1089
Он вел блестящую интеллектуальную жизнь в Париже, был соучеником Жака Маритена по лицею, 20 лет влюблен в его сестру и пытался покончить с собой, когда она вышла замуж за другого, был анархистом и социалистом. После этого бродяжничал, жил на улицах Парижа, потом стал артиллерийским офицером и в 1906 г. поехал исследовать Конго, где Франция как раз добывала себе колонии. Африка был важной вехой в его жизни, — встретив местных туземцев, не затронутых культурой, он пришел к мнению, что служба в колонии делает нас лучше. Вернувшись в 1909 г., он вообще сопоставил армию и церковь и, познакомившись близко с исламом в Мавритании во время второй поездки, заново взглянул на католичество и Францию и погиб на Первой мировой (Wohl Robert. The Generation of 1914. P. 11–13; см. также книжечку Macсиса «Жизнь Эрнеста Психари» (1920)). Фигура Психари, чье жизнестроительство даже в этом кратком пересказе не только по духу, но и во многих деталях напоминает гумилевское, привлекала внимание русских эмигрантов, см., например, биографическое эссе Ю. Терапиано «Эрнест Психари» (Терапиано Ю. Встречи: 1926–1971. М., 2002. С. 146–151).
Wohl Robert. The Generation of 1914. P. 42–45.
Возможны даже широкие обобщения, что «активизация ювенильности», «культура юности» характерны для самоощущения эпохи модерна в целом (см.: Хренов Н. А. Смена поколений в границах культуры модерна: Надежды, иллюзии, реальность // Поколение в социо-культурном контексте XX века. С. 21–32).
Минцлов С. Петербургский дневник. 1907 год // На чужой стороне. 1924. Вып. 8. С. 169.
Минцлов С. Петербургский дневник. 1908 год // Там же. 1925. Вып. 9. С. 154 (запись от 3 января).
Каплан М. Я. Валерий Брюсов и русская интеллигенция // Студенческая мысль. 1907. № 1, 3 декабря. С. 1.
Пяст Вл. Встречи / Вступ. ст., подгот. текста и коммент. Р. Д. Тименчика. М., 1997. С. 89–91.
Аничков Е. Новая русская поэзия. Берлин, 1923. С. 48.
Едкая наблюдательность А. М. Ремизова отметила этот факт: «пророчествуя» в разговоре с Ивановым о будущем русских декадентов при пролетарском правительстве, он описал и судьбу самого хозяина, который выскользнет «из рук судей благодаря предстательству какого-нибудь Ангарского, приласканного на Середе» (Иванов Вяч. Собр. соч.: В 4 т. Брюссель, 1974. Т. 2. С. 751; далее ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием тома и страниц). Имеется в виду редактор социал-демократического издательства «Зерно» (1907) Н. С. Клестов (Ангарский). Мемуары Б. Горнунга донесли до нас рассказ об удивительном единстве взглядов Вяч. Иванова и Луначарского после революции: «Значительно раньше (весною 1920 г.) мне пришлось участвовать в многочасовых ночных спорах о будущем русской культуры в одной из задних комнат „Дворца искусств“ (ныне Правление ССП). Участников спора было четверо: А. В. <Луначарский>, Вяч. Иванов, Г. Шпет и, случайно, я (мне шел только 21-й год). Не знаю, как получилось, что в центре оказался юношеский задор моих нападок на А. В., но по всем без исключения вопросам Вяч. Иванов поддерживал его, а Шпет — меня. (О том, что А. В. — нарком и член ЦК, никто, конечно, в эту ночь не думал.)» (Горнунг Б. Поход времени: Статьи и эссе. М., 2001. Т. 2. С. 331).
О том, что именно анархизм, в отличие от народничества и марксизма, предлагал программу политического и литературного радикализма одновременно, см. в нашей статье: Русский модернизм и анархизм: Из наблюдений над темой // Эткиндовские чтения II–III: Сб. статей по материалам Чтений памяти Е. Г. Эткинда. СПб., 2006. С. 105–106, 132. На бакинском рисунке Городецкого 1920 г., изображающем находящихся в облаках Иванова, Кузмина и самого автора шаржа, а на мостовой — его же, бегущего за женской фигурой, Городецкий написал: «Томительно томит воспоминанье / К далеким дням, когда Отец / Писал влюбленным в назиданье / Cor Ardens — сердце из сердец <…> Тогда ж в тоске неугомонной, / Рубашку белую надев, / В редакции революционной / Я встретил Нимфу — деву дев» (The Salon Album of Vera Sudeykin-Stravinsky / Ed. and transl. by John E. Bowlt. Princeton, 1995. P. 71a — 71b). «Отцом» Иванова звала в письмах к нему и дневнике 1915 г. М. Кудашева-Кювилье. В 1905 г. Гюнтер собирался в антологию современной русской поэзии включить и Г. Галину (см. фрагмент из его письма к Брюсову в изд.: Иоганнес фон Гюнтер и его «Воспоминания» / Ст., публ., примеч. и пер. М. К. Азадовского // Лит. наследство. М., 1993. Т. 92, кн. 5: Александр Блок: Новые материалы и исследования. С. 331).
