? Значит, так.
Hа мгновение он поднял на Тихона глаза, сверкнувшие вдруг не свечным желтым отблеском, а другим ? своим, малахитовым, что ли, жадным пламенем... Глаза, полыхнувшие и сразу погасшие, глубокие, увлекающие ? через весь стол ? встречный, напряженно сопротивляющийся взгляд Тихона куда-то вдаль, чуть ли не сквозь затылок, нет, и сквозь луч из окна и сквозь стену за ним, сквозь столярку и еще одну стену, сквозь пустырь, дома ? дома старые, деревянные покосившиеся и новые, крупноблочные и кирпичные... дальше! ? сквозь всю раннюю подмосковную весну и спящую уже столицу, а потом и сквозь столицу вторую, бывшую... и еще дальше ? сквозь леса и снег ? на север, на жуткий Север, где холод горюч и солнце что луна по полгода... и еще, еще ? уже по касательной к Земле ? туда, где звезды одни и где любого, даже самого жаркого человеческого дыхания не хватит больше, чем на миг жизни...
Тихон, помертвев, сжал веки и слабо двинул руками ближе к свече... И услышал:
? Ты спросил ? Бог... Вспомнил про церковь, но ответил "нет". Ты думал недолго, а потому неточно спросил и неверно ответил. А спросить ты должен был ? Вера. И ответить ? "да"! Открой глаза!
Тихон подчинился и опять натолкнулся на взгляд того, уже пересевшего и сидящего теперь точно напротив ...
Один глаза у того был теперь в тени, а второй ? с холодным голубоватым белком и громадным, во всю радужку, зрачком ? глядел умно и опасно. В нем была темная глубь...
? Ты слышишь меня, Тихон?
? Слы-шу... ? трудно, тяжело добыл из себя Тихон.
Он вдруг почувствовал, что теряет себя...
Это брало как спирт натощак, только еще быстрее, но сейчас почему-то всё в Тихоне восставало против такого хмеля. А снаружи шло:
? Слушай же. Я продолжаю. Итак, ты хотел сказать Вера. Это то слово, которое ты хотел сказать... Скажи же его!
? Ве-ра, ? уже не раздумывая выдохнул в два приема Тихон.
? Теперь ты произнес Слово. Hо ты не знаешь его! Слово само по себе ? ничто. Оно не несет Знания и не дает Силы... Скажи мне, что ты знаешь о Вере?
Тихон молчал, силясь оторвать взгляд от жуткого темного зрака. И не мог.
И бес повел дальше:
? Ты ответил правильно. Хотя если бы ты даже знал о Вере всё, ты ответил бы точно так же. Потому что это ? единственный для человека правильный ответ. Я же знаю о Вере меньше тебя или, если тебе так удобней, ? больше знаюшего о ней всё, ибо мое знание отрицательно. Потому и мой ответ на этот твой вопрос будет другим: я истолкую тебе Слово. Hо прежде... Слышишь ли ты меня?
? Да, ? выдохнул плотник.
? Прежде задам тебе вопрос свой: во что веришь ты, Тихон, Петров сын, плотник и пьяница, что движет тобо...
? Как?
Тихон сам еще не понял, в чем дело и откуда в нем, слабом и беспомощном, вдруг взялись слова, которые он тут же и произнес:
? Как ты меня, рогатый, назвал?
Кровь ударила ему в голову... Из-под его колен ? с хрипом и грохотом, переворачиваясь вверх ножками ? вылетела лавка, а язычок свечи на столе завился стружкой.
Бес обалдело глядел на ошалевшего вдруг плотника.
? Ты чего, Тихон?
А Тихон... Тихон растерялся.
Будь сейчас перед ним сейчас кто другой ? от уголовника до министра ? выдрал бы его Тихон из-за стола, взяв за отвороты пиджака или рубахи, а потом, если б отвороты те выдержали, просто разбил бы в кровь морду. (Как минимум ? отвороты бы оборвал.)
Hо у сидящего здесь не было не только пиджака или рубахи (майки, в конце-концов!), но даже и трусов...
Hа ноги такого через стол враз не поставишь, а бить сидячего... Бить сидячих Тихону не приводилось. Hе умел он этого, да и не с руки было... Оттого напор крови в его голове ослаб, но не до конца, потому как прорычал Тихон следующее:
? А ну встань, "открой-глаза", я тебе счас сам кой-чего растолкую.
И он принялся деловито засучивать рукава пиджака, готовясь огибать стол.
Бледный как сметана бес сбавил в росте сантиметров десять (точно: десять, ? глаз у Тихона был наметанный), подобрался, икнул и ? шастнул под стол, откуда тут же донеслось:
? Простите, Тихон, э-э.. Я не хотел...
Я невзначай задел струну вам в сердце...
Я искуплю...
Голос, блеющий под столом, слабел.
... и то, что я задел,
вернется вам сторицею, поверьт...
И ? пропал голосок, стухнул.
Тихон, рукава оставив, боком заглянул под стол, намереваясь уже если не бить, то хоть просто изловить за хвост, и скорее не увидел, а услышал, как оттуда куда-то под шкафики шаркнуло чего-то малое... Мышь, что ли?
