобный взгляд естественным образом предполагает, что бессознательное есть нечто, составленное исключительно из несовместимых тенденций, вытесненных по причине их аморальности. Ничто не может служить более убедительным доказательством того, что обладатель такого взгляда следовал чисто эмпирическим путем и ни в малейшей степени не был подвержен влиянию философских рассуждений. Разговоры о бессознательном начались задолго до Фрейда. В философии впервые эту идею представил Лейбниц; Кант и Шеллинг также высказывали свое мнение по этому поводу, а Карус развил целую систему, на основе которой фон Гартманн построил вполне серьезную Философию бессознательного. Первая же медико-психологическая теория бессознательного имела столь же мало общего со своими предшественницами, как и с идеями Ницше.
213 Теория Фрейда представляет собой искреннее выражение опыта, накопленного им в период изучения комплексов. Но поскольку подобное исследование всегда является диалогом между двумя людьми, то при построении теории следует рассматривать комплексы как одной, так и другой стороны. Всякий диалог, приводящий на территорию, ограждаемую страхом и сопротивлением, угрожает чему-то жизненно важному и заставляет одну из сторон интегрировать свою целостность, другая же сторона вынуждена занимать при этом более широкую позицию. Она также вынуждена стремиться к большей цельности, потому что иначе не сможет вести диалог, все глубже и глубже проникая в зоны, охваченные страхом. Никакой исследователь, каким бы непредвзятым и объективным он ни был, не может позволить себе не учитывать собственные комплексы, поскольку те обладают не меньшей автономией, чем комплексы всех остальных людей. Фактически, он не может игнорировать их, потому что они не игнорируют его. Комплексы являются неотъемлемой частью психической конституции, которая есть наиболее предуготованная вещь в любом индивиде. Эта конституция, таким образом, безапелляционно решает, какого же психологического взгляда станет придерживаться данный наблюдатель. В этом и заключается неизбежная ограниченность психологического наблюдения: его ценность зависит от личностного уравнения наблюдателя.
214 Поэтому психологическая теория описывает, прежде всего, психологическую ситуацию, которая возникает в диалоге между неким отдельным наблюдателем и некоторым числом наблюдаемых им людей. Поскольку диалог ведется, в основном, на фоне сопротивлений, вызываемых комплексами, то характер этих комплексов с неизбежностью оказывается привязанным к самой теории, и это приводит к тому, что она становится, в широком смысле слова, агрессивной и малоприятной, так как строится на комплексах, лежащих в основании общественного мнения. Вот почему все современные психологические взгляды не только противоречивы в объективном смысле, но и провокационны. Это заставляет публику весьма активно высказываться против теории или же за нее, а в научных дискуссиях приводит к эмоциональным спорам, вспышкам догматизма, личным оскорблениям и т. д.
215 Из всего этого нетрудно заключить, что современная психология своими исследованиями комплексов вскрыла табуированные психические области, опутанные страхами и надеждами. Комплексы представляют собой реальный центр психического беспокойства, которое простирается настолько далеко, что у современных исследователей-психологов в данный момент нет надежды на то, что в ближайшее время они смогут продолжить свою работу спокойно, поскольку это предполагает некоторую согласованность научных мнений. Но современная психология комплексов очень далека от подобного согласия, я бы сказал, что она находится даже дальше, чем представляют себе сторонники самого пессимистичного взгляда. Поскольку с открытием несовместимых тенденций рассматривается только один сектор бессознательного и обнаруживается только один источник страха.
216 Без сомнения, хорошо запомнится всеобщий всплеск негодования после обнародования работ Фрейда. Столь мощная реакция публичных комплексов привела к тому, что Фрейд оказался в изоляции, и это дало мощный догматический заряд ему и его школе. Все психологи-теоретики, работающие в этой области, подвергаются такому же риску, потому что затрагивают то, что напрямую связано с неподдающимися контролю силами в человеке – numinosum[26], как их весьма удачно обозначил Рудольф Отто. Где начинается царство комплексов, там заканчивается свобода эго, поскольку комплексы являются психическими агентами, глубинная природа которых пока остается неразгаданной. Всякий раз, когда исследователь добивается успеха в продвижении к tremendum[27], возникает общественная реакция, точно так же, как это происходит с пациентами, когда их в терапевтических целях вынуждают потревожить свои комплексы.
