На Русь христианская доктрина приходит в IX в. Время богословских баталий осталось позади. Ортодоксальная доктрина сложилась целиком и полностью, утверждена на Вселенских соборах, «отлита» в Символах веры. Сочинения оппонентов ортодоксальной позиции уничтожены, альтернативные ортодоксии секты тяготеют к территориям давно включенным в исторический процесс. Ближайшие к Руси сектанты — болгарские богомилы, по-видимому, были известны на Руси, однако заметного влияния не оказали. Иерархия совсем не расположена расширять умственный кругозор новообращенных, посвящая их в систему аргументов противников ортодоксальной позиции.
Киевская Русь — ранне-варварское государство, расположенное на периферии мировой цивилизации. Переживаемая обществом стадия исторического развития не предполагает риторических изысков и философских размышлений. Эта стадиальная дистанция однажды осознается обществом Киевской Руси, а затем и Московии, и выливается в отторжение всего наследия античной культуры как языческого. В XV в. Инок Филофей гордился тем, что риторическим тонкостям не обучен, В школьных прописях XVII в. (через восемь веков после крещения) читаем:
Если спросят тебя, знаешь ли философию, отвечай: эллинских борзостей не текох, риторских астрономов не читах, с мудрыми философами не бывах119.
По всему этому смысл и тем более историко-культурный контекст формирования Символа веры доступен ничтожной доли христианской аудитории Руси. Веру принимают, «не умствуя», но сердцем. Формулы и положения вероучения принимают, заучивают, повторяют снова и снова, участвуя в ритуале.
Сакральная норма веками, из поколения в поколение транслируется церковью, отливаясь в формы Должного, опирающегося на высший авторитет — Власти земной и небесной. С самого начала церковь опирается на мощь государства. Любая ересь — антигосударственное преступление. Если Рим увядал и распадался, то Московское царство последовательно росло и укрепляло свое могущество. Из поколения в поколение Власть земная оказывалась все более мощной и грозной. Помянутая выше фрактальность и изоморфизм культуры задавал не рассуждающее принятие доктрины Власти небесной.
К исходу XVI в. устойчивая историческая ситуация отлилась в формы локальной цивилизации. Сложившееся отношение к сакральному авторитету воспроизводилось, прежде всего, в силу устойчивости цивилизационной модели. Далее, и кризисы власти (Ливонская война, Смута), и западные влияния были не в силах поколебать коренящиеся в ментальности структурные связи культуры.
Если же построить обобщающие суждения, разница в отношении к исследуемой нами проблеме окажется заданной двумя фундаментальными обстоятельствами: Прежде всего, это — стадиальная дистанция между обществами позднеантичного Средиземноморья и Руси/Московии. Когда в XIX в. в России формируется слой общества, органически включенный в европейскую цивилизацию, он начинает задаваться исследуемыми вопросами. Другое дело, что в силу догоняющего развития исторические процессы «наезжают» друг на друга: пробуждение богословских исканий накладывается на наступление секулярной эпохи. Утрачивающее Божественную санкцию Должное обретает онтологическое основание в коммунистическом хилиазме, а потом размывается с крахом надежд на построение коммунизма.
Второе обстоятельство носит цивилизационный характер. Культура античности, а вслед за нею культура протестантско-католической Европы, есть культура аналитическая. Ей свойственно членить универсум, выделять новые и новые сущности, рождать новые смыслы, исследовать их и идти дальше. Русская же культура в своем основании ориентирована на сохранение синкрезиса. Она — антианалитична. Причем, всякая культура устроена таким образом, что чем более значимым является некоторый феномен, тем более жестко соблюдаются базовые интенции. Сакральный авторитет относится к базовым, системообразующим элементам российского космоса. Должное — один из экспликатов ядра этой культуры. Здесь энергия запрета на анализ и размышления должна быть максимальна.
Подведем итоги.
Дистанция между самоописанием или автомоделью традиционной культуры и ее эмпирической реальностью фиксируется сознанием культурного субъекта. Возникающие в результате осмысления этого обстоятельства культурные смыслы и положенности складываются в специфический конструкт сознания — должное/сущее. Как структура, задающая и оформляющая переживание, познание и оценку социокультурной реальности, данный конструкт выступает в качестве одного из узловых элементов культуры.
