близкий отцу, оказался сексотом.
Долгое время я не знал даже, к какому году следует отнести этот
эпизод. Наконец, в 2001 году в переданном мне письме моего отца
И.Л. Кушнеровой от 19 сентября 1949 г. я обнаружил упоминание
о «трупе». («Труп вернулся и хочет восстановить отношения со
мной».)
Зная из книги «Избранного» А.С. Есенина-Вольпина, что он был
арестован 21 июля 1949 года, я, руководствуясь банальным
здравым смыслом, сделал вывод о том, что вспышка и разрыв
отношений с «трупом» произошли вскоре после ареста Вольпина.
Этот вывод напрашивался сам собой. Раз человек арестован,
значит, кто-то на него донес; узнав об аресте, – решил я – отец
вычислил стукача и «припер к стенке».
Эта ТРИВИАЛЬНАЯ логика в ситуации с Вольпиным
неприменима.
Вольпина посадили не ПОТОМУ, ЧТО на него кто-то донес, а
ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ скомпрометировать Локшина. Поэтому
столкновение с «трупом» следовало с самого начала искать во
времени, ПРЕДШЕСТВУЮЩЕМ аресту Вольпина. И оно
действительно там обнаруживается!
Цитирую:
<<В июне [1949 года] мы [т.е. В. Прохорова и мой отец] не
виделись, а в июле Шуру [Локшина – моего отца] случайно
встретила на концерте моя сестра Люба. Я тогда болела гриппом.
Узнав об этом, Шура страшно взволновался и пообещал прийти.
Во время нашей, как оказалось, последней встречи он был очень
беспокоен, У НЕГО ДЕРГАЛОСЬ ЛИЦО, И ОН ТАК СТРАННО
НА МЕНЯ СМОТРЕЛ, КАК БУДТО Я ЛЕЖАЛА В ГРОБУ. Я ЕГО
СПРОСИЛА ОБ ЭТОМ, О ПРИЧИНАХ ЕГО ДОЛГОГО ОТСУТ-
СТВИЯ, ВСПОМНИЛА НАШИ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ БЕСЕДЫ,
СКАЗАЛА, ЧТО ВСЕГДА БУДУ ИХ ПОМНИТЬ. ШУРА ОТВЕ-
ТИЛ, ЧТО НИЧЕГО ОСОБЕННОГО В НАШИХ ВСТРЕЧАХ НЕ
БЫЛО. >>
См. Прохорова В. Трагедия предательства/ Российская музыкальная
газета, 2002, №4.
Как я полагаю, причина «дергающегося лица» и « долгого
отсутствия» (а также ясно выраженного нежелания продолжать
«замечательные беседы») – это случившееся перед встречей с
Прохоровой окончательное выяснение отношений и разрыв с
«трупом». Итак, наиболее вероятное время для данного события –
начало июня 1949 года. (Замечу, что упомянутому событию
наверняка предшествовал какой-то период накапливающихся
подозрений.)
11.01.2008
P.S. Любопытно, что несмотря на свою довольно обидную
реплику, мой отец через сестру Прохоровой был в сентябре 1949
года приглашен в ее дом, и встречи продолжались (см.
цитированную выше статью Прохоровой).
Глава III. ИСТОРИЯ ОДНОЙ ПУБЛИКАЦИИ
Эта глава посвящена, в основном, моему школьному учителю
истории и литературы, диссиденту Анатолию Якобсону,
трагически погибшему в 1978 году.
К моему величайшему сожалению, Якобсон и его бывшая жена
Майя Улановская всегда были горячими сторонниками Веры
Прохоровой.
Материал этой главы знакомит читателя с образом мыслей и
действий моих непримиримых оппонентов.
1. КТО ЛУЧШЕ РАЗБИРАЕТСЯ В СТУКАЧАХ?
В 2003 году, уже после того как я ответил Прохоровой на все ее
обвинения в адрес моего отца (см., например, [1]), в издательстве
ИНАПРЕСС вышла очередным дополненным изданием книга Н. и
М. Улановских «История одной семьи». В этой книге подруга
Прохоровой Майя Улановская, ВИДЕВШАЯ МОЕГО ОТЦА
ВСЕГО ОДИН РАЗ В ЖИЗНИ НА КОНЦЕРТЕ, называет его
«сверхъестественным злодеем» и «нелюдем», который – после
концерта – «кланялся, как заводная игрушка», и т.д. и т.п. Читая
текст Улановской, я поначалу поверил в искренность ее ненависти
к моему отцу. (Впоследствии, однако, эта моя уверенность сильно
поколебалась.) Приведу теперь, в качестве примера, один
превосходный пассаж (стр. 244):
<<Несколько лет назад в Иерусалиме побывал Р. Баршай и
пригласил меня на свой концерт, чтобы поговорить о Локшине.
