Эсхатологизм и империя. Стоит указать на смысловую связь между апокалиптическим сознанием и империей.
Идея конца времен и манихейская компонента сознания естественно порождают идею империи. Последнее испытание легче всего встретить в рамках огромного, бесконечно разросшегося родового целого, пролегающего из прошлого в будущее. Внутри безграничного пространства «нашей», единственно правильной империи, тождественной космосу, за границами которой царит тьма и хаос мира внешнего, отданного Сыну Погибели. Русское название Константинополя — Царьград — не случайно. Это — единственный город, город по преимуществу, столица империи, высший смысл существования которой — дождаться Конца времен.
Взаимосвязь империи и идеи апокалипсиса оформляется в идеологии Удерживающего, где император мыслится как «мировой удерживающий», сохраняющий в чистоте истинное учение и спасающий Вселенную от падения в пропасть до срока. В высшей степени показательно то, что Советский Союз распадается с крахом коммунистической эсхатологии. Эрозия смыслового стержня и распад эсхатологических оснований мгновенно обессмыслили совместное существование разных народов, открыли поле для сведения счетов, взаимных претензий и подозрений. Подавлявшиеся советской идеологией альтернативные идентичности — национальные, цивилизационные, религиозные — победили как бы мгновенно, в рамках инверсионного перехода.
Эсхатологизм как противостоящая развитию антиисторическая парадигма. Эсхатологическая идея противостоит государственности, цивилизации и истории как процессу движения по пути цивилизации. В ряду антидинамических факторов эсхатологическая доминанта традиционного сознания оказывается одним из серьезнейших моментов. Все и всяческие крестьянские (народные) движения, направленные вспять, были ориентированы на хилиазм. Эсхатологическая идея — универсальное оформление антиисторической интенции.
Как фактор, противостоящий развитию, эсхатологическая доминанта работает на самых разных уровнях. Она противостоит развитию на уровне рефлексии. Идея развития отвергается как тупиковая и гибельная альтернатива эсхатологическому пресуществлению вселенной. В равной степени эсхатологиям сознания блокирует поступательное развитие общества на уровне функционирования механизмов, обеспечивающих формирование предпосылок развития. Развитие базируется на процессах кумуляции. Накапливание цивилизационного ресурса — необходимое (хотя и не достаточное) условие развития. Эсхатологизм блокирует накопление цивилизационного ресурса как бесполезное в контексте эсхатологической перспективы и опасное для спасения души.
Эта идея заслуживает специального разговора. Как всякое самоорганизующееся целое, поздневарварское общество безошибочно отбирает и задает идеологию и общественную психологию. Именно в силу такой самоорганизации все тенденции, которые ведут к накоплению цивилизационного ресурса, профанируются, табуируются и тормозятся. Причем, универсальной антитезой всех тенденций, ведущих к распаду архаической целостности, является эсхатологическая идея. Чувствительность традиционалистов к эсхатологическим мечтаниям прямо пропорциональна силе процессов модернизации общества. В моменты переломов такие общества переживают взрыв эсхатологических чаяний. Парадигма Небесного Иерусалима помогает отвращать народ от наращивания цивилизационного ресурса как не нужного, греховного и опасного для дела спасения занятия.
Историческое движение неотделимо от систематизации и аккумуляции. От накопления идей, вещей, технологий, ресурсов. Обобщая, — от наращивания преобразующего потенциала общества. Но кто станет копить что-либо перед лицом Страшного Суда? Апокалипсис предполагает обратное движение. Полностью освободиться от всего, что налипло за время жизни на земле — от грехов, знаний, «излишних» уводящих от главного и откровенно греховных достижений культуры (вспомним практику Савонароллы, или таборитов), «излишних» провоцирующих порочные импульсы, ресурсов. Очистить сознание от земных забот, тревог и интересов. Выпрыгнуть из бытия и воспарить с тем, чтобы приготовиться к последнему пути.
Советская эсхатология склеила технологический рост с идеей пресуществления, создав парадоксальную амальгаму. Однако и здесь наращивание и накопление имело смысл для целого, т. е. социалистического государства. Отдельный человек освобождался от всего лишнего — от пережитков капитализма, от «излишних» вещей и буржуазных привычек134. Какой смысл копить что-либо, если всех нас ждет мир, в котором не будет денег, частной жизни, приватного быта, частной кухни. Не будет всего того, что покрывается понятием «мое», но будет только «наше». А поверх всего этого замордованному идеологией обывателю провиделся из будущего назидательный тусклый блеск золотых нужников в общественных туалетах.