Оппозитарное отношение должного и сущего задает сложную диалектику этих категорий. В результате культурно-исторический процесс раскрывается как диалектика должного и сущего, а конструкт должное/сущее предстает как один из ключевых механизмов саморазворачивания культуры в целом.
Оппозиция должное/сущее ограничена в историческом времени и пространстве. Ее пространственная локализация связана с регионом монотеистических религий. Временная локализация доминирования этой оппозиции задается рамками осевого времени, формирующего идею универсального космического Должного. Верхняя граница доминирования данной оппозиции задается процессами, ведущими к распаду теоцентристского (идеоцентристского) космоса. Секуляризация сознания упраздняет идею универсального Должного, что разрушает заявленную оппозицию.
Конструкт должное/сущее формирует особый тип личности характеризующийся специфическим отношением к окружающей человека социальной и культурной реальности. Человеку, принадлежащему миру должного, присуща интенциональная устремленность к запредельному, сакральному должному и отторжение профанного сущего.
Его характеризует особый тип мышления и, шире, ориентации в мире, центрированные на априорных моделях должного. Верность идее должного задает определенные жизненные стратегии, оборачивается множеством познавательных и ценностных проблем, психологическими напряжениями и порождает широкую палитру дискомфортных переживаний.
В стратегическом плане идея универсального Должного несовместима с модернизацией общества. Носители должного попадают в глубокий экзистенциальный кризис на этапе исторического изживания оппозиции должное/сущее, связанном с распадом теоцентристского космоса и утверждением культуры Нового времени, когда идея Должного очевидным образом демонстрирует свою несостоятельность. Именно этот период переживает в настоящее время Россия.
94 Русский, как и любой другой народ может быть объектом исследования. «Народ» же — это мифологема. Она подлежит не исследованию, а изложению.
95 Всякий, кто оказался на пути русских интересов (как их трактует власть или силы выступающие в качестве носителей традиционной ментальности) — враг России.
96 Часто пожилые люди признают, что перед ними «так, сказка». Несоответствие реальности для них не секрет, но ищут они совсем иного. Им необходимо соответствие надэмпирической реальности должного. В произведениях этого рода они находят ту запредельность, на которую запрограммировала их культура.
97 Задерей В. Нужна новая государственность//Завтра. 1995. Сентябрь. № 38.
98 Назаров М. Мистический смысл российской государственности // Завтра. 1995. Август. № 31.
99 Ковалев В. Россия и Европа: Истина и Свобода // Россия и Европа: Опыт соборного анализа. М., 1992. С. 311.
10 °Cм.: Лурье С. Метаморфозы традиционного сознания. СПб., 1994. С. 139.
101 Подробнее см: Пелипенко А.А., Яковенко И.Г. К вопросу о духовно- сти//Открытая политика. 1997. № 2–3. С. 56–63.
102 Янов А. Русская идея и 2000-й год. N.Y., 1988. С. 49.
103 Одно из выражений рассматриваемой нами коллизии столкновения традиционалистского сознания и либеральной реальности — работа Зиновьева (Зиновьев А.А. Запад. Феномен западнизма. М., 1995.) Философ Зиновьев доводит дело до метафизического противопоставления российского коммунизма и либерального «западнизма». В этой логике перспективы либерализма оказываются связанными с… отрицанием России как историко-культурной сущности. Если учесть, что сущность России, как ее переживает Зиновьев, неотделима от верности должному, с ним можно согласиться. Его Россия в этой ситуации положительно исчезает.
104 Подробнее см: Яковенко И.Г. Город как субъект и пространство диалога культур // Культурный диалог города во времени и пространстве исторического развития. Матер, межрегиональной конф. РАН. Научный совет по комплексной проблеме «История мировой культуры». М., 1996.
105 Единственное условие — адекватное прочтение предмета и понимание его функциональной природы. Если обживающие пространство античного полиса варвары делают в крипте курятник, а остатки городских стен воспринимают как природную среду (что можно наблюдать в Турции) — воздействие этой среды на них минимально (однако, и в этом случае не равно нулю). Если же предмет читается в своей исходной природе и используется по назначению — он неизбежно воздействует на реципиента.
