466 В этом сновидении мы можем распознать некую уравновешивающую (компенсирующую) функцию бессознательного, которая состоит в том, что именно те помыслы, склонности и тенденции человеческой личности, которые в сознательной жизни проявляются слишком слабо, выступают на сцену спонтанно в состоянии сна, так как процессы сознания в значительной мере выключены.
467 Можно, конечно, задаться вопросом: что за польза в том сновидцу, если он все равно не понимает сновидения?
468 На это я должен заметить, что понимание не есть исключительно интеллектуальный процесс, ибо, как показывает опыт, несчетное множество обстоятельств влияют на человека и могут даже убедить его в чем-то – и весьма действенным образом, – оставаясь при этом интеллектуально непонятными. Вспомним хотя бы о действенности религиозных символов.
469 После приведенного здесь примера, вероятно, легко прийти к мысли, что функцию сновидений следовало бы понимать именно как «моральную'». Это выглядит особенно убедительно в случае только что приведенного примера, однако если мы припомним формулу, согласно которой сновидения содержат всегда сублиминальные материалы, то уже нельзя говорить об одной только «моральной» функции. Следует обратить внимание на то, что именно сновидения людей, ведущих себя морально безупречно, выносят на свет божий материалы, которые должно охарактеризовать как «аморальные» в обыденном смысле этого слова. Очень характерно, что Св. Августин радовался, что Бог не возлагает на него ответственности за его сновидения. Бессознательное есть то, что в данный момент неведомо, и потому неудивительно, что сновидение привносит в соответствующую психологическую ситуацию все те аспекты, которые были бы существенными при ее рассмотрении с совершенно иной точки зрения. Очевидно, что эта функция сновидения обеспечивает психологическую настройку, компенсацию, абсолютно необходимую для сбалансированного, упорядоченного действия. Существенным условием процесса сознательного размышления является умение ясно представлять себе по возможности различные аспекты и последствия какой-то проблемы для того, чтобы суметь найти правильное решение. Точно так же этот процесс автоматически продолжается в более или менее бессознательных состояниях сна, где, как это представляется на данный момент согласно опыту, все те же самые аспекты, которые днем не были достаточно учтены или которым вовсе не было воздано должное, обрушиваются на спящего, хотя бы и в виде намеков.
470 Что же касается символизма сновидений, вызвавшего большую дискуссию, то его оценка значительно расходится в зависимости от того, с каузальной или финальной точки зрения они рассматриваются. Фрейдовский каузальный способ рассмотрения исходит из представления о влечении, то есть о вытесненном желании сновидения. Это влечение всегда является относительно простым и элементарным, хотя может быть завуалировано самыми разнообразными способами. Так, в вышеприведенном примере молодому человеку с равным успехом могло бы присниться, что он открывает ключом дверцу, что он летит на аэроплане, что он целует свою мать и т. д. С этой точки зрения все подобные образы могли бы иметь одно и то же значение. Узость позиции фрейдовской школы – если обобщить все примеры – привела к тому, что почти все удлиненные предметы в сновидении объясняются ею как фаллические, а все округлые или полые предметы – как женские символы.
471 При финальном способе рассмотрения все образы сновидения имеют внутреннюю собственную значимость. Если, к примеру, молодому человеку вместо сцены с яблоком приснилось бы, что он открывает ключом дверцу, то обнаружился бы – соответственно измененному образу сновидения – существенно иной ассоциативный материал, который дополнил бы сознательную ситуацию совершенно иным образом, нежели материал, связанный со срыванием яблок. С этой точки зрения вся полнота смысла сновидения кроется именно в разнообразии символических выражений, а отнюдь не в их однозначности. Каузальный способ рассмотрения, согласно своей природе, приводит к однозначному, то есть к жесткому, пониманию значения символа. Финальный способ рассмотрения, напротив, усматривает в изменяющемся образе сновидения выражение некой динамической психологической ситуации. Он не признает никакого жесткого значения символа. С этой точки зрения образы сновидения важны сами по себе, потому что именно они несут то значение, ради которого вообще появляются в сновидении. Если мы остановимся на приведенном выше примере, то увидим, что с финальной точки зрения символ сновидения по своему значению представляет собой скорее притчу; он не пытается завуалировать что-либо, а скорее поучает. Сцена с яблоком отчетливо напоминает о чувстве вины и одновременно отсылает к деянию наших прародителей.
