Т.: Знал бы ты, что на этих собраниях происходит… Абсолютно ничего интересного. Рассказывают обо всем и ни о чем, и так часа два… Честно, я их сама с трудом выношу!
(Терапевт, эмоционально самораскрываясь, предлагает клиенту посмотреть на ситуацию с неожиданной стороны – папа мог интересоваться им как сыном, но при этом не хотеть посещать скучные собрания после тяжелого трудового дня.)
К.: (Смеется.) Неожиданно… Из разряда «накипело»?
(Разрядка эмоционального напряжения, клиент благодаря переносу тут же переключается на роль сочувствующего слушателя.)
Т.: О да!
К.: А мне хотелось, чтобы он услышал, как я учусь… Мама знала про мою учебу от и до, а он ничего. Только из рассказов мамы.
(Клиент нуждается в демонстрации своих достижений именно отцу – материнского восхищения недостаточно для того, чтобы чувствовать себя уверенно. Как же сильна эта тоска по отцовской поддержке и одобрению!)
Т.: Конечно, очень хочется чувствовать, что ты папе важен. Значит, все-таки он интересовался? Через маму…
К.: Хотя есть один момент, когда я по-настоящему гордился, что это мой папа. На Новый год в школе. Когда его на школьной елке попросили сыграть Деда Мороза классе в четвертом-третьем.
(Ход мыслей клиента меняется, как и его эмоциональное состояние. С одной стороны, он уходит от неприятного чувства обиды, с другой – вспоминает уникальный эпизод, из которого можно развить новый, целительный нарратив.)
Т.: Круто! Обзавидоваться можно просто. Не просто папа, а Дед Мороз для всех!
(Поддержка и подкрепление хорошей истории клиента, отражение его детской радости и восхищения отцом.)
К.: Я, конечно, сразу узнал его по голосу, но вида не подавал. Потом ему сказал, что он самый лучший Дед Мороз. Наверное, это самый яркий момент, когда я действительно был горд, что это мой папа.
(Изменения в нарративе клиента: из «папы, который мной не интересовался», он превращается в «папу, которым я гордился».)
Т.: Что там с твоим образом, с трибуной?
К.: Чего-то он у меня там мигает. Образ папы рядом с мамой то исчезает, то появляется на трибуне.
(Положительная динамика образа по сравнению с началом работы.)
Т.: Добавь туда яркости из истории про Деда Мороза…
(Обращение к ресурсному опыту клиента, интеграция образа отца.)
А еще попробуй представить, что ты смотришь с трибуны глазами папы. И к себе направляешь этот поток гордости и радости за сына.
К.: Сейчас попробуем…
Почему-то он держит руку мамы, что, на мой взгляд, для него не типично, слишком демонстративно, и болеет за меня, порой очень эмоционально. И, кстати, мигать перестал, если со стороны представить.
(Положительная динамика образа, его трансформация в результате интеграции воспоминаний клиента в целостный образ отца; восстановление семейной иерархии: образ мамы и папы как пары.)
Т.: Супер! Расскажи еще немного о том, что ты видишь.
(Закрепление полученного образа, побуждение пережить заново эти изменившиеся воспоминания.)
К.: Самое интересное, у меня ощущение, будто бы я просто вселился в голову к папе и вижу ситуацию его глазами.
Я могу переключаться, как в фильмах камеры переключают, с себя на папу и с папы на себя. Но при этом мое и его видения не смешиваются, все реально, и ощущения у каждого свои. Я даже представить не мог, что папа так себя может вести. Причем это происходит как будто без меня, образ зажил своей жизнью. Я просто в шоке!
