Задержавшись в дверях, девушка обернулась и, бросив на Батона тяжелый взгляд, добавила:
- Ненавижу.
Лера впервые в жизни поссорилась с наставником. За вольность и угробленный огнемет Лере назначили недельную «губу» в своей каюте. Сверкнув глазами, девушка метнулась за дверь.
Покинув место «публичной казни», Лера заглянула к себе и, игнорируя Чучундру, сорвала с вешалки полотенце, направляясь в душ. Надоело. Да пошли они все! К черту камбуз и этих двух дураков. Еще не хватало сейчас драить пол, выслушивая их идиотские подколы и шутки. Успеется.
Выпрыгнув из джинсов, Лера стянула тельняшку; следом упал лоскуток трусиков, и девушка выгнулась под шипящим потоком, неторопливо смывая с себя напряжение и усталость, чувствуя, как тугие струйки щекотно скользят по соскам и впалому животу. Несмотря на тяжелое время, она заботилась о своем теле. Это было необходимо. В новом мире это был залог здоровья и безопасности.
Намылив мочалку из люфы куцым кирпичиком драгоценного мыла, Лера неторопливо провела ей по бедрам и упругим овалам груди, откидывая на лопатки мокрые пряди волос. Хотелось чистоты. Обособиться. От грязи, оскорблений, угроз.
Как же ее все достало. Упреки, наставления, бесконечные команды. Крики и одергивания. Но больше всего бесило осознание того, что деваться ей некуда. А куда ты денешься с подводной лодки... Старая шутка, услышанная от кого-то, сейчас звучала, как приговор. Никуда ей не деться: кругом ледяная, полная опасностей и смертельного холода пустыня. Опустив голову, Лера посмотрела, как вода спиралькой закручивается в водостоке между ее ступней.
Снова потянуло в церковь.
Михаил ее выслушает и поймет. Он добрый и чуткий. Подставляя лицо прохладной воде с едким привкусом хлора, Лера впервые с удивлением ощутила, что Батон начинает ее раздражать.
Почему? Когда это появилось? Да, он пьет. Но делал это, сколько она себя помнила. Ведь, по сути, он никогда и не был ей особо родным. Учитель, наставник. Мужчина, за которого она могла спрятаться, словно за стеной. Да и чему, собственно он ее научил? Охоте на тварей? Выживанию на поверхности?.. Этим мог поделиться любой взрослый мародер, гуляющий по поверхности в их окрестностях. И сколько она умела уже сама... Впору было учить.
Вот только кого?
Лера отчетливо поняла, что, несмотря на всю заботу окружавших ее людей, она так и осталась сиротой. И этого было уже не изменить. Прошлого не воротишь.
Лучше и не думать, что в мире когда-то было лучше, чем сейчас. Не думать... Мысль об этом была слишком болезненной. Да и не нужной.
Выключив воду, Лера принялась растираться полотенцем.
Сидевший в церкви Мигель неторопливо молился, медленно перебирая четки, и смотрел на огни «Грозного», видимые через окно. Осиротевшая девушка, с поражающей смелостью рванувшаяся на край света, никак не шла из головы. Рыжеволосый одуванчик. Брошенный в атомное горнило, не знавший ласки ребенок, которому суждено было так рано стать взрослым. Может, и хорошо, что она не помнила, не могла помнить мир, который они уничтожили.
Боль от этих воспоминаний была слишком сильна.
- ...по воле твоей, аминь, - оканчивая очередную молитву, пробормотал мужчина.
Звук, пришедший со стороны моря, услышали все.
Открыв подсумок Ежи и прочитав несколько строк на сложенном вдвое тетрадном листке, Савельев выбежал из каюты, и его оглушил непонятный громоподобный рев. Этот звук слышали члены команды несколько дней назад - и приписали его гигантскому мутировавшему существу. Корпус лодки сотрясла вибрация.
- Где второй...
Палубу накрыл новый могучий звук; метеоролог навалился плечом на стену.
- Морской Дьявол! - прокричал бегущий ему навстречу Треска в испачканном рыбой фартуке, натягивая на растрепанные лохмы ушанку.
- Откуда этот подсумок? Кто его принес?!..
- Сваливаем, чувак! Или нас всех порвет!
Но покинуть борт лодки торопились не все.
- Почему ты уверен, что там безопаснее?! - орал Паштет, пока бежал к трапу вслед за Треской, наматывая находу шарф.
- Надо валить, пока эту посудину на хрен не потопило. Там хоть какой-то шанс!
Выбежав на палубу, повара загнанно огляделись. К «Грозному», едва различимое в ночи за мятущейся пургой, приближалось что-то рокочущее и огромное.
