201
А. Ремизов, Пятая язва, Берлин, Петербург, Москва 1922, 103.
И. Анненский, Стихотворения и трагедии, Ленинград 1959, 124–125.
Андрей Белый, Рассказы, gesammelt und eingeleitet von R. E. Peterson (= Slavische Propyläen, Bd. 141), München 1979, 11–12.
Подробно о мотиве солнца у Белого см.: А. В. Лавров, Мифотворчество «аргонавтов». — В сб.: Миф — фольклор — литература, Ленинград 1978, 143 и след.
Всякая диахроническая система располагает двумя возможностями отрицать предшествующий смысловой ансамбль: контрадикторной и контрарной. То, что мы называем «негативной программой символизма», представляет собой контрадикторное отрицание реалистического смыслопорождения — место реалистической транзитивности занимает утверждение: «неверно, что у и z связаны через посредующее звено х» (х vs. (-х)). То, что было названо «позитивной программой символизма», результирует в себе контрарное отрицание главенствующего в реализме принципа: «верно, что у и z связаны между собой без посредующего звена х’ (х vs. x0)». К проблеме контрадикторных и контрарных отрицаний ср.: И. Н. Бродский, Отрицательные высказывания, Ленинград 1973, 83 и след.; Е. Е. Harris, Formal, Transcendental, and Dialectical Thinking. Logic and Reality, New York 1987, 158. В прагматическом плане контрадикторные и контрарные высказывания различаются между собой так же, как невыполнение приказа и нарушение запрета: «Ein nein als Antwort auf einen Befehl oder ein doch (= Neg (Neg)) als Reaktion auf ein Verbot ist semantisch auf den im Befehl bzw. Verbot eingebetteten Handlungsplan bezogen (Nein, ich gehe nicht ins Badezimmer bzw. Ich gehe dóch ins Badezimmer) <…> Die Nichtausführung einer befohlenen Handlung und die Dochausführung einer verbotenen sind Verhaltensanaloga zu einigen Verwendungsarten der sprachlichen Negation.» <подчеркнуто автором. — И.С.> (Gerhard Stickel, Einige syntaktische und pragmatische Aspekte der Negation. — In: Positionen der Negativität. Poetik und Hermeneutik, Bd. VI, hrsg. yon H. Weinrich, München 1975, 38).
Ф. Сологуб, Искусство наших дней. — Русская мысль, кн. XII, Москва, Петроград 1915, 36.
Вяч. Иванов, По звездам, 23.
В. Ф. Ходасевич, Некрополь. Воспоминания, Paris 1976, 102–103.
В. Брюсов, Собр. соч., т. 1, Москва 1973, 142.
Андрей Белый, Арабески, 124. О хорошо известной апокапиптичности символистского мировидения см. подробно: Samuel D. Cioran, The Apocalyptic Symbolism of Andrej Belyj, The Hague, Paris 1973, passim; Aage A. Hansen-löve, Apokalyptik und Adventismus im russischen Symbolismus der Jahrhundertwende (in press).
Обусловленность символистской мифопоэтичности идеей всесвязности подчеркнута в: З. Г. Минц, О некоторых «неомифологических» текстах в творчестве русских символистов. — Творчество А. А. Блока и русская культура XX века. Блоковский сборник, III, Тарту 1979, 88 и след.
Андрей Белый, Символизм. Книга статей, Москва 1910, 446.
Вяч. Иванов, Борозды и межи. Опыты эстетические и критические, Москва, кн-во «Мусагет» 1916, 132.
З. Н. Гиппиус, Собр. стихов, Москва, кн-во «Скорпион» 1904, II–III.
В. Брюсов, Собр. соч., т. 1, 447. О символистском «панэстетизме» см. подробно: З. Г. Минц, Символ у А. Блока. — Russian Literature, 1979, VII-3, 198–199; A. A. Hansen-Löve, Zum ästhctischen Programm des russischen Frühsymbolismus. — Sprachkunst. Bciträgc zur Literaturwissenschaft, Jahrgang XV, 2. Halbband (= Ästhetik der Moderne), Wien 1984, 295 ff; Aage A. Hansen-Löve, Der russische Symbolismus. System und Entfaltung der poetischen Motive, I Band: Diabolischer Symbolismus, Wien 1989, 61 ff.
Андрей Белый, Арабески, 152; «der diabolische Diskurs» символизма тщательнейшим образом исследован в: Aage A. Hansen-Löve, Der russische Symbolismus…, passim.
