Ни один законопроект не вызвал такой бешеной националистической свистопляски, как этот. Холмский вопрос не сходил со* страниц газет и журналов, вызвал к жизни целую литературу исторических и статистических изысканий, породил поток писем, речей, записок, проектов, демонстраций, проповедей с церковного амвона и т. п. Черносотенцы вопили о полонизации «русского» края, коло истошно кричало о «четвертом разделе» Польши, украинские националисты во главе с М. С. Грушевским объявляли Холмщину колыбелью «украинства».
Во главе всей затеи с Холмщиной стоял депутат III Думы и признанный глава всего думского духовенства, епископ люблинский и холмский Евлогий, умный, энергичный и беззастенчивый демагог, одна из самых зловещих фигур воинствующего национализма. Его цитаделью и штабом было возглавляемое им «Холмское православное св. Богоро- дицкое братство», членами которого состояли не только местные попы и «русские» деятели типа нововременского публициста Филевича, субъекта еще более низкого, чем его собрат Меньшиков, но и министры, члены Государственного совета, сановники, губернаторы и пр. Братству лично покровительствовал царь. Именно из недр братства вышел холмский законопроект, оттуда посылались в Петербург соответствующие «депутации» и ходатайства, велась яростная антипольская пропаганда среди местного населения за выделение Холмщины. По прямому поручению братства профессор Варшавского университета, ярый по- лонофоб В. И. Францев выпустил книгу под названием «Карты русского православного населения Холмской Руси», где рядом статистических выкладок доказывал, что большинство населения уездов, из которых проектировалась Холмская губерния,— «русское».
Не меньшую активность проявили и польские поме- гцичье-буржуазные партии и организации, причем но только в Царстве Польском, но и в Галиции. В ответ на книгу Францева была издана книга С. Дзевульского «Статистика населения Люблинской и Седлецкой губерний по поводу проекта образования Холмской губернии», приводившая совершенно другие цифры, из которых, конечно, явствовало, что большинство населения, подлежавшего выделению,— польское. Со специальными книгами выступили также лидер партии народовцев Р. Дмовский и руководитель коло Л. К. Дымша. В Галиции было организовано несколько демонстраций, создан «Вечевой холмский комитет» и т. д. Поляки просили заступничества у министра иностранных дел Австро-Венгрии А. Эренталя. В Варшаве был создан так называемый «Комитет национального траура», обратившийся к населению с призывом носить на рукаве траурную повязку, и т. д.
В свою очередь Грушевский требовал выделения Холм- щины, видя в этом «наименьшее зло», но предлагал идти значительно дальше, чем Дума, а именно начать ломку установившихся в крае экономических и правовых отношений, не откладывая это дело на будущее, как планировало царское правительство.
Такая ожесточенность спора во многом объясняется историей холмского вопроса, уходящего своими корнями в глубину столетий. В течение нескольких веков население края подвергалось жестокой эксплуатации со стороны польских панов и не менее жестокому окатоличиванию и ополячению. Огромную роль здесь сыграла Брестская уния 1596 г., заменившая православную церковь греко-униатской. Суть этой церковной реформы сводилась к тому, что вероучение исповедовалось католическое с признанием главенства папы, а обрядность оставалась православной и церковная служба велась на церковно-славянском языке. Однако в дальнейшем и обрядовая сторона подверглась известным изменениям в сторону католицизма. Столетия сделали свое дело, и население привыкло считать новую церковь исконной верой своих отцов. В то же время оно противопоставило греко-униатскую церковь как оплот и щит против натиска католицизма и сумело отстоять свой язык, национальность и культуру.
После того как Холмщина вошла в состав России, начался обратный процесс — процесс столь же жестокого насильственного обрусения, выразившийся в первую очередь в наступлении на греко-униатскую церковь. В 1875 г. это наступление окончилось «добровольным воссоединением» униатской церкви с православной, т. е. насильственным обращением греко-униатского населения в православие. В результате через год после воссоединения число* «упорствующих», как стали официально именоваться отказывавшиеся признать православие, достигло 120 тыс. человек — четверти всех «воссоединенных». «Упорствующие» отказывались вступать в брак, крестить и хоронить по православному обряду. В ответ последовали закрытие униатских церквей, высылка без срока («до* тех пор, пока не раскаются»), насильственное разлучение супругов, систематические крупные штрафы, ведущие к массовой распродаже крестьянского имущества за бесценок с аукциона, и т. д. и т. п.