(У клиента постепенно нарастают сильные чувства, он удивлен. Эта работа с образом аналогична работе со стульями, с фигурами в психодраме, рисунками и т. д., когда клиенту предлагают вести диалог попеременно то от имени значимой фигуры, то от себя; или от имени своих разных частей личности… Возможность посмотреть глазами другого человека, вложив в уста значимой фигуры важные для клиента переживания и слова, которые он хочет услышать, имеет мощный терапевтический эффект. Это буквальный опыт того, чтобы «быть самому себе хорошим родителем». В то же время клиенты порой описывают этот опыт как «не свойственный им», что можно расценивать и как преодоление эгоцентрической позиции, и как эмпатически прочувствованные «из поля» реальные переживания того, на чье место они становятся. С какой бы теоретической позиции мы ни объясняли этот феномен, он оказывается эффективен в этом случае.)
Т.: Мужчины суровые, не проявляют чувств… Но это не значит, что их нет… Может, ты чувствуешь то, что на самом деле переживает папа? Хоть он этого и не показывает.
Смотри… получается, что ты обижен на папу, потому что думаешь, что ты ему был неинтересен… а это не так. Ему просто очень сложно было это выразить. Он же не мама. Он выражал это по-своему.
(Объяснение способствует заземлению эмоций клиента, размещению полученного нового опыта в реальности, связи новых образов и переживаний с жизнью и историей клиента, закреплению нового нарратива.)
К.: Кстати, второй яркий момент вспомнил, когда я был очень горд за то, что это мой папа и я на него похож: это когда мы спустили его рисовальные принадлежности с чердака. В этот момент я почувствовал гордость за то, что я на него похож: я тоже увлекаюсь живописью, как и он в мои годы. Честно говоря, все сильнее понимаю трагизм ситуации, когда мама сказала ему убрать все на чердак, когда мы с братом были совсем маленькие. Чтоб мы не уничтожили. Он же у меня в свое время, можно сказать, настоящим художником был.
(Актуализируются воспоминания, связанные с фигурой отца – его личностью, интересами; «я как папа», гордость за отца, идентификация с ним, общность в любви к изобразительному искусству.)
Т.: Ого!
К.: И с живописью завязал, это же тоже много времени занимало, а маме нужно было, чтобы он больше дома помогал с нами, детьми. А ведь его работы на конкурсы, выставки разные брали…
Т.: Надо очень сильно любить, чтобы отказаться от важного. Ради того, кто важнее всего.
(Терапевт обращает внимание на позитивные намерения отца. Важно также, что терапевт-женщина дает оценку его действиям в ином свете, нежели мама, – с пониманием, признанием ценности и уважением.)
К.: У меня такое ощущение, будто бы я какого-то человека неосознанно казнил. Несправедливо вынес приговор.
(Клиент внезапно от обиды переходит к другой полярности – чувству вины. Это не случайно, поскольку эти чувства дополняют друг друга. Возможно, актуализировалась вина по отношению к отцу в ситуации, когда клиент был вынужден сделать выбор между ним и матерью. Или более ранняя – за то, что якобы из-за них, детей, папа был вынужден отказаться от чего-то важного в своей жизни, а они были не в силах оценить этой жертвы.)
Т.: Что с тобой?
(Поддерживает клиента, помогает назвать и высвободить сильные чувства.)
К.: Обнять его охота.
(Чувство тепла, стремление к близости с отцом.)
Т.: Обними его сейчас, мысленно. Веришь теперь, что он тобой гордится?
(Возможно, терапевт несколько поспешно «спасает» клиента от переживания сильных чувств. Однако его действия продиктованы тем, что близится окончание сессии, и он выбирает не разворачивать этот процесс «обида – вина», с тем чтобы не пускать клиента в предполагаемую область травматических переживаний, завершить работу в ресурсном состоянии и выполнить рабочий контракт.)
К.: Ага. Правда, чувство вины еще не отпустило.
Т.: Наверное, он тоже чувствовал себя виноватым, что не может дать всего.
К.: Наверное.
Т.: Ну скажи ему: «Мне жаль, что мы так долго не могли встретиться. Теперь это в прошлом».
(Клиент стремится избавиться от тягостного чувства, терапевт идет ему в этом навстречу, трансформируя вину в сожаление.)
