507 Так же, как мы склонны признавать, что мир является таким, каким мы его видим, мы наивно полагаем, что люди таковы, какими они нам представляются. К сожалению, в последнем случае никакая физика еще не доказала несоразмерность между восприятием и действительностью. Хотя возможность грубого обмана здесь во много раз больше, чем при чувственном восприятии, мы все же проецируем – безбоязненно и наивно – нашу собственную психологию на наших ближних. Таким образом, каждый из нас конструирует для себя более или менее воображаемые отношения, которые, по существу, покоятся на подобных проекциях. Среди невротиков часто встречаются случаи, когда фантастические проекции оказываются единственными средствами человеческих отношений. Человек, которого я воспринимаю главным образом через мою проекцию, есть имаго, или же носитель имаго или символов. Все содержания нашего бессознательного неизменно проецируются на наше окружение, и только если мы можем понять определенные особенности нашего объекта как проекции, нам удается отделить их от действительных свойств этого объекта. Если же проекционный характер какого-то свойства объекта не был осознан, нам не остается ничего иного, кроме как пребывать в наивном убеждении, будто это свойство действительно принадлежит объекту. Все наши человеческие отношения кишат подобными проекциями; и если кому не удается уяснить это на своем, личном опыте, пусть обратит внимание на психологию прессы во время войны. Cum grano salis[82] мы всегда приписываем собственные ошибки противнику. Прекрасные примеры тому можно найти во всякой личной полемике. Кто не обладает из ряда вон выходящим самосознанием, тот никогда не увидит свои проекции насквозь, а будет всегда им уступать, поскольку сам разум в своем естественном состоянии предполагает существование таких проекций. Проекция бессознательных содержаний естественна и является данностью. У относительно первобытного человека она создает то характерное отношение к объекту, которое Леви-Брюль так удачно назвал «мистической идентичностью», или «мистическим со-причастием»11. Таким образом, всякий нормальный и размышляющий о самом себе в рамках обыденной жизни современный человек опутан целой системой таких проекций и привязан ими к своему окружению. Принудительный, то есть «магический» или «мистический», характер таких отношений им совершенно не осознается, по крайней мере, до тех пор, пока все идет хорошо. Но если возникает параноидальное расстройство, то эти бессознательные отношения, по характеру своему проекционные, превращаются в путы, образованные как правило тем же самым бессознательным материалом, который составлял содержание проекций и в нормальном состоянии. До тех пор, пока либидо может использовать эти проекции в качестве приемлемых и полезных мостов для связи с миром, они позитивны и облегчают жизни. Когда же либидо желает пробить себе какой-то иной путь – отчего начинается движение вспять по прежним мосткам проекций, – эти проекции становятся величайшей помехой, какую трудно себе даже представить, потому что они действенно и эффективно препятствуют всякому освобождению от прежнего объекта. Тогда мы оказываемся свидетелями типичной ситуации, когда человек старается – насколько это возможно – обесценить или разнести вдребезги прежний объект, для того чтобы забрать у него свое либидо. Но по причине того, что прежняя идентичность покоилась на проекциях субъективных содержаний, полное и окончательное отделение может совершиться только тогда, когда имаго, которое отражало себя в объекте, будет восстановлено и возмещено субъекту. Это восстановление происходит путем осознания спроецированного содержания, то есть признания «символической ценности» объекта.
508 Распространенность подобных проекций, так же как и их проективный характер, никогда до конца не признаются, что является безусловным фактом. При таком положении дел вовсе не удивительно, что наивный разум с давних пор считает само собой разумеющимся, что если во сне привиделся господин X, то этот сновидческий образ, названный «господином X», идентичен настоящему господину X. Подобное допущение всецело соответствует всеобщей некритической сознательной установке, не усматривающей никакого различия между объектом-в-себе и представлением, которое сложилось о данном объекте. При критическом рассмотрении – и этого никто не может оспорить – сновидческий образ имеет лишь внешнее и весьма ограниченное сходство с объектом. В действительности же этот образ есть комплекс психических факторов, который сам себя образовал – конечно же, при определенной внешней стимуляции, – и поэтому он существует в субъекте и состоит, в основном, из тех субъективных компонентов, которые характерны для субъекта и зачастую к реальному объекту не имеют никакого отношения. Мы всегда понимаем другого человека таким образом, как мы понимаем или пытаемся понять самих себя. То, чего мы не понимаем в себе, мы не понимаем также и в других людях. Так уж сложилось, что существующий у нас образ другого человека по большей части субъективен. Как известно, даже близкая дружба не является гарантией объективного знания партнера.
