грудями и бедрами, что было непонятно, как они вообще поместились в машину.
Третий охранник Пушкина был старым облезлым негром, вот этот вроде был у клана Пушкиных еще до того, как соратник принцессы по ложе стал министром путей сообщения.
Но Пушкин, как выяснилось, приехал не только с эскортом. Негритянки извлеки из машины еще одну девушку — маленькую рыжую холопку. Девушка явно была на последнем месяце беременности, под цветастым платьем проступал уже совсем круглый животик.
— Это еще что? — хохотнул Владислав, — Твоя жена, Пушкин?
— Нет, это дочка парковой молочницы, — поморщился Пушкин, — Её мама молоко во дворец поставляет. Она холопка, как видите, как и её мать. И она говорит, что скоро родит. А парк блокирован вашими людьми, так что ей не доехать до холопской больницы. Я её по пути подобрал.
— И что нам, роды принимать? — продолжал веселиться генерал, — Ты зачем её сюда притащил, Пушкин? Это база Лейб-Стражниц, а не холопская больница. Тут повитухи нет. И не было никогда, Лейб-Стражницы детей не рожают, как известно.
Но Лада уже сбежала по ступенькам с колоннады и подошла к девушке.
Холопка была совсем молоденькой и явно сильно напуганной.
— Привет, — Лада ласково погладила девушку по рыжим волосам, — Не бойся. Я принцесса Лада. А тебя как зовут?
Рыжая девчушка молча и со страхом продолжала пялиться на Ладу.
А еще через секунду принцесса вдруг сообразила.
Холопы же не рожают в больницах. У них для такого есть повитухи, генерал верно сказал.
А еще... Еще у них в парке уже как неделю нет молочницы. Павел Стальной в припадке паранойи прогнал всех, кроме охранников и садовников.
Принцесса в ужасе отшатнулась от девушки, ожидая удара кинжалом или выстрела.
Но ни того, ни другого не последовало.
Девчушка просто провела ручкой по собственному лицу и вдруг на глазах изменилась, превратилась в другого человека.
Цветастое платье на ней осталось прежним, остался даже животик беременной.
Но девушка вдруг подросла, её ноги стали длиннее, её рыжие растрепанные волосы обратились в длинную медовую косу, а глаза на лице стали синими и пронзительными. Черты лица тоже преобразились, теперь девушка стала гораздо красивее...
— Алёна, — в страхе выдохнула Лада, отступая назад к своим людям.
Булановские маги-киллеры тут же подняли свои игломёты, целясь в Алёну.
Владислав в два прыжка на ауре оказался рядом с принцессой и закрыл Ладу собой.
Пушкин спрятался за колонной, зато его охранницы-негритянки выхватили громадные револьверы. Старый негр Пушкина попытался проделать то же самое, но все никак не мог совладать с кобурой...
— Кто пальнет из пистолета — отрублю руку, — сообщил Пушкинским неграм генерал, — А потом и все остальное. Слово магократа. Вот только стрельбы нам сейчас не хватало. Во дворце сразу переполошатся.
— Стрелять и правда незачем, — Алёна спокойно прошла к старику-негру и помогла ему вынуть из кобуры револьвер, — Держи, отец.
— Спасибо, — негр поклонился и тут же направил револьвер на Алёнку.
Правда, у наёмника Пушкина руки дрожали, и явно не от страха, а просто от старости.
Алёна повернулась к Ладе:
— Я всего лишь хочу поговорить, принцесса. Дай мне минуту. Умоляю.
Глава 238 — Кающийся грешник
«Начальнику Имперской службы ПВО по городу Павловску полковнику Ухватову:
Через несколько минут прибудет вертолёт — некая поставка для Его Величества Императорской ЧВК.
Сбейте его.
Просто на всякий случай.
Секретарь Его Величества княжна Дубравина»
Михаила притащили в ангар совсем пьяным и теперь пытались привести в чувство.
Полётов позвал целителей, магократы потешались над Булановым, который настолько накидался, что теперь никак не мог взять в толк, что ему сейчас предстоит стать живым божеством...
На мой вкус, из божеств Михаил сейчас мог стать максимум Дионисом или Бахусом.
Но у меня в любом случае не было на него времени. Уже было ясно, что передать Михаилу МОЩЬ в ближайшие полчаса не успеют.
А мне через двадцать минут уже надо быть в Царском селе, чтобы поспеть на вертолёт в Павловск.
Полётов похоже все запорол. Один из его кандидатов в рукотворные Рюрики оказался Крокодилом, другой — алкашом.
Нет, я в принципе понимал чувства Михаила. Само собой, его только что жестко унизили на Земском Соборе, я сам его и унизил, но тем не менее...
Мужчина, заливающий горе алкоголем, очень скоро окажется в полном дерьме. Даже в большем, чем он был до того, как решил залить свое горе. В этом я уже успел много раз убедиться на своем богатом жизненном опыте и чужом примере...
Я вышел из зала, где моделировалась аура Рюрика, в коридор и свернул направо в другой коридор помельче.
Здесь Полётов разрешил мне встретиться с неизвестным магом-анонимом, выступавшим под ником Gnosticus Liberator.
Великий Князь даже убрал из этого закутка всех своих наёмников, которыми был плотно набит ангар, чтобы мне никто не мешал.
И я был благодарен Полётову за это.
Встреча была предельно важной. Я не забывал о моей сестре Тане ни на секунду, ни в моменты триумфа, ни в моменты, когда меня таращило от моей крокодильной сущности.
И этот аноним был единственным моим шансом выйти на радикальных масонов и спасти сестру. Так что я решил перетереть с ним, а уже потом двигать в Павловск свергать ложных Императоров. Тем более что двадцать минут у меня и правда были.
Гностикус Либератор прибыл в сопровождении Шамановского наёмника, который его и привел.
Я же явился на встречу с ним один, даже верного Шаманова я оставил в центральном зале ангара. Мне нужны были свои глаза там, на случай, если начнется что-то интересное.
— Отличная работа, парень, — поблагодарил я наёмника.
— Благодарите Наяк Шаманову, сестру вашего друга, господин, это она его нашла, — ответил наёмник.
— Ладно, иди погуляй, брат.
Наёмник удалился.
Гностикус Либератор в принципе выглядел также, как на том видосе с Общего Побоища, который я смотрел в машине.
Высокий, исключительно крепкий, широченные плечи, мышца такая, что видна даже под одеждой...
Одет во все черное, на плечах черный плащ. На лице уродливая и жуткая железная маска. Точно такая же, в какой был Павел Павлович, когда я достал его из каземата Петропавловки.
Я решил играть ва-банк. В основном потому что спешил.
— Я Александр Нагибин-Рюрикович, Император Всероссийский, — представился я, — И это не шутки. Земский