Аничков Е. Последние побеги русской поэзии // Золотое руно. 1908. № 2. С. 49.
Ауслендер С. Из Петербурга // Там же. С. 65.
Показательна здесь оценка Городецким «Эроса» Иванова, «поэта варварской России, чье сложное сознание, искушенное древним Римом и западом, все-таки сохранило дикую кровь…». Следующее соображение для знающих биографические подтексты «Эроса» выглядит несколько циничным: поэт «пережил свой кризис в какой-то глуши личной жизни, в солнечной вражде с неумолимым Эросом» (Городецкий С. М. Три поэта // Перевал. 1907. № 8–9. С. 87). Кроме Городецкого, были и некоторые другие кандидатуры, которые декларировали необходимость обновления литературной ситуации. Стоит в этой связи обратить внимание на Осипа Дымова, чей сборник «Солнцеворот» (1905) был благосклонно замечен на «башне», которой он отплатил памфлетным изображением ее общества в романе «Томление духа» (1912). В 1907 г. Дымов был не чужд теоретической мысли, считая современный символизм тем, что необходимо преодолеть, как Ницше предлагал преодолеть человека: «За холодными путями символизма ждет нас иная, поистине новая жизнь» (Осип Дымов. Преображение быта // Перевал. 1907. № 6. С. 20). Если поверить П. Пильскому, знавшему Дымова по журналистским кругам, то это фигура покажется не только интересной, но даже симптоматичной: «Вот человек, который долгие годы сочинял себе собственное лицо и никак не мог сочинить. <…> В своей литературной жизни он неизменно хотел одного: обожания и ласки. Его несчастье заключалось в том, что его, в самом деле, приласкали, и он сразу потерял голову, начал жеманничать, изламываться, вертеть голубым хвостом» (Пильский П. Затуманившийся мир. Рига, 1929. С. 217). Скепсис в отношении литературной конъюнктурности Дымова появился уже в начале его карьеры, см. замечание в хронике, что он «печет» свои пьесы в ущерб их качеству (Столичное утро. 1907. № 10, 10 июня. С. 4). Видимо, постепенно это стало распространенным мнением, ср.: «Все есть у Дымова, в самом маленьком рассказе на триста строк есть и мистика, и гражданская скорбь, и лирика, и чистейшая поэзия, и богоборчество, и медицина, и астрономия» (Десятилетие ресторана «Вена»: Литературно-художественный сборник. СПб., 1913. С. 61).
ИРЛИ Ф. 439. Оп. 1. Ед. хр. 360. Л. 3. Имеется в виду вечер 9 октября, на котором произошел раскол внутри «Кружка молодых», из состава которого вышли члены кружка «Реалистов» (см.: Пяст Вл. Встречи. С. 306; Шруба М. Литературные объединения Москвы и Петербурга 1890–1917 годов: Словарь. М., 2004. С. 82, 176).
Городецкий С. «Гость» («Здравствуй! Кто ты? — Неподвижен…»); Блок А. «Жизнь была отраженьем. Смерть была причиной…»; Потемкин П. «Как кончик носа загорел…»; Белый Андрей. «Автомат» (Студенческая речь. 1907. № 2,22 ноября. С. 2).
А. Бать. Горилла. Поев. В. Иванову («В дико северном Алжире…») // Там же. 1907. № 1, 15 ноября. С. 3.
Вот голос массового читателя: «уже не открывает новых путей», «он повторяет себя» (С-e [Рец.] Бальмонт. Птицы в воздухе // Клуб (М.). 1907. № 3, 18 декабря. С. 3).
Здесь мы позволим сослаться на письма Б. Эйхенбаума к родным (1905–1910), готовящиеся к печати Н. А. Яковлевой в соавторстве с нами. О кружке «Грядущий день» и его связи с «Кружком молодых» см.: Пяст Вл. Встречи. С. 306; со ссылкой на эту книгу в изд.: Шруба М. Литературные объединения Москвы и Петербурга 1890–1917 годов. С. 47.
Ср. оценку Миролюбова в воспоминаниях А. Даманской, писательницы из революционно-демократического лагеря, дебютировавшей также в 1905 г.: «Был близок с Мережковским и Бальмонтом, казалось, скорее из любопытства — что эти дадут России, что эти внесут в русскую литературу?» (Августа Даманская. На экране моей памяти. София Таубе-Аничкова. Вечера поэтов в годы бедствий / Публ. О. Р. Демидовой. СПб., 2006. С. 111). В эмиграции Миролюбов уже «страшно возгордился» из-за давнишнего участия в его журнале молодых символистов (процитированные слова принадлежат С. Я. Эфрону, см.: Цветаева М. Письма к В. Ф. Булгакову. Прага, 1992. С. 32).