О мотиве кристалла см.: A. A. Hansen-Löve 1 )Zum ästhetischen Programm…, 304–305; 2) Der russische Symbolismus…, 52–54.
Об одном из вариантов занавешенности в символизме — о мотиве покрывала Изиды см. подробно: Michael Wachtel, The Veil of Isis as a Paradigm of Russian Mythopoesis. — In: The European Foundations of Russian Modernism, ed. by P. I. Barta, Lewiston e. a. 1992, 25–49.
Ср. разрушение средостений в поэме Кузмина «Форель разбивает лед», тонко проанализированное в: Б. Гаспаров, Еще раз о прекрасной ясности: эстетика М. Кузмина в зеркале ее символического воплощения в поэме «Форель разбивает лед». — Studies in the Life and Works of Mixail Kuzmin, ed. by J. E. Malmstad (= Wiener Slawistischer Almanach, Sonderband 24), Wien 1989, 90 ff.
Андрей Белый, Арабески, 229.
П. Флоренский, Иконостас. — Богословские Труды, сборник девятый, Москва 1972, 98.
Цит. по: Русский эрос, или Философия любви в России, сост. и автор вступит. статьи В. П. Шестаков, Москва 1991, 257.
О мотиве пыли в символизме ср.: Томас Венцлова, К демонологии русского символизма (в печати).
Д. С. Мережковский, Полн. собр. соч., т. XXII, Москва 1914, 191.
Ф. Сологуб, Стихотворения, Ленинград 1978, 179.
К. Д. Бальмонт, Собр. стихов, Москва, кн-во «Скорпион» 1904, 70.
И. Анненский, цит. соч., 187.
А. Добролюбов, Собр. стихов, Москва, кн-во «Скорпион» 1900, 19.
В. Брюсов, Собр. соч., т. 3, Москва 1974, 360.
З. Н. Гиппиус, Собр. стихов, 90.
В. Брюсов, Собр. соч., т. 1, 35.
А. Бенуа, Мои воспоминания. В пяти книгах. Книга первая, вторая, третья, Москва 1980, 176.
Лев Шестов, Апофеоз беспочвенности. Опыт адогматического мышления (1905), Ленинград 1991, 59.
Вяч. Иванов, Собр. соч., т. 2, Брюссель 1974, 328.
Андрей Белый, Стихотворения и поэмы, Москва, Ленинград 1966, 79.
А. Блок, Собр. соч., т. 3, 246.
Макс. Волошин, Стихотворения и поэмы в 2-х тт, т. 1, Paris 1982, 47–48.
Ср. апофатическую позднесимволистскую философию С. Л. Франка: инобытийное здесь «…основано <…> на начале „ни-то-ни-другое“» (С. Л. Франк, Непостижимое. Онтологическое введение в философию религии, Париж 1938, 102).
И. Анненский, цит. соч., 76.
А. Блок, Собр. соч., т. 2, Москва, Ленинград 1960, 185–186.
Мы придерживаемся традиционного двухфазового членения при подходе к диахронии символизма («старшие» vs. «младшие» символисты). С логической точки зрения: если трансцендирование обращено, то смысловая система более не может трансцендироваться, поступательно развертываться. Tertium non datur. Сказанное не означает, однако, что мы не в праве рассматривать символизм под иными, чем принятый здесь, углами зрения как многотактово развивающуюся культуру. Для нас было важно прежде всего явленное в символистских текстах соотношение данного и неизвестного. А. А. Хансен-Леве берет за основу для изучения внутренней диахронии символизма другое соотношение, а именно то, которое существовало в этой системе между создателем литературного произведения и творимым в произведении миром. Если прибегнуть к терминологии формализа, то можно сказать, что А А Хансен-Леве исследовал эволюцию «остранения» в символизме. Итог этого исследования — построение такой трихотомической модели («диаболический» символизм → «мифопоэтический» символизм → «гротескно-карнавальный» символизм), в которой каждая из эволюционных стадий разбивается на две субстадии (Aage A. Hansen-Löve, Der russische Symbolismus…, 17 ff); ср. также трех/девятитактное описание изменений, происходивших в символистской культуре: З. Г. Минц, Об эволюции русского символизма (К постановке вопроса: тезисы). — А. Блок и основные тенденции развития литературы начала XX века. Блоковский сборник, VII, Тарту 1986, 7 и след.
В своей негативной (язычески-дьявольской) ипостаси Саша сопоставим с негативным же Передоновым, что тщательно исследовано в: Томас Венцлова, К демонологии русского символизма.
