На протяжении первой половины жизни ребенка перед родителями встает трудная задача — сохранить любовь детей и при этом говорить им неизбежное «нет». А во второй половине задача еще более трудная и неприятная — воспринимать от детей ответ «нет». Поэтому родительскую любовь называют трагической. Это любовь, которая требует от нас максимума и меньше всего дает в ответ; это самоликвидирующаяся любовь, которая заканчивается отказом от обладания любимым. Но не обязательно бывает так, если мы не использовали родительскую любовь как форму любви к себе, а не к ребенку. Когда мы возлагаем слишком большие надежды на ребенка и его честолюбие, мы используем его как украшение, чтобы привлечь внимание к себе самим, — в таком случае мы на самом деле не любим ребенка, а используем его.
Все формы любви предъявляют некоторые требования к любимым, даже любовь к друзьям. Романтическая любовь предъявляет самые экстравагантные требования — и отчасти по этой причине это самая недолговечная и хрупкая форма любви. Она либо становится более зрелой и переходит в супружескую любовь, либо исчезает и остается в памяти.
В идеале родительская любовь должна быть наименее требовательной. Требования, которые мы предъявляем ребенку, должны способствовать развитию и благополучию его, а не нашему. Степень, в какой мы можем подавить собственные потребности и уделять внимание только потребностям любимых, определяет зрелость нашей любви.
Насколько хорошо мы справляемся с этим в отношении детей, зависит от того, насколько полно мы удовлетворяем собственные потребности в других аспектах любви.
Очевидно, родительская любовь качественней, если мы счастливы в супружеской любви, если брак удовлетворяет наши основные психологические потребности.
Но совсем не обязательно, чтобы качество родительской любви зависело от качества брака или его прочности. Разведенные и овдовевшие родители тоже могут быть хорошими и любящими.
Так каковы же они, лучшие родители, наиболее преуспевшие в родительской любви?
Мы возвращаемся к нашей главной теме: у нас много разновидностей любви, и успех в одной из этих разновидностей зависит от того, насколько успешно мы гармонизируем ее с остальными. Родители, счастливые в любви к детям, лучше всего объединяют эту любовь с другими видами любви: супружеской, к друзьям, работе, искусству или к интеллектуальным исследованиям — всему тому, что способно их поглотить и принести удовлетворение. Когда мы живем полной жизнью, частью которой являются дети, но не всепоглощающей, всеохватывающей частью, только тогда мы можем быть счастливы в родительской любви. И тогда мы можем стать лучшими родителями.
Волей-неволей все мы развиваем в жизни бесконечные привязанности. Все это разновидности нашей любви. Только некоторые из них делаются по рациональному выбору. В нашем выборе господствуют случайные и подсознательные факторы. К счастью для нас, все это представляет только половину истории любви в нашей жизни. Как мы поступаем со своим выбором, часто бывает не менее важно, чем сам выбор. Вырастая, мы обретаем все большую свободу и в выборе, и в культивировании своих привязанностей. Любовь, вырастающая на основе естественных потребностей, может принести идеальные плоды.
Подобно сорным травам, любовь может расцвести всюду. Даже на голых скалах изредка распускается цветок. Но отборные растения, получающие призы и награды на выставках, требуют богатой и питательной почвы. Личная свобода и есть питательная почва для идеальной любви, и именно такую свободу мы сегодня называем психологической зрелостью.
Именно то, как мы взрослеем и вырастаем, определяет качество нашей любовной жизни. На нашей любви всегда отпечаток нашей личности. Мы можем быть достаточно привлекательны, чтобы разжечь аппетит многих, но продолжение зависит не от этого, а от того, насколько полно мы сможем удовлетворить потребности этих людей. Нас часто и легко очаровывают, но дальнейшее зависит не только от загоревшегося в нас желания. Некоторые всю жизнь глазеют на витрины и мечтают о любви; другие сами создают любовь, которую хотят, и живут с ней.
Конечно, было бы весьма желательно оказаться в волшебном круге тех, кто способен достичь любви, но психологическое взросление дается нелегко. Во многих отношениях легче развивать особые способности, чем улучшать общую способность жить с самим собой и с окружающими. Математик может уединиться со своей логарифмической линейкой, музыкант — со своими гаммами и арпеджио, художник — с набросками и эскизами, и каждый станет лучшим математиком, музыкантом или художником. Но научиться лучшей жизни или лучшей любви в результате особой тренировки и практики невозможно.
