поговорить о ее скорой смерти, если Барбара поднимет эту тему.
Я поняла, что наше поведение при жизни показывает наше поведение при смерти, только, возможно, последнее более интенсивно. Достоинство и сила были главным источником поддержки для Барбары. Мы должны были вместе найти способ выразить это достоинство и силу, а также страх неизвестного. Я надеялась, что она не очень нервничала, рассказав так много незнакомому человеку.
Я также думала о том, как она меня встретила – ждала во дворе и предложила торт и чай. Сама я веду себя иначе. Моим друзьям повезет, если я предложу чашку чая и печенье, потому что, когда они приходят, я обычно чем-то занята. Барбара уделила мне все внимание, и ее желание позаботиться обо мне говорило о ее щедрости. Возможно, она была последней из рода женщин, для которых борьба со сложностями наряду со щепетильностью и вежливостью, улыбкой и чашкой чая была нормой. Вероятно, Барбара заплатила высокую цену за такие манеры в прошлом. Мысли об этом оставили неприятный осадок, и я решила поговорить на эту тему позже.
Вскоре я получила вежливое электронное письмо от Барбары, в котором она снова звала меня к себе. Я была рада, что не напугала ее. Я приехала к ней спустя несколько недель после нашей первой встречи и с облегчением отметила, что она выглядела так же. Ее состояние не ухудшилось. Разумеется, меня ждали чай и торт. Барбара рассказала, что ей выписали новые лекарства, и она надеялась, что они помогут. Она выглядела такой оптимистичной и позитивной, что я не знала, захочет ли она говорить о своей смерти. Но я знала, что не мне нужно было спрашивать об этом.
Барбара пока что не вступила в мысленные психологические дебаты, в которые рано или поздно должен вступить любой на ее месте, когда принятие смерти будет правильным решением, приносящим спокойствие и мир, и когда желание слишком рано сдаваться будет неправильным решением, когда каждый день достоин борьбы. Я хорошо понимала, что Барбара отлично сражалась с болезнью, но теперь борьба приносила ей лишь стресс, потому что эту войну ей было не суждено выиграть. Я надеялась, что со временем помогу ей озвучить эту мысль. Мы обе знали, зачем я пришла, и я давала ей массу возможностей поднять тему вместе со мной, задавая открытые вопросы вроде: «Вас что-то тревожит?» Она отвечала так: «Я не знаю, смогу ли сходить на местную выставку цветов. Я очень хочу, но боюсь, что у меня не будет сил». Мне казалось, что Барбара вела два параллельных разговора: одно она произносила вслух, а другое не хотела или, возможно, не должна была озвучивать (но мы обе это понимали). Барбара говорила с огромным трудом – ей приходилось бороться за каждый вздох. Мы обе знали, насколько она больна.
Я понимала, что Барбаре стоило бы подвести итоги жизни. И хотя мне было любопытно, я решила не давить на нее. Ее образ жизни, механизмы борьбы заключались в пассивности, и это в какой-то степени охладило интенсивность ее чувств. Чем сильнее было давление, тем больше она нуждалась в этих механизмах. Все же я старалась аккуратно извлечь возможные эмоции, чтобы убедиться, что у нее есть силы справиться со страхом смерти. Барбара сказала мне, что любовь к Пэдди, работа и увлечение лошадьми придали смысл ее жизни. «Когда Пэдди заболел, люди боялись, что мне будет тяжело, – рассказала она. – Конечно, все было не так. Я не хотела находиться в другом месте или с другим человеком. Ему не нравились медсестры в хосписе. Он хотел, чтобы я заботилась о нем. Так и вышло». Я почувствовала в ее голосе любовь и гордость и поняла, что она никогда не пользовалась любовью в корыстных целях.
Лишь один раз Барбара проявила свою вторую натуру в разговоре. Она рассказала о своем отпуске прошлым летом: «Я не хочу снова уезжать. Отпуск дал мне слишком много времени для размышлений. Я предпочитаю быть занятой и оставаться здесь… Кто знает, может, у меня больше не будет такой возможности». Барбара словно случайно погрузилась в мысли о смерти. Когда я повторила ее слова, ее глаза медленно наполнились слезами. Затем она отвернулась и сменила тему, но немедленно вернулась к ней, словно продолжая разговор: «Я не боюсь умирать. Я боюсь умереть одна, боюсь, что меня найдут мертвой». Мы поговорили о том, что она могла сделать, чтобы этого не произошло. «На прошлой неделе я встретилась с медсестрой из отделения паллиативной помощи, – сказала она. – Я могу лечь в хоспис, но я хочу остаться дома». У Барбары снова выступили слезы на глазах, она подозвала собак, которые запрыгнули к ней на колени и начали облизывать лицо. Барбара смеялась и плакала, гладила их, повторяла их клички, успокаивала их и тем самым успокаивала себя. Я была уверена, что сотрудники хосписа могли позаботиться о ней дома. Мы договорились, что Барбара уточнит это, когда встретится с медсестрой через несколько дней.
Когда я связалась с Барбарой в следующий раз, чтобы назначить встречу, она не ответила. Я испугалась, что она умерла. Я думала о том, как узнать об этом, но вскоре получила сообщение от нее.
На следующем сеансе Барбара выглядела очень похудевшей и ходила с тростью. Ее дыхание было таким отрывистым, что я с трудом слышала ее слова. «Мне было не очень хорошо все это время, слишком высокая температура, – сказала она. – Я не знаю, что со мной будет. Медсестра решила, что я вот-вот умру, но я не уверена… Я как винтик, который никуда не подходит, для меня нет подходящего отверстия». Барбара говорила это и пыталась надеть носки, но была слишком слабой для этого. Я предложила ей помощь, но Барбара хотела справиться сама. В итоге я все же помогла ей. Для нее было важным жить нормально, но она была очень слабой. Для нее было подходящее отверстие: проблема заключалась в том, что она не хотела там быть.
Я узнала, что Барбара начала уделять внимание своим потребностям и пригласила друзей. Она решила устроить чаепитие на свой день рождения. «Это меня добило, – сказала она, не сдерживая слез. – Я расплакалась, потому что люди действительно прощались со мной [она заплакала еще сильнее]. Не думаю, что кто-то видел меня. Похоже, я подобралась к этому этапу…» Я собиралась ответить, как вдруг Барбара переключилась на другую тему. Во время чаепития один из друзей сказал ей: «Чаепитие прошло так, как ты хотела. Так много улыбающихся лиц. Нет причин не улыбаться». Я согласилась, что это был ее праздник, и Барбара
