Этот лжекупец за все свои преступления и в самом деле заслуживал примерного наказания, а может, даже и смертной казни, но.
Возможно, все дело было в слишком уж быстром вынесении смертного приговора и почти мгновенном его приведении в исполнение. Так нельзя было поступать, а вдруг Санька соврала, возвела на человека напраслину.
Никто даже разбираться не стал! Повесить и все!..
— Винюсь, слуги царские! — еще пронзительнее завизжал возница, когда его уже подтащили под веревку и накинули на шею петлю. — Слово и дело! Слово и дело государево!
— А ну стой! — крикнул предводитель и, чуть тронув коня, подъехал к месту казни вплотную. — Говори!
— Не сын он мне! — затравленно выкрикнул возница, грязной спутанной бородой указывая в сторону Саньки. — И не парнишка это вовсе! Девка переодетая! Ведьма! Из-за нее все мои беды, она и меня давеча околдовала! Сжечь ее надобно, проклятую!
— Девка?!
Обернувшись, предводитель внимательно посмотрел на Саньку.
— А ведь и впрямь девка! — хохотнул он. — Ишь ты, ловкачка!
— Сжечь ее, ведьму! — все еще на что-то надеясь, вновь выкрикнул возница. — Позвольте, Ваша милость, мне самому.
И захрипел, не договорив, ибо в это самое время сразу два воина дружно потянули за веревку.
— Ну, как?! — вопросительно крикнул один из них. — Тянуть, что ли?
— Тяни! — равнодушно бросил предводитель, даже не глядя в ту сторону.
Дальнейшего Санька уже не видела, не хотела видеть. Крепко зажмурившись, она еще и низко наклонила голову. И сидела так до тех самых пор, пока что-то твердое и холодное не коснулось ее подбородка.
Невольно открыв глаза, Санька увидела лицо предводителя: совсем еще молодое, холеное и по-своему очень даже привлекательное. Густые белокурые волосы, выбивавшиеся из-под шлема, вместе с усами и небольшой аккуратной бородкой красиво его обрамляли.
Вот только глаза у предводителя были не то чтобы злыми, но какими-то холодными, что ли.
Пустые, равнодушно-скучающие глаза человека, привыкшего убивать и уже уставшего каждодневно этим заниматься.
— Ну? — лениво проговорил предводитель, рукой в железной перчатке задирая Санькин подбородок. — Будешь говорить?
— Буду! — испуганно прошептала Санька и даже сама почувствовала, как дрожит и срывается ее голос.
— Зовут как?
— Санькой! — все так же испуганно прошептала она и тут же поправилась: — Александрой, то есть.— Ладно, поверим! — сказал предводитель, отпуская Санькин подбородок. Но когда она, пользуясь этим, попыталась вновь опустить голову, крикнул, не сердито, но повелительно: — Голову не опускать! На меня смотреть!
Испуганная Санька постаралась вскинуть голову как можно выше.
— Вот так оно лучше! — уже более миролюбиво проговорил тот. Потом добавил: — Лазутчица? Из стана Болотникова?
— Нет! — Санька отчаянно замотала головой, стараясь при этом не смотреть в сторону дуба, с нижней ветви которого свисало почти до земли страшное неподвижное тело. — Просто странница! А переоделась и волосы себе остригла, потому что боялась! Время такое.
— Страшное время! — неожиданно мягко и даже участливо согласился с Санькой предводитель. — А люди, они сейчас пострашнее зверей лютых!
Он замолчал, думая о чем-то своем, и Санька тоже молчала, испуганно на него уставившись. Но мыслей у нее в голове не было никаких. Пустая была голова, совершенно пустая.
— Холопка беглая? — строго спросил предводитель и, когда Санька отрицательно замотала головой, неожиданно с ней согласился. — Верю, не похожа ты на холопку! Одежка на тебе дюже дивная. Дочь купеческая?
На этот раз Санька кивнула, решив со всем соглашаться.
— Понятно. — проговорил предводитель. — Родители живы? Али убиты оба?
— Убиты! — вновь подтвердила Санька.
— Этот их порешил? — указал предводитель на дерево с повешенным.
Саньке хотелось и на этот раз с ним согласиться, но тут она вовремя вспомнила, что предводитель позавчера видел ее с Феофаном.
— Нет! — мотнула она головой. — Раньше, на той неделе еще. Болотниковцы вдруг налетели.
Последние слова она проговорила с явным усилием, ибо еще не совсем избавилась от исторических своих иллюзий о хороших повстанцах и плохих ратниках Шуйского.
— Понятно! Ну, а тут, в бричке, как оказалась?