Опасаясь, что от меня через русский журнал, где впервые были
напечатаны эти воспоминания, пойдут порочащие музыканта
слухи, он напомнил мне за кулисами, что «гений и злодейство –
две вещи несовместные», а Локшин – гений и потому не мог быть
стукачом. «Я кое-что понимаю в музыкальных гениях». – «А я
понимаю в стукачах».>>
Однако, вот что пишет по сходному поводу госпожа Улановская,
когда дело касается ее самой: (см. книгу А. Якобсона «Почва и
судьба». Вильнюс – Москва, 1992, с. 342):
<<В первом же письме ко мне из Черняховской спецпсихбольницы
(от 4.8.70) Григоренко выразил полное понимание моей вспышки
<…>[Читатель, я надеюсь, понимает, что, находясь в психушке,
выражать какие-либо сомнения и подозрения было невозможно. –
А.Л.]. Однако, в своей книге «В подполье можно встретить только
крыс…» (Нью-Йорк, Детинец, 1981, стр. 674–675), вспоминая о
собрании в своем доме, он придал этому пустяшному эпизоду
крайне зловещий смысл, намекая на мои связи с КГБ. Все попытки
объясниться с Григоренко лично или через прессу ни к чему не
привели.>>
Интересно, а Григоренко понимал что-нибудь в стукачах?
* * *
Все, как видно, познается в сравнении. Ничуть не желая умалить
достижения М. Улановской, хочу привести поразившую меня
цитату из воспоминаний Евгения Шварца, где он пишет об
отношении высоколобой публики к Шостаковичу:
<<Но года два назад в среде более высокой, среди композиторов
по праву, я вдруг обнаружил ту же ненависть [к Шостаковичу].
Сами композиторы помалкивали, несло от их жен. Одна из них,
неглупая и добрая, глупела и свирепела, едва речь заходила о
Дмитрии Дмитриевиче: «Это выродок, выродок! Я вчера целый
час сидела и смотрела, как он играет на бильярде! Просто
оторваться не могла, все смотрела, смотрела… ну выродок, да и
только! <…> Какова наглость? У него петух бросается на людей, а
он зовет: «Заходите». Выродок!» Я ужаснулся этой ненависти,
которой даже прицепиться не к чему, и пожаловался еще более
умной и доброй жене другого музыканта. Но и эта жена прижала
уши, оскалила зубы и ответила: «Ненавидеть его, конечно, не
следует, но что он выродок – это факт.» И пошла, и пошла.[2]>>
Конечно, случаи с Шостаковичем и с моим отцом совершенно
разные. Но есть в них одно несомненно общее – это готовность
культурной публики поверить в несусветную чушь и дружно
возненавидеть непохожего.
Я благодарен М.Улановской, которая, поддерживая свою
репутацию за чужой счет, сохранила для любителей музыки
замечательную историю о Рудольфе Баршае.
[1] Локшин А.А. «Трагедия предательства» как портрет эпохи / Российская
музыкальная газета, 2002, №7/8. Эта статья, воспроизведенная также в
«Гении зла» (М., 2005), представляет собой ответ на статью:
Прохорова В.И. Трагедия предательства / Российская музыкальная газета,
2002, №4.
[2] Евгений Шварц. Позвонки минувших дней. – М.: Вагриус, 2008, с.
196–197.
Приведу теперь свою заметку, опубликованную в феврале 2007
года на http://www.lokshin.org примерно в таком же виде:
2. ПЕТР ГРИГОРЕНКО, МАЙЯ УЛАНОВСКАЯ И
ДРУГИЕ
Насколько мне известно, книга воспоминаний «В подполье можно
встретить только крыс…» известного правозащитника
П.Г. Григоренко (1907–1987) издавалась на русском языке трижды.
В прижизненном издании 1981 года (Нью-Йорк, Изд-во
«Детинец») имеются примерно четыре страницы (см. с. 674–678),
опущенные в российских изданиях 1990 и 1997 годов.
Данная заметка – попытка разобраться в том, почему эти
важнейшие страницы, содержащие не для всех приятные мысли,
исчезли в двух переизданиях книги, сделанных после смерти ее
автора.
В частности, исчезли такие строки:
«В честности Петра Якира в те дни [т.е. в дни, предшествовавшие
аресту и «раскаянию» Якира] я усомниться не могу. Слишком
близко и хорошо я его знаю, чтобы подозревать в чем-нибудь
темном. У него были два недостатка, из-за которых я советовал
ему отойти от [правозащитного] движения, не ожидая ареста.
Первый из этих недостатков – излишняя, просто невероятная
доверчивость. Стоит совершенно незнакомому человеку придти к
нему и рассказать о действительных или мнимых бедах,
перенесенных им от властей, и он уже для него свой человек.
Любой бывший зэк – друг и брат. Он последнюю рубашку снимет
с себя для него и поделится последней рюмкой.
Его невероятную доверчивость я могу продемонстрировать на
