228 В этих наблюдениях нет ничего удивительного, по крайней мере, поначалу; смущает же и сбивает с толку скорее то, в сколь высокой степени индивидуальное сознание поглощено этой однородностью. Известны примеры поразительного ментального сходства в семьях. Фюрст опубликовал случай матери и дочери, где сходство ассоциаций равнялось 30 %1. И все же многие склоняются к тому, что предположение о возможности более широкого психического совпадения между людьми, народами и расами, далеко отстоящими друг от друга, совершенно неправдоподобно. Однако, в действительности, в области так называемых фантастических представлений и идей обнаруживается масса удивительных совпадений. Многие исследователи, например Гобье д’Альвьелла в его работе «Migrations des Symbols», прилагали усилия, чтобы объяснить подобные совпадения мифологических мотивов и символов миграцией людей и человеческой традицией. Этому объяснению, которое, конечно же, обладает определенной научной ценностью, противоречит тот факт, что мифологема может возникнуть во всякое время и во всяком месте, даже там, где не было никакой возможности получить ее извне. Так, я наблюдал одного психически больного, который почти слово в слово воспроизвел длинный символический отрывок, который можно было прочитать на древнем папирусе. Его текст впервые был опубликован Дитерихом лишь несколько лет спустя2. Мне довелось увидеть достаточное количество подобных случаев, вследствие чего я усомнился в правильности своего предположения о том, что такое возможно только в пределах одной и той же расы, и провел исследование мотивов сновидений чистых в расовом отношении негров из южной части Соединенных Штатов. Я нашел в их сновидениях мотивы из греческой мифологии, которые заставили меня усомниться в том, что в данном случае можно было бы вести речь о расовом наследовании.
229 Меня неоднократно и совершенно напрасно обвиняли в безотчетной вере в «наследуемые идеи», хотя я определенно и недвусмысленно подчеркивал, что подобные совпадения вызываются не «идеями», а, скорее всего, наследуемой предрасположенностью к реакциям определенного типа, которые неизменно возникали одинаковым образом в истории «хомо сапиенс». Бывало и так, что эти совпадения отрицались на том основании, что фигурой, например, «спасителя» в одном случае является заяц, в другом – птица, а в третьем – человек. Однако тем, кто высказывает такое возражение, следует учитывать, что сами имена часто значат меньше, нежели определяющие их взаимосвязи. Например, некоему благочестивому индусу при посещении англиканской церкви могут броситься в глаза изображения ягнят, и дома он будет на основании увиденного рассказывать, что христиане исповедуют культ животных. Так что совершенно неважно, что «сокровищем» в одном случае является кольцо, в другом – корона, в третьем – жемчужина, а в четвертом – целый клад. Существенна здесь сама идея о какой-то чрезвычайно ценной и труднодоступной вещи, и при этом не имеет значения, как она обозначается в данной местности. С психологической точки зрения важен тот факт, что и в сновидениях, фантазиях и при особых духовных состояниях могут вновь и вновь самопроизвольно возникать мифологические мотивы и символы, казалось бы совершенно не связанные друг с другом. По-видимому, иногда эти мотивы и символы могут быть результатом влияния индивидуальных факторов – ассоциаций, преданий и импульсов, – однако чаще всего такого влияния не наблюдается. Это «изначальные» образы, или «архетипы», как я их назвал; они принадлежат к стержневому каркасу бессознательного психического, и поэтому их нельзя объяснить как личное приобретение. Вся их совокупность составляет в итоге тот психический уровень (страту), который я назвал коллективным бессознательным.
23 °Cуществование коллективного бессознательного означает, что индивидуальное сознание есть что угодно, только не tabula rasa, и оно совершенно не защищено от предопределяющих воздействий. Напротив, оно в значительной мере оказывается под влиянием наследственных предпосылок, наряду с неизбежными воздействиями окружающей среды. Первоистоком коллективного бессознательного является психическая жизнь предков. Это и есть матрица всех сознательных психических событий, а следовательно, она оказывает влияние, которое в значительной мере компрометирует свободу сознания, поскольку постоянно и изо всех сил старается направить все сознательные процессы обратно на старые пути. Эта опасность и является причиной чрезвычайного сопротивления сознания бессознательному. Однако речь идет не о сопротивлении сексуальности, но о гораздо более общем явлении, а именно, об инстинктивном страхе потерять собственную свободу и оказаться под влиянием автоматизма бессознательного психического. Для определенной категории людей эта опасность, по-видимому, кроется в сфере сексуальности, ибо они боятся потерять свою свободу именно в этом. Для других же опасность лежит совершенно в других областях – там, где ощущается определенная слабость, где не удается воздвигнуть против бессознательного действенные препоны.
