– Спасибо, но это напрасные надежды.
– Кто знает, кто знает… Теперь о насущном. Мы сохранили все ваши вещи. Как только вы достаточно окрепнете, мы принесем их вам. Вы сможете оставаться у нас сколько хотите.
– Думаю, с моей стороны будет не слишком вежливо злоупотреблять вашим гостеприимством.
Если монахи действительно сохранили все мои вещи, то в чемодане должны быть документы на чужое имя, подготовленные для меня в Марселе друзьями Франца. Это позволит мне спокойно и незаметно покинуть Египет и добраться домой. Надо будет только телеграфировать Хеммету в Аден, что дело не выгорело, и задуманная нами экспедиция отменяется. Что ж. Ему так и не удастся войти в историю человеком запечатлевшим на фотопленку сенсационную находку Александрийской библиотеки.
Я вытер пот со лба и сверил адрес. Это здесь. Однако в конце августа в Египте довольно жарко. Я поднялся по ступеням и постучал.
Дверь открылась, и в проеме показалось знакомое лицо с большими серыми глазами.
– Ой. Синьор Бронн. Я не знала, что вы в Александрии…
– Дела, синьорина Ортенсия, пришлось задержаться, вы позволите войти?
Профессор Пикколо не собирался везти дочь в экспедицию, но в свете случившегося рассудил, что лучше, если она будет не слишком от него далеко. И под присмотром его александрийских друзей. Поэтому студенческие каникулы девушке предстояло провести в Египте.
– Это квартира друга нашей семьи, – пояснила Ортенсия, видя, как я озираюсь по сторонам, – он хирург в центральном госпитале Александрии. Отец решил, что будет лучше, если проведу лето здесь. Заодно немного попрактикуюсь. Я думала, что вы отправились в экспедицию вместе с ним.
– Вы одна?
– Да, в госпитале как раз обход и…
– Это хорошо. У меня, синьорина, к вам довольно специфическое, я бы даже сказал личное дело.
Я, морщась, стащил пиджак.
– Что вы себе позволяете? – лицо Ортенсии сначала побледнело, потом покраснело, и в итоге пошло пятнами…
– Вы медик? – я расстегнул рубашку.
– О боже! Что с вами?
– Бандитская пуля. В силу ряда обстоятельств мне бы не хотелось обращаться к официальной медицине, а другого знакомого врача у меня в Александрии нет…
– Садитесь, я сейчас посмотрю.
– Ай-яй-яй! У-у…
– Что вы так кричите? Вы меня напугали…
– Больно.
– Бинты присохли. Так. Что у нас здесь…
– Ой!
– Не дергайтесь, пожалуйста.
– Я стараюсь…
– Вообще заживает довольно ровно. Воспаления особого нет. Надо проверить ребро…
– Ой-ёй. Вы смерти моей хотите, синьорина?
– Кажется, не сломано, но исключить однозначно нельзя. Надо бы показаться врачу в госпитале. Еще рентген бы не помешал…
– Это исключено.
– Я бы сказала, что вы подвергаете себя излишнему риску, не обращаясь за квалифицированной помощью.
– Я полагаю вашу квалификацию вполне достаточной. По крайней мере, выражаться, как заправский врач вы уже научились.
Насколько я смог разглядеть ее щеку и шею, девушка покраснела. Руки у нее немного дрожали, но в целом держалась она молодцом. Для студента она оказалась очень неплохим хирургом. Далеко пойдет.
– Не вертитесь. Я обрабатываю рану.
– Насколько она серьезная?
– Скользящая. Возможна трещина или даже перелом седьмого ребра. Мышцы порваны…
– Ерунда.
– Уж позвольте об этом мне судить. Я хоть и студентка, но все же старшего курса.
– Поверьте, синьорина. На войне я достаточно насмотрелся на пулевые ранения, и авторитетно могу заявить – то, что вы описываете это именно ерунда… Ох! Ну, аккуратнее же, в самом деле.
– Сидите спокойно. Я сейчас наложу повязку. Послезавтра ее надо будет сменить. Вы сможете зайти после обеда.
– Вообще-то я собирался в это время уже плыть в Европу.
– Как хотите. Но я бы настоятельно рекомендовала перевязку под надзором врача. Впрочем, если вас устроит судовой медик…
– Хорошо, хорошо. Я зайду послезавтра после обеда.
Я сидел у маленького оконца, смотрел на залитую солнцем улицу через мутное стекло и размышлял.
Что мы имеем? Где-то в Ливийской пустыне находятся руины, в которых, вероятно, спрятаны остатки Александрийской библиотеки. А также книги и иконы коптов. За этими впечатляющими призами охотятся дю Понт, с нанятым им Невером, ди Мартти со своими сицилийскими головорезами и марсельскими бандитами, и египетские монахи. Первым двоим участникам гонки я уже изловчился стать поперек дороги, и теперь и те и другие очень жаждут видеть меня мертвым. Монахи, наоборот, рвутся привлечь меня на свою сторону.