Мы способствуем собственному росту, прежде всего стараясь освободиться от ограничений нашего детства. Эти ограничения детства лучше всего распознаются по двум дорожным знакам: по зависимости и по родителям. Пока родители продолжают играть главную роль в нашей жизни - положительную или отрицательную, наша зависимость от них остается сильной, а другие привязанности — слабыми. Прежде всего следует постараться стать финансово независимыми от родителей. Тогда мы можем жить отдельно и наслаждаться теплыми отношениями с родителями в то время, которое остается у нас от других дел и стремлений. Мудрые родители побуждают детей к такому образу жизни, когда те заканчивают колледж.
Второе основное ограничение свободы возникает из наших мелких повседневных неудач в достижении психологического удовлетворения. У всех нас есть невротические тенденции; возможно, скорее мы их знаем как дурные привычки. Но чего мы часто не знаем, это насколько они плохи. Мы, например, отмахиваемся от своих крайностей, пожимаем плечами и признаем, что, вероятно, слишком много работаем, слишком много пьем, тратим больше, чем можем себе позволить, и едим больше, чем для нас полезно.
Дело в том, что все, что мы делаем, связано с остальным нашим поведением и говорит о нас по крайней мере две вещи. Во-первых, это означает, что нас везут, что нас изгнали с сидения водителя, что какая-то внутренняя сила заставляет делать больше, чем для нас хорошо. Во-вторых, из-за наших крайностей страдает что-то другое в нас, мы за эти крайности чем-то платим. Мы либо чувствуем себя виноватыми, либо испытываем физический или психологический дискомфорт. Крайности и их последствия порабощают нас. Они занимают слишком много нашего времени и энергии, они портят нам настроение и отрицательно отражаются на многих наших отношениях.
К несчастью, давние невротические потребности избегают нашего внимания, переодеваясь в «овечью шкуру». Женщина, считающая себя в опасности, требует к себе больше внимания, чем ей могут оказать, и скорее всего разрушит свою любовь. Однако она считает себя невиновной в неудаче своего брака. С ее точки зрения, во всем виноват ее муж. В поверхностной социальной ситуации она остается достаточно соблазнительной, чтобы ей льстили. Она не видит, что воспринимает все в жизни мужа как соперничающее с собой. Дома, где мы расслабляемся, она начинает раздражительно требовать, чтобы все шло по ее желаниям. Основным субъектом ее жизни становятся ее собственные потребности и желания. Сосредоточенность на себе обязательно ухудшает качество ее привязанностей.
Во всех нас, конечно, есть большие и малые невротические элементы. Если раны роста не залечиваются, мы и взрослыми ощущаем себя не в большей безопасности, чем ощущали детьми. Это делает нас чувствительными и уязвимыми. Нашей реакцией становится уход, отчуждение; мы сами снова становимся главным объектом своего внимания. И мысли наши прежде всего заняты нашими собственными чувствами.
Излишнее внимание к себе делает для нас трудной привязанность к другому человеку. Любые крайности в проявлениях чувств, любой страх и даже желание увеличивают нашу сосредоточенность на себе, встревоженную занятость собой. Любовь — это способ дотянуться до другого человека. В идеале она требует отказа от себя. Для того чтобы уделять другому такое внимание, какое нужно для любви, требуется большая свобода от себя. Но свободу не приобретешь легко.
Как бы сильно мы этого ни хотели, самопроизвольно свобода к нам не придет. Как будто что-то сдерживает нас, вполне возможно, что это традиция.
В течение тысячелетий свобода и богатство распределялись совсем не так, как сейчас. Крошечная часть человечества пользовалась этими достижениями, а огромное большинство было их лишено; почти все люди тяжело работали, лишь бы выжить. Религии помогали приспособиться к таким социально-экономическим условиям, преуменьшая ценность материального достатка. Хорошее — это святое, это отказ от мирских благ, самопожертвование, молитва и принятие неисповедимых путей Господа. Все это считалось главными добродетелями и необходимым условием для попадания в Небесное Царство. Считалось, что земная жизнь не должна быть благополучной и счастливой. Человека учили быть скромным, богобоязненным и не потакать мирским «низменным» инстинктам и желаниям радости.