231 Коллективное бессознательное – это еще одна область, где чистая психология сталкивается с органическими факторами, где она, по всей вероятности, должна признать тот не-психологический факт, что она покоится на физиологическом основании. И точно так же, как самый закоренелый психолог не может свести физиологическую конституцию к общему знаменателю индивидуальной психической причинности, невозможно упразднить физиологически обусловленную предпосылку коллективного бессознательного, служащего основой для индивидуального приобретения. Конституциональный тип, равно как и коллективное бессознательное, суть факторы, которые находятся за пределами контроля сознательного разума. Конституциональные условия и бессодержательные формы коллективного бессознательного – это реалии, что применительно к бессознательному означает ни много ни мало, что его символы и мотивы являются столь же реальными факторами, как и конституция, которую нельзя отбросить в сторону, равно как и не признать. Пренебрежение конституцией приводит к болезни, пренебрежительное отношение к коллективному бессознательному делает то же самое. Поэтому в моем терапевтическом методе главное внимание я уделяю отношению пациента к содержаниям коллективного бессознательного; весь мой обширный опыт свидетельствует о том, что человеку в одинаковой степени важно жить в гармонии как с бессознательным, так и со своими индивидуальными склонностями.
Die Bedeutung von Konstitution und Vererbung fur die Psychologie // Die medizinische Welt (Berlin), 111:47 (Nov., 1929), 1677-79.
1 Ср.: Studies in Word Assosiation (1918), p. 435.
2 Этот случай см. в наст. изд.: Структура психического, пар. 317 и далее. См. также работу «Символы трансформации».
Психологические факторы, определяющие человеческое поведение
232 Отделение основ психологии от биологических предпосылок носит чисто искусственный характер, так как человеческая психика существует в неразрывном единстве с телом. А поскольку эти биологические предпосылки действительны не только для человека, но и для всего мира живых существ, то научное основание, на котором они покоятся, приобретает намного больший вес, нежели психологические суждения, которые имеют силу только в сфере сознания. Вот почему не следует удивляться, если психолог ищет для себя опору в биологической точке зрения и активно заимствует сведения из физиологии и теории инстинкта. Столь же неудивителен широко распространенный взгляд, когда психология рассматривается в качестве всего лишь раздела физиологии. Несмотря на то, что психология справедливо претендует на автономию в собственной специфической области исследования, необходимо признать важное соответствие между ее фактами и данными биологии.
233 Среди психологических факторов, определяющих человеческое поведение, главными побудительными силами психических событий являются инстинкты. Ввиду дискуссии, бушевавшей еще недавно вокруг природы инстинктов, я бы хотел четко определить, каким мне представляется отношение между инстинктами и психикой и почему я называю инстинкты психологическими факторами. Если мы исходим из предположения, что психическое идентично жизненному началу вообще, тогда нам придется согласиться с существованием психической функции даже у одноклеточных организмов. В таком случае инстинкт представлял бы собой своего рода психический орган, а, например, гормонообразующая деятельность желез была бы также обусловлена психически.
234 Однако, если будем рассматривать появление психики как сравнительно недавнее событие в истории эволюции и допустим, что психическая функция представляет собой феномен, сопутствующий нервной системе, которая так или иначе приобрела централизованный характер, то трудно будет держаться того мнения, что инстинкты в природе исходно имели психический характер. А так как связь психики с мозгом является более правдоподобным предположением, чем психическая обусловленность жизни вообще, то я рассматриваю компульсивность[28], характерную для инстинкта, как эктопсихический фактор. Тем не менее, в психологическом отношении эта компульсивность имеет большое значение, поскольку приводит к образованию структур или паттернов, которые могут рассматриваться в качестве детерминант человеческого поведения. С этой точки зрения непосредственным определяющим фактором является не эктопсихический инстинкт, а структура, возникающая во взаимодействии инстинкта и психической ситуации данного момента. В этом случае в качестве определяющего фактора следует рассматривать видоизмененный инстинкт. Изменение, которому подвергается инстинкт, столь же значимо, как различие между цветом, который мы видим, и объективно существующей длиной волны, производящей его. Если в качестве экто-психического фактора инстинкт всего лишь играет роль стимула, то в качестве психического феномена он обеспечивает ассимиляцию этого стимула к уже существующему психическому паттерну. Необходимо дать этому процессу какое-то название. Мне представляется, что наиболее подходящий для его обозначения термин – психизация. Таким образом, то, что мы называем инстинктивным проявлением, уже оказывается пси-хизированной данностью, хотя и эктопсихического происхождения.