На этот вопрос можно было, наконец-таки, ответить без вранья, вернее, почти без вранья, и Санька, глотая слезы, принялась рассказывать, как повстречала она Феофана, как шли они вместе, а потом решили подъехать на случайно подвернувшейся бричке. Как возница хвастался тем, что порешил купца с купчихой, а когда Феофана это возмутило, выхватил ручницу и в упор выстрелил в монаха.
— Вот же ирод! — возмущенно воскликнул один из всадников. — Монаха порешил! Не зря мы его, татя, вздернули!
Остальные воины одобрительно зашумели, но разом умолкли, повинуясь повелительному жесту предводителя.
— С девкой что делать будем? — проговорил он задумчиво. — Может, и впрямь сжечь ее, как полагаете?
Санька так и обмерла, услышав эти слова. С надеждой взглянула на предводителя: может, пошутил?
Но красивое лицо предводителя было совершенно непроницаемым.
— Ну, что смотришь? — спросил он, скривив губы в недоброй ухмылке. — Ежели по одежде твоей судить, ты — ведьма и есть!
— Нет! — отчаянно замотала головой Санька. — Я не ведьма!
— А почему тогда этот душегуб так тебя обозвал? — выкрикнул вдруг один из всадников. — Под петлей, перед смертью, перед судом Божьим. там люди обычно правду бают!
И вновь все как один воины зашумели, но на этот раз как-то вразнобой...
— Сжечь ее, ведьму, и дело с концом! — зычно крикнул один из воинов, широкоплечий, с густой окладистой бородой. — Или вздернуть рядом с дружком!
Но его сразу же перебили.
— Да погоди ты, Пахом! Тут разобраться надо!
— Да чего разбираться! — не унимался бородач. — Ишь, вырядилась, нехристь, православным мужам во искушение!
И тут Санька неожиданно вспомнила о крестике на шее.
— Я тоже православная! — отчаянно закричала она, вытаскивая крестик и махая им из стороны в сторону. — Вот и крест на мне!
Странно, но, увидев в дрожащей Санькиной руке этот маленький золоченый крестик, воины разом умолкли. И дружно посмотрели на предводителя. А Саньке внезапно вспомнилось, как долго мать уговаривала ее совершить обряд крещения, как долго Санька не соглашалось на этот, как она тогда выразилась, «полностью средневековый пережиток». И вот теперь, кажется, этот маленький золоченный крестик из большой беды смог ее вызволить.
Или еще ничего не ясно?
А предводитель уже смотрел не на Саньку, а в сторону прямо противоположную. И все воины тоже дружно повернули туда головы.
Обернувшись, Санька увидела еще одного всадника. Вынырнув откуда-то из придорожного кустарника, всадник мчался в их сторону, низко прильнув к лошадиной шее.
— Там казаки воровские! — хрипло выкрикнул он, резко осаживая лошадь около предводителя и как-то пьяно покачиваясь в седле. — Много!
Прокричав, а вернее, прохрипев это, всадник замолчал и рухнул прямо под ноги собственной лошади. И тут только Санька смогла разглядеть стрелу, торчавшую у него между лопаток.
— Уходим! — скомандовал предводитель, птицей взлетая на вороного своего жеребца.
И, разом повернув коней, всадники унеслись прочь. А Санька осталась.
Одна в бричке, запряженной парой лошадей.
Глава 8
В той, прошлой своей жизни, Санька редко ездила на «лошадиной тяге», да и то лишь исключительно в качестве праздной пассажирки.
Иван, он мог и коня запрячь, и весьма лихо им править, а вот сама Санька ни с чем подобным даже не сталкивалась. Знала теоретически, что «управление» лошадьми с помощью вожжей следующим образом происходит: натягиваешь нужную вожжу — и конь послушно в эту же сторону и поворачивает...
В теории это звучало довольно-таки неплохо, но вот на практике оказалось совсем худо. Да так худо, что дальше некуда!..
Вообще-то, самым первым Санькиным поползновением после того, как всадники подались прочь и оставили ее в покое, было — бежать! Бежать со всех ног и куда глаза глядят, лишь бы подальше от страшного этого места, от висельника, мерно покачивающегося под порывами ветра совсем неподалеку от нее, от второго мертвеца со стрелой в спине, лежащего у самой, считай, брички. И Санька, напрочь позабыв о своих израненных ногах, даже соскочила, чтобы.
И сразу же поняла, что бежать в данный момент она, увы, не в состоянии. Ковылять. это еще кое-как.
И она, подобрав с земли вожжи, вновь вскарабкалась на бричку. Но уже не на заднее мягкое сидение — а на переднее, деревянное. Уселась там поудобнее, встряхнула вожжами.
— Но! — неуверенно крикнула она. — Пошли!
