П
. Л
итвинов на сайте памяти А. Я
кобсона (который сам был
свидетелем эпизода в доме Григоренко и тоже высказался об
этом). И эпизод этот из следующего издания книги Григоренко –
также втихаря – убрали. Так и Бог с ним».
Чтобы окончательно Вас убедить оставить эту тему, не поленилась
отсканировать и привести ниже одно из писем П.Г. Григоренко
мне из Черняховской психушки, напечатанных в «Новом
журнале», Нью-Йорк, 1990, кн.180, с.254–286. [Письмо от 4.8.70
цитируется в [1], и я его здесь не повторяю. – А.Л.] Подборку его
писем нашей семье я специально передала в журнал с целью
защититься от его нападок в книге воспоминаний «В подполье
можно встретить только крыс». У него при написании книги
сложилась концепция – что бороться с несправедливостью
следовало открыто, а власть была заинтересована в том, чтобы
всех диссидентов обвинить в подпольной деятельности. И
некоторые, вроде Юлика Кима, меня, ещё кого-то, толкали
движение на этот пагубный путь.
Письма журнал с благодарностью напечатал, в том числе и
нижеследующее [т.е. письмо от 4.8.70 – А.Л.], где Григоренко
меня явно «реабилитирует» и даже извиняется за резкость,
выраженную им на том сборище. Журнал, однако, убрал, даже не
потрудившись мне об этом сообщить – ту часть, где я излагала
свои претензии к генералу.
Надеюсь, что Вас убедила.
Будьте здоровы, М. Улановская
4. О ПИСЬМЕ М. УЛАНОВСКОЙ, или ЕДИНОЖДЫ
СОЛГАВШИ
1) Прежде всего – и это главное – я рад, что мой анализ текста,
приведенный выше, оказался верным. Предположение о том, что
мы имеем дело с фальсификацией, подтвердилось в письме самой
М. Улановской. (« И эпизод этот из следующего издания книги
Григоренко – также втихаря – убрали».)
2) Мне странно, что использование брани («нелюдь», которого
хотелось «раздавить») и пересказ чужих наветов [2] – это
дозволенные средства, а анализ опубликованного текста –
средство недозволенное.
3) Мне странно, что прямое нарушение запрета Григоренко на
использование его писем из психушки – еще одно дозволенное
средство. (Понимает ли современный читатель, что в
андроповское время из психушки можно было не выйти, а можно
было выйти в виде овоща, если не дай Бог слишком далеко
заглянул за кулисы?)
4) Но еще более странно, что уважаемые правозащитники, имея
целью защитить М. Улановскую от критики, пожертвовали в
переиздании 1997 года великолепным отрывком о Якире,
чудовищно исказив рассказ Григоренко об этом дорогом для него
человеке.
5) Наконец, удивительно, что люди, сокращавшие текст
Григоренко, не заметили, что в результате их действий название
книги, в сущности, перестало соответствовать ее содержанию.
Что касается утверждения Сергея Ковалева о том, что «там, куда
спускался он [П.Г. Григоренко], крыс не было и быть не могло», то
имеется рассекреченный документ за подписью Андропова, из
которого следует, что С. Ковалев ошибался.
(См. Крохин Ю. Души высокая свобода: Вадим Делоне. – М.: Аграф,
2000, с.143–146).
Кто был осведомителем в группе диссидентов, близких к
П. Якиру, установить, видимо, невозможно. Слишком уж
изощренная техника прикрытия использовалась КГБ. Об этом в
свое время писал Игорь Маслов (Новая газета, 26–28 ноября,
2001).
А вот, что возможно установить: корпоративная солидарность
высокоморальных борцов против цензуры и за права человека
позволяет им, не поморщившись, переехать этого самого человека.
И ввести свою, правильную, цензуру.
Москва, 2008
ПОСТСКРИПТУМ. Логическая задача: Как объяснить, что
М. Улановской не удалось договориться с П.Г. Григоренко?
(Решение не должно содержать ссылки на то, что «Видно, в
последние годы П.Г. был очень плох»[1].)
