В те времена студенты были двух типов – hearties и aesthetes – поклонники физической силы и эстеты. Первые занимались греблей, пили пиво, носили галстуки своих колледжей и производили много шума. Бетджемен и подобные ему книжники носили экстравагантные шелковые галстуки, длинные волосы и «не имели представления, где расположены их спортивные площадки». Сэр Исайя Берлин вспоминает сверстника из эстетов, ответившего на вопрос, в каком колледже он учится:
«Мой дорогой, я просто не могу вспомнить». Эстеты собирались на рюмочку шерри у Джорджа Альфреда Колкхорста, доцента-испаниста. На шее у Полковника, как его называли, всегда висел на веревочке кусок сахара, «чтобы подсластить беседу», а еще он непременно имел при себе маленький слуховой рожок, «чтобы ловить меткие замечания». В одном из самых популярных английских поэтических сборников xx века «Созванные колоколами» (1960), своего рода стихотворных мемуарах, сэр Джон Бетджемен описывает Оксфорд «золотых двадцатых» – молодых литераторов, стареющих денди и бесконечные вечеринки с шампанским – «…ибо жизнь была легким завтраком, завтраком без конца».
К эстетскому кругу Бетджемена принадлежал миллионер и меценат Эдвард Джеймс, прозванный Ганимедом в честь прекрасного юноши, служившего виночерпием у Зевса. Потолок своих комнат в Крайст-Черч-колледже Джеймс выкрасил в черный цвет, стены обил серебристым шелком.
А в соседнем дворе в то же время писатель У. Х. Оден тренировался в искусстве серьезного развлечения. В затемненных комнатах поэт, который терпеть не мог дневной свет, облачившись в черный, чересчур просторный для него сюртук, принимал друзей-поэтов – Стивена Спендера, Луиса Макниса и Сесила Дэй-Льюиса, учившихся тогда же в Оксфорде, разрабатывал с ними план марксистской мировой революции и читал вслух свои стихи. В 1956 году глава «Банды Одена» вернулся в Оксфорд, теперь – профессором поэзии.
Однако по эксцентричности ни один из оденовских однокашников не мог превзойти Гарольда Эктона. «Назад к красному дереву!» – активно призывал он. Его комната была выкрашена в лимонно-желтый цвет, а со своего балкона он на весь двор Крайст-Черч-колледжа через мегафон декламировал свои стихи и «Бесплодную землю» Т. С. Элиота. Те, кто «следил за собой», носили в те времена сшитые по моделям Эктона оксфордские сумки и неряшливого вида штаны с поясными складками. Любимым занятием Эктона, если верить справочнику «Кто есть кто?», была охота на филистеров. Да, он был настоящим снобом и знатоком, последним из великих английских эстетов, более экзальтированным, чем даже Энтони Бланш, яркий персонаж «Возвращения в Брайдсхед», прототипом которого и послужил. В том же романе, заставляя своего Себастьяна выходить на улицу с плюшевым медвежонком под мышкой, Ивлин Во имел в виду, конечно же, Джона Бетджемена, разгуливавшего по Оксфорду с плюшевым Арчибальдом Ормсби-Гором.
Брайдсхедский стиль, мирок академических павлинов и воркующих голубей, провоцировал не только hearties. В 1929 году Д. Г. Лоуренс написал саркастическое стихотворение «Голос Оксфорда», в котором высмеял оксфордский акцент, опознавательный знак элитарных слоев общества: «И, ах, столь соблазнительно превосходя / столь соблазнительно / самоуничижительно / пренебрежительно / превосходя – / Мы не будем пока что настаивать на этом / но мы же / мы же / вы же сами знаете / что мы самые лучшие». Сколько раз приходилось ему слышать жеманные, лениво-задумчивые интонации в салоне леди Оттолин Морелл в ее поместье Гарсингтон, где собирались лондонские Bloomsberries[59] и молодые умники из близлежащего Оксфорда? Особый «аромат конюшни» богемных современников, которого начисто был лишен Стивен Спендер, учившийся, между прочим, непосредственно в источнике «оксфордского акцента». В автобиографии «Мир в мире» (1951) Спендер описывает университет как «порабощенное классовыми предрассудками сообщество». Правильное происхождение, престижная частная школа и деньги играли там решающую роль; и те, кто был этого лишен, оста вались «в Оксфорде исключенными из Оксфорда». Но даже острее, чем собственное положение аутсайдера, Спендер воспринимал изоляцию университета, его равнодушие к проблемам, волновавшим современников: социальным конфликтам, политическим переломам в Европе 1930-х: «Мы были разобщенным поколением, поколением Гамлетов, обнаруживших, что мир разошелся по швам, но не сумевших скрепить его заново».