Ну уж нет. Ди Мартти был готов меня утопить еще в самом начале. С дю Понтом еще можно было бы иметь дело, не свяжись он с аденскими бандитами. Кстати, похоже, что именно для него Невер и выкрал дневники Мильвовского. По крайней мере, в день своего приезда в Аден дю Понт жаловался, что человек, с которым он хотел там встретиться, неожиданно уехал. А как раз накануне произошли события в "Серебряном Гонге" из-за которых Гоше Неверу пришлось бежать… Какое, однако, странное совпадение. Похоже, наш французский профессор с самого начала имел дополнительные козыри в рукаве.
В такой ситуации лезть в эти руины чистое самоубийство. Финита ля комедия. Занавес. Пора возвращаться домой.
Я забрал шляпу и спустился на улицу. Пока не домой, а к моему, если там можно сказать, лечащему врачу. Ортенсия хотела сегодня сменить повязку.
Решение было принято, и настроение у меня было просто отличным. Скоро я уже буду в стенах университета рассказывать о древних языках жаждущим знаний студиозусам. Я шел по александрийским улочкам мурлыкая под нос старую песню саксонских шахтеров.
… и едем мы туда, где рудокопы добывают в ночи серебро и золото из скал…
Я вырос в стране рудных шахт и с детства остались теплые воспоминания о небольших уютных кабачках и звучавших там песнях.
… и в глубокой темной шахте я думаю о тебе…
Я поднялся по ступеням и постучал в дверь. Она медленно подалась, и меня охватило сначала чувство дежа вю, а потом ужас… Неужели опять! Ее-то за что?
Я распахнул дверь и вбежал внутрь. Цепочка темно-бурых пятен на паркете тянулась от входа к кабинету.
– "Может грязь, или машинное масло"? – пронеслась мысль.
Увы, это не было ни то, ни другое.
Я бросился в кабинет. Никого. Те же пятна на полу, то каплями, то размазанные, словно по полу двигали что-то тяжелое. Отпечаток башмака. Мужской. Размером почти с мой. Разорванная штора, большой лоскут оторван и брошен на пол. Женская туфля в углу. Кажется, в тот день на Ортенсии были такие же… Или нет? Не помню.
У кресла что-то блеснуло. Хирургический нож. На лезвии все те же красно-бурые разводы. Я коснулся одной из клякс пальцами. Уже густеет, но еще не засохла. Эту кровь здесь пролили совсем недавно.
– Сядь и успокойся. Выпей кофе.
– Омар, ты не понимаешь…
– Она тебе так дорога?
– Она еще почти ребенок, Омар. И я уверен, что именно из-за меня ее похитили!
– Ты был у нее позавчера. А похитили ее, ты говоришь, лишь сегодня. Они так неторопливы, или твой визит не имеет к этому отношения?
– Не знаю, – я покачал головой, – все эти похищения, покушения и перестрелки. Я начинаю уставать от них, Омар. Хочется уехать и отдохнуть.
– Это последствия твоего ранения, – мой визави прошелся по комнате, – ты еще не до конца оправился.
– Возможно. Но сейчас я должен что-то сделать!
– Сделаешь. Я уже попросил моих людей поговорить с соседями и прислугой. В ближайшее время мы будем знать, что там случилось.
– А если будет поздно?
– Если они хотели ее убить, то сделали бы это сразу. Значит, она им зачем-то нужна живая. Так что пей кофе и жди.
В дверь постучали. Омар вышел. Я оставил в покое кофейную чашку и заметался по комнате. Это, положительно, выходит за всякие рамки. Во что ты меня втянул, Карл? Еще немного и дело кончится трупами…
Омар вернулся.
– Ну что?
– За час до твоего прихода в квартиру поднялись несколько европейцев. Вышли они оттуда с большим мешком. У одного из них куском шторы была перевязана рука. Они положили мешок в автомобиль и уехали на юг.
– Мы должны ее найти…
– Это были люди ди Мартти. Машина, на которой они уехали, сейчас находится в местечке называющемся Ком-Эль-Шукафа. Это в южных пригородах.
– Едем! – я вскочил.
Омар осуждающе покачал головой, но ничего не сказал.
Ком-Эль-Шукафа оказалась глухой окраиной, застроенной складами и сараями. Запыленный "Фиат" притулился в небольшом переулке. Позади машины белела вывеска какой-то конторы торгующей фруктами. Похоже здесь у нее был склад.
Мы с Омаром и его людьми обошли его по переулку. Я вскарабкался на массивную ограду. Во дворе было пыльно и пусто. Я сделал знак остальным и мы, стараясь не шуметь, один за другим перелезли внутрь. Начинало темнеть. Мы прошли внутрь массивной кирпичной постройки. Полутемный коридор, заставленный товаром, тянулся вглубь здания.