Подсказка: Публикация писем П.Г. Григоренко в «Новом
журнале», осуществленная М.Улановской
после смерти
П.Г. Григоренко (и спустя много лет после самоубийства
Якобсона), предваряется такими ее словами:
<<Весной 1969 г. мой муж Анатолий Якобсон привел меня к
Петру Григорьевичу в его квартиру у Крымского моста
[подчеркнуто мной – А.Л.], где после ареста в Прибалтике
бывшего председателя колхоза Ивана Яхимовича собралось
несколько человек, чтобы обсудить положение. Помню, там были
П. Якир, В. Красин, Ю. Телесин, Б. Цукерман <…> >>
[1] См. Улановская М. «Прискорбный эпизод»/ Заметки по еврейской
истории, 2008, №6.
[2] См.Улановские Н. и М. История одной семьи. – СПб: ИНАПРЕСС,
2003, с. 242–244.
5. О ПРЕДСМЕРТНОМ ИНТЕРВЬЮ МОЕГО УЧИТЕЛЯ
В 1978 году, за несколько месяцев до своей трагической гибели,
мой школьный учитель истории и литературы диссидент Анатолий
Якобсон дал интервью своей бывшей жене Майе Улановской. В
этом интервью, говоря о преследованиях диссидентов в 1972 году,
он упоминает об одном интересном эпизоде, но дает ему странное
(на мой взгляд) истолкование.
В этой заметке я предлагаю свое собственное объяснение
случившемуся.
Итак,
<<Петр Якир был как бы девственник. Всех обыскивали, а его нет.
Потом, из разных источников, до нас стали доходить слухи, будто
он давно связан с органами. Но я и тогда считал, и сейчас считаю,
что Петя был «двух станов не боец», а боец одного, нашего, стана.
Тем не менее его не обыскивали.>>
(См. Интервью Анатолия Якобсона в книге Н. и М. Улановских «История
одной семьи». – СПб: ИНАПРЕСС, 2003, с.305)
Анатолий Якобсон дает этому феномену не то объяснение,
которое буквально напрашивается, а приводит явно
второстепенные доводы:
<<То ли КГБ не хотел трогать его мать, Якиршу, командармшу, то
ли у них были свои тактические соображения, потому что он вел
себя так, что давал КГБ очень много сведений. Скорее всего и то, и
другое.>> (См. там же, с. 305)
Странно, однако, что Якобсон не говорит о намного более
очевидном соображении, которым наверняка руководствовались
«органы».
А именно, с помощью описанных выше действий удавалось
скомпрометировать Якира – одного из лидеров диссидентского
движения. Это соображение мне представляется чрезвычайно
важным – по сути, мы имеем дело с уникальным свидетельством о
«технике компрометации».
Но есть и другое, еще более важное соображение. Из
рассекреченного документа за подписью Андропова (см. Крохин
Ю. Души высокая свобода: Вадим Делоне. – М.: Аграф, 2001,
с. 143–146) следует, что доверием диссидентов, группировавшихся
вокруг Якира, пользовался стукач. Понятно, что, компрометируя
Якира, Лубянка одновременно прикрывала своего агента. Думаю,
что это соображение и было для «органов» основным.
Якобсон всего этого не понимал или сработал какой-то
внутренний цензор?
6. ПРОЛЕТАЯ НАД ГНЕЗДОМ ПОДСЛУШКИ
Эту заметку объединяет с предыдущими фигура моего школьного
учителя Анатолия Якобсона.
Цитата первая
<< Людмила Алексеева (она была перепечатчиком многих номеров
бюллетеня [«Хроники текущих событий»]) вспоминала:
Наш домашний телефон, конечно, прослушивался. Поэтому с
материалами «Хроники» Таня [Великанова] приезжала ко мне без
звонка и – чтобы наверное застать – после 12 ночи. Молча
отдавала бумаги. Сверху лежала записочка: «заеду забрать через
2 дня». Если я видела, что не смогу справиться с работой за 2
дня, я зачеркивала эту цифру, писала вместо нее – 3 или 4. И Таня
уезжала. Что могла записать установленная «подслушка»?
Только звонок в дверь. >>
(См. Терновский Л. Сага о «Хронике»/ Воспоминания и статьи. – М.:
Возвращение, 2006, с. 102.)
Позднее Л. Алексеева внесла небольшие, но важные уточнения в
свой рассказ (речь здесь идет о 1974 годе и более поздних
временах):
<< [Татьяна Великанова] звонила в дверь. Я молча открывала. Мы
не знали, что именно прослушивается. (Потом выяснили: и
телефон, и квартира.)>>
(См. Новая газета, №8, 2007 г., с. 26.)
Цитата вторая
<< Самым надежным убежищем была квартира Надежды