509 Если же, как это делается в школе Фрейда, попросту рассматривать манифестные содержания сновидений в качестве «нереальных» или «символических» и объяснять, например, что сновидение о колокольне в действительности подразумевает фаллос, то отсюда всего один шаг до того, чтобы сказать, что сновидение часто говорит о «сексуальности», но отнюдь не всегда имеет ее в виду или же сновидение говорит об отце, но на самом деле означает самого сновидца. Наше имаго является составной частью нашего разума, и если наши сновидения воспроизводят определенные идеи или представления, то это, в первую очередь, наши идеи или представления, из которых соткана совокупность нашей сущности. Они являются субъективными факторами, которые группируются в сновидениях так или иначе вовсе не по внешним причинам, но из интимнейших побуждений нашей психики, выражая таким образом тот или иной смысл. Целостная сновидческая работа, по существу, субъективна, и сновидение есть тот же театр, в котором сновидец является и сценой, и актером, и суфлером, и режиссером, и автором, и публикой, и критиком. Эта простая истина составляет основу того воззрения на смысл сновидения, которое я назвал интерпретацией на субъективном уровне. Подобная интерпретация предполагает – как подразумевает сам термин, – что все фигуры сновидения есть персонифицированные черты личности самого сновидца12.
510 Такое понимание сразу же вызывало заметное противодействие. Аргументы одних критиков основываются на наивной предпосылке относительно господина Х., обсуждавшейся выше, аргументы других опираются, скорее, на вопросы принципа: что важнее – «объективный уровень» или «субъективный уровень». Я считаю, что с теоретической точки зрения нет никаких оснований отрицать субъективный уровень. Ведь образ того или иного объекта, с одной стороны, составлен субъективно, а с другой стороны, объективно обусловлен. Когда я воспроизвожу этот образ у себя, тем самым я порождаю нечто как субъективно, так и объективно обусловленное. И для того чтобы решить, какая из сторон в каждом конкретном случае перевешивает, должно, прежде всего, доказать, был образ воспроизведен ради своего субъективного или ради своего объективного значения. Так, если мне снится какой-то человек, с которым меня связывает некий жизненно важный интерес, то напрашивается толкование скорее на объективном уровне, нежели на субъективном уровне. Если же я, напротив, вижу во сне человека, мне безразличного и в реальной жизни далеко от меня отстоящего, то естественнее будет толкование на субъективном уровне. Однако, возможно – и на практике такое происходит довольно часто, – что сновидцу по ассоциации с безразличным ему человеком тотчас приходит на ум некто, с кем он эмоционально связан. Прежде мы могли бы сказать, что малозначимая фигура выдвинулась в сновидении на передний план, по-видимому, для того, чтобы заслонить болезненность какой-то другой фигуры. В таком случае я бы порекомендовал двигаться по естественному пути и сказать: в сновидении, очевидно, та самая эмоциональная реминисценция была заменена безразличным мне господином X., следовательно, толкование на субъективном уровне будет ближе к истине. Разумеется, эта замена в сновидении эквивалентна вытеснению болезненного воспоминания. Но если это воспоминание удается так гладко и легко отодвинуть в сторону, то оно не может быть действительно важным. Сама замена свидетельствует о том, что этот личностный аффект может быть обезличен. Стало быть, я сумел его превозмочь и посему впредь никогда не вернусь в эту личностно значимую эмоциональную ситуацию, осуществив деперсонализацию в сновидении путем простого «вытеснения». Я думаю, что более правильно рассматривать это замещение болезненной фигуры на малозначимую как деперсонализацию ранее личностно важного аффекта. Таким образом данный аффект, то есть соответствующее количество либидо, стало обезличенным, свободным от своей личной привязки к объекту – и поэтому отныне я могу реальный ранее конфликт сместить на субъективный уровень и попытаться понять, в какой мере он является исключительно субъективным. Я хотел бы, для большей ясности, разобрать это положение на одном кратком примере.