- Я же говорил! Говорил тебе, что не нужно было обирать «Поликарпова»! Теперь нам придется платить морским богам. Это кара, а не шторм! Морской Дух пришел за нами! - тыча пальцем вперед, пронзительно вскрикнул Паштет.
- «Голландец»... - рухнув на колени, в суеверном ужасе провыл Треска.
- Мы прокляты! - Повара застыли, наблюдая, как из снежной пурги на них с рокотом надвигается огромная морда чудовища с раскрытой пастью и ослепительными пылающими глазами.
Глава 5
ЧЕРНЫЙ ДРАКОН
С ветром приходит утро. Так когда-то говорила его мать, когда старик-иякуган18 заканчивал очередную енмаль19 на ночь. Одну из многих тех, которые он обожал, будучи маленьким. Он с восторгом слушал о чудесах и волшебниках, о всемогущем богатыре чжансу, о хитроумных проделках чертей токкэби, о похождениях духов давным-давно умерших предков и родственников. Легенду о бобре. Сказки про принцесс и королей, любовь и отвагу. И, конечно же, там всегда были драконы. Его любимые сказочные существа.
Детство. Священный миг. В нем нет места злости. Теперь же весь мир кишел чудовищами и драконами. Люди от алчности, по прихоти сами создали для себя страшную сказку.
Которую уже некому было рассказывать.
Хотя не был ли когда-то алчным он сам? Разве наследнику колоссальной империи не было это свойственно? Ким Им вздохнул и потеребил седой ус. Когда-то с таким усердием и кропотливостью созданная финансовая махина превратилась в пыль, которую развеял ветер. И теперь у Ким Им Су не было ни единого вона20, а ветру было на них плевать.
Да и он уже был стар. Но все-таки его богатство дало плоды и позволило спасти множество жизней в этом изуродованном аду. И продолжает спасать. «Дракон», которого он создал, со временем добившись немыслимых высот, был сильнее всех. Его грозный рык гремел уже на многих континентах, даруя надежду нуждающимся и вселяя ужас в сердца врагов.
Давно это было. Очень давно. За такой срок успевали вырасти и, заплакав, ссутулиться ивы, под которыми он когда-то признавался в первой любви. Память старела, желтея и ветшая, словно снимок, запертый в фотоальбоме.
Ах, как бы ему хотелось вернуться в старый Чосон21 времен своей молодости. В могущественный чеболь22 его семьи. В привычный и знакомый мир, в котором не было войны. Где человеческая жизнь была наполнена столькими ощущениями и мелочами, которые сейчас казались пустыми. Всего лишь призрачная мечта. Того мира уже не существовало. Ничего не осталось. Ни городов, ни школ, ни маленького квартальчика в Сеуле, где он вырос.
Но «Дракон» по-прежнему плыл, исследуя руины мира и подбирая выживших со всего света, постепенно превращаясь в библейский Ковчег, неся на своих крыльях каплю надежды в истерзанные атомной бурей сердца. А значит, у Ким Им Су еще есть цель. Ведь он оставался Императором, и перед ним простирался мир.
«Величайший Воин не имеет никакого отношения к войне. Он не имеет никакого отношения к борьбе с другими. Он занят внутренним преобразованием. И это не поединок, хоть он и приносит победу; это не война, не конфликт. Но необходимо быть Воином, ибо нужно БЫТЬ БДИТЕЛЬНЫМ, как Воин», - каждый раз, когда он предавался воспоминаниям, на ум неизменно приходило одно из высказываний индийского мастера Ошо.
Да, бдительность. Бдительность и осторожность превыше всего. Хотя чего или кого ему бояться? К тому же его сын, его гордость, со временем станет достойным преемником в новой священной миссии. За эти годы плоть от плоти его показал себя мужественным и стойким воином, но все же он пока еще не готов был взвалить на себя ношу, которую нес отец. Его время еще не пришло. Не сейчас. Не сейчас.
Курсируя по морям и океанам, «Дракон» принимал редкие сигналы из разных уголков света, в которых кому-то удалось уцелеть. Постепенно подбирая выживших всех языков и народностей, он превратился в замкнутое государство, настоящую плавучую крепость со своими законами, социальными группами и, конечно же, Императором, у которого все находились в подчинении.
Полученный несколько дней назад сигнал заставил гигантское судно изменить первоначальный курс, до этого пролегавший к мысу Горн, возле которого Император желал поохотиться на великолепных гренландских китов.
Но коротенькое, полное скорби послание, произнесенное тонким женским голоском на русском языке, звучавшее скорее как последняя исповедь, нежели призыв о помощи, заставило его сменить решение. Даже если окажется, что этот звук - всего лишь гоняемая по кругу запись, сделанная давным-давно, их священным долгом было проверить.