Спустя 30 лет пришла расплата. После издания указа 17 апреля 1905 г. о веротерпимости за два года около 200 тыс. человек в Холмщине перешло из православия в католичество. «Удержать» в православии, по официально*- му выражению, удалось 300 тыс. человек. То, что не могли сделать века католического натиска, сделал царизм в течение нескольких десятилетий. Позор для царизма был велик и несмываем, и законопроект о Холмщине был порождением слепой ярости и жаждой мести.
Об этом свидетельствует также практическая бессмысленность законопроекта. Новый губернский центр, г. Холм, представлял собой в то время захудалый городишко с 17 тыс. жителей, из которых 7 тыс. были евреи, 4 тыс. являлись католиками и только 6 тыс. было «русских», т. е. православных украинцев. Жители северной части Холм- ской губернии могли попасть в Холм только через Люблин или Седлец. Но главное состояло в том, что в создании новой административной единицы не было никакой необходимости. Это были вынуждены признать даже крайние правые. Марков 2-й заявил, что законопроект о выделении Холмщины «не законопроект, а обложка к законопроекту»,
который «свидетельствует о нищенстве законодательной мысли». Его следует принять «без особой реальной надобности» лишь для того, чтобы разрушить у поляков всякую надежду на возможность «воскресения» самостоятельного польского государства [195].
Главный козырь, который использовали националисты против коло, был тот, о котором предупреждали его кадеты. Поляки, с злорадным торжеством говорил Евлогий под аплодисменты справа, ссылаются на манифест 17 октября, «но вы помните, что вчера еще от имени польского коло депутатом Яронским было заявлено, что евреям равноправия в области городского самоуправления отнюдь давать не следует с точки зрения польского коло». «Когда касается других, они не прочь согнуть в бараний рог не только еврея, но и русского мужика» [196].
Официальных доводов правительства и право-октябристского большинства в пользу выделения Холмщины было два. Первый довод — «русское» большинство края. В доказательство брался не вероисповедный, а этнографический признак: католик, если он был украинцем, объявлялся русским. Поляки, естественно, приняли обратный принцип — вероисповедный, который давал «польское» большинство. Второй довод мотивировался желанием правительства и Думы ввести в Царстве Польском городское и земское самоуправление. Поскольку это самоуправление будет польским, надо заранее высвободить из-под его опеки и влияния «русское» население, в противном случае оно окончательно ополячится. Иначе говоря, полякам предлагали отдать Холмщину в обмен на обещание будущего польского земства.
Коло избрало в качестве средства защиты все ту же обанкротившуюся тактику, сводившуюся к уверениям, что выделение Холмщины наносит вред прежде всего русским государственным интересам. В частности, заявляло оно, националистическая пропаганда в крае основывается на аграрной демагогии, на обещании, что православные крестьяне получат землю. Конечный результат будет обратный ожидаемому — православная церковь в глазах населения будет окончательно дискредитирована. В то же время ораторы коло грозили тем, что «польское общественное
мнение никогда не примирится» с покушением на территориальную целостность Царства Польского и что такая политика приведет к «расширению пропасти» между двумя нациями, к обострению русско-польских отношений[197].
Примерно те же доводы выставляли кадеты. «Ваши меры, если они будут приняты и станут законом,— убеждал Родичев,— доведут до другого, они создадут ополячение края...». Смотрите, грозил он в другом месте, чтобы русская политика поощрения православия не принесла таких же плодов в Холмщине, какие она принесла в 1905 г. в Латвии. Более того, «если в Холмском крае возникнет простонародное национальное движение против польских землевладельцев, оно пойдет под другим флагом, оно пойдет под флагом украинства» [198].
Вместе с тем кадеты вынуждены были признать полное банкротство национальной политики Думы, что было одновременно и признанием провала собственной политики. «Мы находимся теперь в состоянии такого произвола и беззакония,— говорил В. А. Маклаков,— что нужна фанатическая вера в силу представительных учреждений, чтобы не сказать теперь, через пять лет, что лучше жилось при прежнем режиме, чем живется теперь». III Дума кончает свою деятельность, «никого не успокоив», и «мы кончаем хуже разделенными на партии, нежели начали» [199]. Эта оценка полностью соответствовала действительности.