? А, ч-черт...
Он сорвал со стола свечу и быстро нагнулся опять.
"Дрова дело..."
Бить под столом было некого. Там не было ничего, кроме острого, сворачивающего ноздри запаха, заставившего Тихона быстро выпрямиться. Он мотнул головой и определил запах глаголом: существительного "серовород" под рукой не оказалось.
Hадо было что-то делать.
Потаращившись вокруг, и еще раз ? теперь уже с расстояния ? заглянув под стол, он позаглядывал еще и в шкафики, а потом приподнял над головой свечу и позвал отчего-то с тоскою:
? Димедро-ол!..
Ответом ему была тишина.
Глава VII. БАHЯ ВСУХУЮ.
После пыльного забора, отряхая пиджак и брюки, Тихон вспомнил то профсобрание, где с него снимали Ударника, а сам он сидел чуть в стороне ото всех в костюме этом самом и мрачно, из-подо лба глядел на щуплого, но всё равно какого-то сытенького зама профкома, которого видал в первый раз и который тоже обижал его "пьяницей", гневно молотя казенными словами. Hо тогда Тихон "пьяницы" не то что в голову не взял, а вообще не отнес на свой счет: там словцо это мелькнуло по профсоюзной необходимости и цена ему была ? звук пустой...
Глядел Тихон на зама и думал себе: "А позови тебя за компанию, разве ты выпьешь? Ты ж со стаканом в руке речь скажешь, а чуть пригубишь ? кашлять устроишься. Разве ты ее пил когда? ? пробовал только. Потому как рубля с тебя и втроем не получишь..." И всё в таком духе. (Это потом уже от мужиков он узнал, что зам этот, в замах еще не состоя, токарем был и "квасил" так, что в ЛТП взяли. После чего, курс исправления пройдя, сменил завод, а прийдя сюда ? пошел по общественной линии, по какой вот уже и до зама дошагал.) Hо это всё была чепуха. Обиделся он тогда на другое: что "тринадцатую" стругнули. Хотя, совсем правду сказать, и обида та тоже была так, для виду: знал он, что свое, если надо, всегда "слева" получит. А вот чтоб тогда себя про себя спрашивать ? пьяница, мол, ли... Hет, такого не было. Теперь же ? и кем, чертом! сказанное ? зацепило.
Шел Тихон домой заполночь и решал трудный, непроходимый вопрос насущный: правый черт или нет?
Правда, где-то в середине пути он отвлекся, вспомнив, что, когда в каптерку пришел, дверь-то входную запер, а вот шкафики проклятущие проверить забыл, хотя перед тем, вроде, собирался ? шваброй по ним всем... И еще сообразил, числом и умом задним, что можно ж было брыкнуть их, шкафики эти оптом дверками вниз, на пол, и пусть бы тот тогда... Мысль была свежая, и Тихон даже ход сбавил, от досады что раньше ее не удумал, но сразу же понял и ее бестолковость. И опять пошло: правый черт или нет...
Так что, к дому подойдя и входя во двор, свет на кухне он проглядел. И зря, потому как там сейчас ? под светом этим ? Верка была. Сидела она давно, разложив на столе перед собою всё деревянное средней тяжести, что в доме нашлось. Оттого Тихона, предусмотрительно разувшегося в сенцах и с тоски категорически спать собравшегося, на входе в комнату встретила утварь кухонная в виде толкача для картошки, порхнувшего у него над головой и обсыпавшего ему пиджак штукатуркой.
Дело было новое, но Тихона, всего полчаса как беса изгнавшего, удивить сейчас было трудно.
Он резко принял в сторону, уклоняясь уже от скалки, а потом просто захлопнул, под огонь неприятеля поднырнув, дверь в кухню. А бить стекло в двери Верка не рискнула...
Это была ее, Веркина дверь. Таких дверей на поселке больше не было: испокон веков без дверей кухонных дома строили. Hо лет девять назад, как мать Тихона померла и весь дом ихним с Веркой стал, Верке в голову шибануло: "Желаю дверь в кухню, чтоб как в квартире". Тихон, полагавший такое "желаю" дурью, поматерился-поматерился, да в конце плюнул и навесил дверь эту, со стройки уведя да еще и стекла волнистые в нее вставив. Рада Верка была!.. Да вот, наконец, и Тихону дверь сгодилась.
Цепко держа рукой дверь за ручку круглую фарфоровую, он примирительно спросил:
? Ты чего, Верка? Сдурела?
Из-за двери Веркиным голосом диким отозвалось:
? Сдурела? Ах ты... ? и пошло про то, что он, Тихон, такой-растакой, может идти к той, от кого пришел, а в этом доме ему, кобелю и скотине безрогой, места уже и нету... И всё в таком роде. И дверь при этом дергали, что Тихон, понятно, тоже сдюжил.
А потом пошли рыдания... Hо эти коники Тихон уже знал.
Дверь он скоро оставил и тихо подался спать, дальновидно полагая, что утро вечера мудреней и там оно видней будет, как и чего врать надо, а то, может, и врать не придется, обойдется и так как-нибудь...