472 В зависимости от точки зрения на способы толкования сновидений мы достигаем, как явственно видно, совершенно различного понимания их смысла. Теперь зададимся вопросом: какое понимание лучше и правильнее? В конце концов, для нас, терапевтов, практической, а не теоретической необходимостью является какое-то истолкование смысла сновидения. Если мы хотим лечить наших пациентов, то мы должны – по совершенно конкретным причинам – стараться овладеть средством, которое давало бы нам возможность действенно обучать больного. Из приведенного выше примера совершенно определенно явствует, что сбор материала к сновидению породил вопрос, который вполне пригоден для того, чтобы открыть молодому человеку глаза на многие вещи, мимо которых он прежде проходил не задумываясь. Однако, проходя мимо всего этого, он уходил и от самого себя, потому что – как и всякий другой человек – он обладает моральными стандартами и моральной потребностью. Пытаясь жить, не принимая во внимание это обстоятельство, он живет односторонне и несовершенно, так сказать, нескоординированно, что для психологического функционирования имеет те же последствия, что и односторонняя и несовершенная диета для тела. Для того чтобы взрастить индивидуальность в ее полноте и самостоятельности, нам необходимо привести к созреванию все те функции, которые до сих пор либо чересчур неразвиты, либо вовсе не достигли уровня сознательного расцвета. Для осуществления этой цели мы должны – по терапевтическим причинам – рассмотреть все те бессознательные содержания, которые поставляют нам материалы сновидений. Поэтому совершенно ясно, что именно финальный способ рассмотрения оказывается на практике более полезным с точки зрения индивидуального развития.
473 Научному мировоззрению нашего времени, строго каузалистическому, каузальное рассмотрение психического много симпатичнее и ближе по духу. То же касается естественнонаучного объяснения психологии сновидений, где о фрейдовском каузальном методе говорится достаточно много. Однако я вынужден оспаривать его безусловное преимущество, потому что психику нельзя понимать только лишь каузально, требуется также и финальное рассмотрение. Только объединение обеих точек зрения – что на сегодняшний день пока неосуществимо в подобающей в научном смысле мере из-за имеющих место аномальных трудностей как теоретического, так и практического характера – в состоянии обеспечить нам наиболее полное постижение природы сновидения.
474 Теперь я хотел бы вкратце обсудить более широкие проблемы психологии сновидений, которые имеют свой вес в общей теории сновидений. Прежде всего, это вопрос классификации сновидений. Я не хотел бы слишком завышать как в практическом, так и теоретическом отношении его значение. Ежегодно я анализирую от 1500 до 2000 сновидений, и, имея такой опыт, я, по всей видимости, могу утверждать, что типичные сновидения действительно существуют. Однако они встречаются не столь часто, и при финальном способе рассмотрения они отчасти теряют ту значимость, которая придается им при каузальном истолковании на основе фиксированного значения символов. Мне кажется, что типичные мотивы в сновидениях крайне важны, потому что именно они позволяют проводить сравнение с мифологическими мотивами. Многие мифологические мотивы, в установлении которых несомненная заслуга принадлежит Фробениусу, обнаруживают себя также в сновидениях многих людей и часто имеют в точности то же самое значение. Хотя я не могу здесь рассмотреть этот вопрос более полно, я бы хотел подчеркнуть, что сравнение типичных мотивов сновидений с мифологическими мотивами наводит на предположение – уже высказанное Ницше, – что тот вид мышления, который имеет место в сновидении, следует понимать как филогенетически более древний вид мышления вообще. То, что я имею в виду, лучше всего демонстрирует – не требуя других многочисленных примеров – рассмотренное нами выше сновидение. Как мы помним, в нем присутствовала сцена с яблоками в качестве некоего типичного представления эротической вины. Выражаемая таким способом мысль, вероятно, должна была бы звучать так: «Я поступаю неправильно, действуя таким образом». Характерно, что сновидение почти никогда не выражается столь логически и абстрактно, а всегда на языке притчи или сравнения. Это своеобразие выражения есть одновременно характерная черта языков первобытных племен, цветистые обороты речи которых нас всегда поражают. Если мы вспомним памятники древней литературы, то обнаружим там в форме притч и сравнений выражение того, что сегодня мы тщимся сформулировать с помощью абстракций. Даже такой философ, как Платон, не чурался выражать некоторые основополагающие идеи путем притч.