Изживание эсхатологической идеи. Инверсия сознания, вызвавшая распад советского целого подводит нас к завершающему исследовательскому сюжету. Мы стали свидетелями интереснейшего феномена. Обнаружилось, что выход общества из космоса Должного, а значит и снятие эсхатологического сознания несет на себе черты инверсионного перехода. Иными словами, переход к новому качеству осуществляется в рамках устойчивой и изживаемой в данный момент модели мышления.
Вспомним общественные настроения эпохи Перестройки. На наших глазах происходила мифологизация рынка, правовой демократии и вообще всех утверждавшихся ценностей. Они переживались не рационально, но религиозно. Будущее мыслилось как преображение, которое не только снимет все связанное с советской властью, то, что давно обрыдло и стало нетерпимым, но чудесным образом решит все проблемы, накопившиеся за семьдесят (если бы только за семьдесят!) лет. Когда скептики вопрошали: почему перейдя к рынку и демократии, советское общество попадет в первый, а не в третий мир, который неизмеримо больше, — им не внимали. Отталкивающееся от старого общество было полно чисто религиозной веры в преображение новообретенными западными ценностями.
Как и всегда, преображения не случилось. Последняя инверсия и всплеск эсхатологических переживаний сопровождали вхождение общества в реальность, окончательно размывающую основания такого сознания. Качественные характеристики жизни, утвердившейся после 1991 года в стратегическом аспекте не оставляют места средневековому восприятию мира.
Попав в новый, неожиданный для себя мир, решая задачу вписания в него, широкие массы традиционно мыслящих людей, сами того не замечая, утрачивают основания эсхатологического мировидения. Эсхатологизм как способ переживания и понимания мира маргинализуются. Характерно, что в 90-е годы эсхатологические смыслы усиленно культивировались идеологами крайней оппозиции. В этом отношении показателен дискурс газеты «Завтра» отрабатывающий темы Конца света, Последней битвы, актуального торжества и близящейся гибели богомерзких слуг Тьмы. Однако надрывающийся набатный колокол «духовной оппозиции» день ото дня собирает одних и тех же людей. По-видимому, инверсия отхода от должного оказывается последней большой инверсией.
Эсхатологизм — устойчивый, но уходящий атрибут российской ментальности. Эсхатологическое сознание угасает вместе с размыванием концепта должное/сущее. Секуляризация мира и деструкция должного переводят эсхатологическую идею в ранг сказки, т. е. идеи, еще каким-то странным образом дорогой для нас, к которой обращается сознание, но уже не серьезной, такой, в которую играют, но не верят. Точно так же, превращаясь в сказку, умирает миф. Дежурные страшилки скорого конца света превратились в рутинный фон массовой культуры. Газеты печатают очередные предсказания. Маги, ересиархи, толкователи «Книги перемен» или катренов Нострадамуса объявляют о конце света в ближайшие месяцы, женщины их читают и пересказывают, но никто не верит в это всерьез. Напряженное эсхатологическое сознание превращается в достояние истории.
Выше мы описали эволюцию сознания большей части российского общества. Рядом с этим большинством живет и энергично самоопределяется узкий, но весьма активный слой индоктринированных традиционалистов. Он замыкается в собственной среде (прежде всего околоцерковной, а также сектантской) и слабо контактирует с остальным обществом. В этом достаточно замкнутой мире разворачивается своя жизнь, характеризующаяся напряженной эсхатологической нотой.
Здесь мы обнаруживаем статьи в газетах и церковных журналах, толстые и тонкие книги, слухи, предсказания, достоверные свидетельства, пересказы пророчеств известных старцев. В данном массиве общая однообразность базового сценария компенсируется неистощимой изобретательностью аргументов, толкований, интерпретации свидетельств и так далее. В словестности подобного рода Армагеддон некоторым сложно постижимым для рационального сознания образом увязывается с «названием покрытой горами Македонии», что интепретируется как указание на операцию НАТО в Косово в 1999 г.135 Здесь же передаются апокрифические сказания о несбывшихся планах Николая II передать царство своему сыну, а самому принять сан патриарха. По мысли адептов апокрифа такая комбинация уберегла бы Россию от революции. Тут же курсируют доподлинные свидетельства о находящемся в Брюсселе глобальном суперкомпьютере «Зверь» созданном для того, «чтобы занумеровать каждого человека в мире», после чего «этот номер будет нанесен в виде подкожной лазерной татуировки на правой руке или на лбу»136. Авторы этого круга издают монографии и сборники статей137. Причем вся эта литература находит своего читателя.