Как раз когда мир лежал в развалинах, когда даже старый Оксфорд, казалось, погиб, в 1945 году вышел роман Ивлина Во «Возвращение в Брайдсхед» – ностальгическая панорама Аркадии былых дней – университета 1920-х, столь безжалостно раскритикованного бывшим однокашником Стивеном Спендером. Ивлин Во рассказал историю дружбы между Чарлзом Райдером и Себастьяном Флайтом, историю католической дворянской семьи, создав гламурный роман. Оксфорд плюс аристократизм плюс пикники на земляничной поляне – таким коктейлем предстает у Ивлина Во – Great English Classic (Великая Английская Классика), или G. E. C., по терминологии Нэнси Митфорд. Слабые стороны, которые писатель прекрасно видел сам, лишь способствовали успеху этой романтизированной исторической панорамы, особенно после экранизации с Джереми Айронсом в главной роли (1981).
Ни один роман не оказал такого влияния на формирование нынешнего образа Оксфорда, как «Возвращение в Брайдсхед». Число туристов и плюшевых медведей в городе возросло многократно. Однако с такими последствиями популярности университет справлялся лучше, чем собственно с «образом Брайдсхеда». Летом 1986 года вечером после экзамена от передозировки алкоголя и героина погибла студентка. Смерть в Оксфорде попала на первые полосы, ведь умерла не просто студентка, а дочка министра Оливия Чэннон, и нашли ее тело не где-нибудь, а в Крайст-Черч-колледже, в комнате дружка-аристократа, графа Готфрида фон Бисмарка. Так выглядит «Возвращение в Брайдсхед» в извращенной форме, роковая оборотная сторона мифа. Подобного рода эксцессы – такая же часть Оксфорда, как и аскетизм, а каждый раз, когда в студенческом smart set (избранном обществе) дело доходит до скандала, замешанного на роскоши и непристойности, следует непременная ссылка на «синдром Брайдсхеда», словно жизнь подтверждает литературу.
С романа Ивлина Во после Второй мировой войны началось долгое прощание с «английскими Афинами». Особый академический статус Оксфорда, его славная роль в английской литературе – все было утрачено, все осталось в прошлом. Правда, выпускники Оксфорда и по сию пору играют ведущую роль в литературной жизни страны: это известные историки литературы Джон Кэри, Питер Конрад, Терри Иглтон, Гермиона Ли, поэт и англовед Том Паулин, издатель и писатель Майкл Шмидт, сатирики Ричард Ингрэмс и Джон Уэллс, публицисты Джеймс Фентон, Э. Н. Уилсон, Кристофер Хитченс, Питер Стодхард, Энтони Туэйт, Марина Уорнер, Мелвин Брэгг – в самых разных изданиях и литературных жюри их такое количество, что невольно закрадывается подозрение относительно оксфордской литературной мафии. Множество английских писателей xx века являются выпускниками Оксфорда: это и лауреат Нобелевской премии по литературе Уильям Голдинг, и В. С. Найпол, Джон Бьючан, Грэм Грин и Филип Ларкин, Кингсли Эмис и его сын Мартин Эмис, Кристофер Хэмптон, Уилл Селф, Джулиан Барнс и Джанет Уинтерсон; но едва ли их вдохновлял Оксфорд как таковой. Одним из немногих исключений был выпускник Магдален-колледжа Алан Холлингхерст, лауреат Букеровской премии 2004 года, в чьем романе «Линия красоты» рассказана история Ника Геста, гомосексуалиста и выпускника Оксфорда. Иен Макьюэн – другой автор, живущий в Оксфорде с 2002 года. Работая над одной из сцен своего берлинского романа «Невинные» (1990), он консультировался с доцентом кафедры патологии Мертон-колледжа. Вот в чем для писателя преимущество Оксфорда – в радиусе километра он с гарантией отыщет специалиста почти по любой заинтересовавшей его теме. А сами темы Макьюэна не имеют отношения к Оксфорду, в котором он, между прочим, жил до 2002 года.
Айрис Мердок – случай, исключительный во всех отношениях. Она училась, преподавала и жила в Оксфорде, знала город и его жителей, как мало кто другой. В ее романах Оксфорд являет собой особую форму духовной жизни. Самопознание, свобода и детерминизм, мораль и сексуальность: в центре ее книг философские, экзистенциальные проблемы. Роман для Айрис Мердок – «комната отражений», и многие персонажи окружены аурой «преподавательских гостиных». В философском романе «Книга и братство» (1987) писательница рассказывает историю друзей, вновь встретившихся на балу в своем колледже через тридцать лет после окончания. История страстей, идеологических конфликтов и разочарований («все мы когда-то были марксистами»), панорама эпиграфических lost causes.
