Изображения жизни эллинов, не предзаданные ни мифическими, ни эпическими сюжетами, — область высшей свободы творческого воображения их художников. Здесь не могли сложиться иконографические каноны. Стало быть, отсутствовало опасение нарушить общепринятые представления об облике и действиях персонажей. У заказчика не было возможности уточнить свои пожелания отсылкой к авторитетному устному или письменному тексту. Большее, что он мог сообщить художнику, — несколькими словами обрисовать нужный ему сюжет и попросить, чтобы изображение воспринималось предполагаемыми зрителями серьезно, весело или грустно, пробуждало бы доблесть или поддерживало благочестие, восхищало бы их красотой, возбуждало бы эротически, давало бы повод для соревнования в остроумии, памяти, скабрезностях и т. д.
Общаясь с небожителями
В бостонском Музее изящных искусств можно видеть бронзовую фигурку стоящего мужчины, излучающую бодрость, несмотря на опустошенные глазницы, отсутствие правой руки и отломанные в коленях ноги (ил. 279). Тело живет вокруг вертикальной оси: бедра, утолщаясь от сухощавых коленей, вдруг сходятся к очень тонкой талии; корпус, стремительно расширяясь вверх, завершается строгими плечами; поразительно высокая шея, усиленная парами локонов, симметрично падающих на плечи, возносит лицо, вторящее в уменьшенном виде треугольнику корпуса. Ось фигурки проходит меж бедер, в ложбинке посредине груди, через ямочку на подбородке, по тонкому носу и прямому пробору волос. Она процарапана на торсе и с удивительной решительностью продолжена глубокой вертикальной бороздой на всю высоту шеи от ключиц до острого подбородка. Фигурка словно растянута на воображаемой отвесной струне, при этом расходящиеся вверх контуры корпуса и лица придают ей неисчерпаемую энергию роста.
Мой герой знаменит тем, что на его бедрах спереди вычеканена «бычьей строкой» — поднимаясь от правого колена к детородному органу, оттуда спускаясь по левому бедру до колена, затем снова поднимаясь к промежности и завершаясь спуском к исходной точке (так на пашне, дотащив плуг до межи, быки идут обратно) — выдержанное гекзаметром двустишие, являющееся если не первой, то одной из самых ранних дошедших до нас надписей на греческом языке. Вот она в прозаическом переводе:
Мантикл посвящает меня сребролукому Аполлону в качестве десятины добра. Так и ты, Феб, окажи мне милость взамен [558].
Ил. 279. Статуэтка из Фив. Первая четверть VII в. до н. э. Бронза, выс. 20 см. Бостон, Музей изящных искусств. № 03.997
Статуэтку, найденную в Фивах, датируют первой четвертью VII века до н. э. Наверное, Мантикл, о котором неизвестно ничего, кроме этой надписи, был человеком из местной элиты, достаточно состоятельным, чтобы позволить себе сделать столь дорогостоящий (в глазницах, как в оправах очков, поблескивали ценные камушки, привлекшие грабителей) подарок святилищу Аполлона, чтобы испросить божественное благоволение [559].
Хотя моего героя зачастую называют куросом, он, несмотря на бодрую вертикальность и немного выставленное вперед левое бедро, в куросы все же не годится из‐за резко согнутой левой руки с отверстием в кулаке. Что бы он ни держал, само по себе присутствие некой вещи в руке принципиально отличает его от куросов: любой вещью надо уметь пользоваться. Думать же о практических умениях куросов не приходится. Кроме того, куросы не считают нужным объяснять свое появление на свет, обращаясь к кому-либо от первого лица.
Так кто же он — Аполлон или заказчик Мантикл? Подумав, что он держал лук, я буду готов принять его за Аполлона. Но тетива сильно