217 Для непосвященного мое изложение теории комплексов, вероятно, выглядит как описание примитивной демонологии или психологии табу.
Она приобрела этот специфический оттенок благодаря тому факту, что существование комплексов, отщепленных психических фрагментов, является весьма ощутимым остаточным явлением первобытного состояния мышления. Первобытный разум отмечен высокой степенью диссоциабельности (разделимости), которая выражается, например, в том, что первобытные люди убеждены в наличии у них нескольких душ (в одном случае – целых шести), не говоря уже о вере в существование огромного количества богов и духов, которые являются для них не просто предметами для рассуждения, как в нашем случае, а – по большей части – источниками весьма сильных переживаний.
218 Я бы хотел воспользоваться возможностью и отметить, что я употребляю термин «первобытный» в смысле «первичный», не вкладывая в него никакой качественной оценки. Так же, когда я говорю об «остаточных явлениях» первобытного состояния, я совершенно не имею в виду, что оно должно когда-либо закончиться. Напротив, я не вижу причины, по которой оно не могло бы просуществовать столько же, сколько и человечество. К тому же, оно в любом случае не претерпело особых изменений, а [Первая] мировая война и ее последствия привели к значительному усилению его проявлений. По этой причине я склоняюсь к мнению, что автономные комплексы есть нормальные явления жизни, составляющие структуру бессознательного психического.
219 Как вы видите, я уделил здесь основное внимание описанию особенностей теории комплексов. Тем не менее, я должен предостеречь вас от рассмотрения этой неполной картины как завершенной и подчеркнуть, что факт существования автономных комплексов порождает определенные сложности. Нам придется столкнуться с тремя важными аспектами проблемы: терапевтическим, философским и моральным. Все они ожидают своего рассмотрения.
Инаугурационная лекция, прочитанная в Федеральном Политехническом институте в Цюрихе 5 мая 1934 года.
1 Исключением из этого правила являются процессы роста тканей, жизнь которых поддерживается в питательной среде.
2 «Das psycho-galvanische Reflexphanomen».
3 См.: Auch Einer.
Значение конституции и наследственности для психологии
22 °Cогласно нынешним научным воззрениям, не подвергается сомнению, что индивидуальная психика в значительной мере зависит от физиологической конституции, причем найдется немало людей, склонных рассматривать данную зависимость как абсолютную. Я не хотел бы заходить так далеко, так как считаю, что признание психического за нечто относительно независимое от физиологической конституции вполне соответствует положению дел. В пользу этого мнения нет, конечно, никакого неопровержимого доказательства, но столь же слабы и доказательства того, что психика находится в тотальной зависимости от физиологической конституции. Не следует забывать, что психическое является X, а конституция – дополнительным к нему Y. И то и другое, по сути, являются неизвестными факторами, которые только в самое недавнее время начали принимать более ясную форму. Но мы еще слишком далеки от того, чтобы хотя бы приблизительно понять их природу.
221 Хотя определить связь между конституцией и психическим в индивидуальных случаях невозможно, такие попытки все же многократно предпринимались, однако их результат представлял собой не что иное, как очередное неподтвержденное мнение. Единственным методом, который в настоящий момент в состоянии привести нас к результатам определенной степени надежности, является типологический метод, который Кречмер и я применяли в свое время, соответственно, к физиологической конституции и к психологической установке. В обоих случаях этот метод опирается на огромный эмпирический материал, благодаря чему индивидуальные вариации настолько сильно нейтрализуют друг друга, что проявляются и явственно выступают на поверхность определенные типичные черты, на основании которых удается сконструировать идеальные типы. Эти идеальные типы, конечно, в действительности никогда не встречаются в чистом виде – всегда имеют место индивидуальные вариации общего принципа, лежащего в основании каждого из них, – точно так же как кристаллы, как правило, суть индивидуальные вариации одной и той же изометрической системы. Физиологическая типология стремится в первую очередь к тому, чтобы установить и определить внешние физические признаки, благодаря которым можно классифицировать индивидов и разобраться в прочих их свойствах. Исследования Кречмера с определенностью показали, что физиологические свойства могут определять психические особенности.
