расплывшаяся тетка без возраста, с короткими темными волосами, приятным, но совсем
не девичьим лицом, кругами под темными глазами и глубокими складками вокруг рта.
Ты научилась виртуозно доить коз огрубевшими пальцами, на которых раньше сверкали
кольца, на каждое из которых можно было купить десять таких деревень со всеми
жителями и их скарбом, и не морщиться от козьего запаха. Ты умеешь стирать огромные
количества белья вручную, потому что старая стиральная машинка сдохла три года назад, а на новую нет денег. Ты забыла уже, когда вставала позже пяти утра, самое лучшее
развлечение для тебя – возможность полноценно поспать, а в подругах у тебя
полуграмотные, но искренние в своей простоте и понятные соседки. И никаких битв за
твою благосклонность.
Единственное, что осталось неизменным – это древность рода, но толку от нее немного.
Древностью рода не вымоешь полы и не вскопаешь огород.
Ты смиряешься с тем, что твоя жизнь теперь принадлежит не тебе, и что ты теперь всегда
должна быть самой мудрой, предусмотрительной и решающей все проблемы. Ты
привыкаешь к тому, что соседские мужики смотрят на тебя не как на женщину, а как на
домашнюю уборочную и готовящую технику, словно прикидывая, подойдет ли ему эта
модель, или он еще не настолько отчаялся.
Ты понимаешь, что из бесконечного объема знаний, которым тебя пичкали чуть ли не с
младенчества, в реальной жизни применимы процента два, потому что в реальной жизни
важно знать, как найти и приготовить еду, заплатить за аренду и одеть младших сестер, не
имея денег. Умение красиво расписываться, знание этикета восемнадцати стран
континента или способность отличить Блакорийского темного жеребца от изящной
Йеловиньской породы в реальной жизни бесполезны.
Ангелина или Анька, как ее кликали соседки, крошила огромным тесаком капусту на щи, пирожки и тушение, краем уха прислушиваясь к болтовне своей подруги, Валентины.
Валька была большеглазой, большеротой и заразительно смеялась над любыми, даже
несмешными шутками. Смеялась, несмотря на то, что у нее было трое детей, а муж
прошлым летом подхватил грипп, перешедший в воспаление легких, и умер, оставив их на
грани нищеты.
- Матушка моя, говорит, сегодня у директора скандал случился с учительницами по
языкам и рисованию. Они еще младшие классы вели. Аккурат рядом с кабинетом мыла
полы, вот и подслушала. Сначала тихо говорили-то, а потом разошлись на весь этаж
- И в чем причина скандала? – вежливо спросила Ани, слушавшая свежие деревенские
сплетни как сводку новостей в исполнении Валентины каждый день
- Да они увольняться решили, в гимнасий какой-то их в столице позвали. А что они не
видели в тех столицах? Смог, толпы народу, душегубы всякие, машины каждый день кого-
нибудь давят! Аристократишка поедет, а стражники впереди, движение стоит, пробки,
народ злой.
- Валь, так что там с директором?
- А! Так эти увольняться, а он кричит – у меня начало года, где я вам на три класса сразу
двух учителей найду! А у меня комиссии! А у меня проверки! А детям экзамены сдавать в
конце года! И по столу-хрясь! Темпераментный мужик, Авдей Иваныч этот!
- И что, уволились?
- Так да, не удалось сатрапу этому их запугать. Уж он и ругался, и льстил, и повышение
жалованья обещал, ни в какую. Молодые еще, столицы манят. А что там в этих столицах?
Правильно я говорю?
- Правильно, подруга, - рассмеялась Ангелина.
-Так что, Анька, - голос Вальки вдруг утратил привычную несерьезность, - бросай свою
капусту, надевай какую одежку поприличнее и шкандыбай давай в школу, учителем
устраиваться.
- Валюш, ты чего? – изумилась Ангелина. – Я учителем никогда не работала. Да и кто
меня без документов и дипломов возьмет-то?
- А я тебе скажу, что моих мальцов ты лучше любого учителя научила, когда они втроем
одновременно матери нервы мотать вздумали и учиться бросили. Речь у тебя непростая, ровно как учительша балакаешь. Математику, письмо знаешь, географию вон моему
Митьке подтянула. Так что давай-давай, - она грудью оттеснила Ангелину от стола. –
Переодевайся, кому сказала, и в школу иди. Попытка не пытка, а вам любая копейка
нужна.
Переодетая в старенький, но чистый бежевый костюм, отданный ей два года назад
сердобольной Валькой, Ангелина шла по городку в сторону школы. Соседки, работающие
на сборе урожая у своих небольших домиков, приветливо махали ей руками, звали
поговорить, но она отговаривалась спешкою.
Чирикали птицы, мычали в хлевах приведенные с пастбища коровы, мемекали козы, тут и
там на пыльной дороге, проходящей между небогатыми изгородями, чинно шествовали
или сидели важные куры, обмениваясь своими, куриными сплетнями. В небольших
прудиках размером со стол плескались и гоготали гуси. Раньше она всегда поражалась
умиротворенности этого городка, по сравнению с насыщенной, полной различных
развлечений и событий жизнью столицы.
Орешник был малюсеньким городком, состоявшим из деревенской и «городской» частей.
Он вырос лет тридцать назад рядом с давно и исправно поставляющим натуральные
продукты на прилавки столицы и области фермерским хозяйством. Единственная
заасфальтированная улица, с неоригинальным названием «Центральная» рассекала его на
две половинки. Вокруг улицы королевским указом было когда-то построено штук 10
пятиэтажек, предназначенных для работников ферм и их семей. Потихоньку вокруг
многоэтажных домов появились «самозахватные» огородики, а потом и деревенские
домики и дачки. Первое время с захватчиками пытались бороться, потом махнули рукой, провели дачную амнистию и легализовали владения, решив, что так выйдет дешевле.
Одноэтажное здание администрации в центре, на пересечении заасфальтированной
Центральной и не удостоившейся такой чести Пекарной улицы было украшено гордо
реющим флагом, на котором, словно в насмешку, все еще был изображен семейный герб
Рудлогов и их фамильная корона. Ее, Ангелины, корона. При взгляде на нее Ани
расправила плечи.
И в самом деле, чего бояться? Деньги им нужны, даже очень, и любой работающий член
семьи немножко снимет бремя нищенства со всех них. Ради возможной работы можно и
попросить директора, и даже поумолять, если понадобится. Хотя за всю свою жизнь Ани
никого не умоляла. Да и просить научилась только за последние семь лет.
«Нечего бояться», - твердила она себе. Программа вряд ли изменилась за прошедшие
годы, а уж образование она получила лучшее в стране и одно из лучших в мире. Да и мать
в рамках сближения с народом настаивала, чтобы дочери участвовали в общественной
деятельности. Помимо прочих публичных обязанностей, старшая дочь проводила уроки и
занятия в школах и детских садах. «Справишься с детьми – справишься и с дворянским
собранием», - как-то пошутила мать, когда принцесса с возмущением спросила, за какие
грехи ее опять отправляют в школу, к шумным, нагловатым, невоспитанным детям.
Погруженная в свои мысли, Ангелина дошла до приземистого здания школы, возле
которого практичный директор разбил огород, на котором отрабатывали провинности
двоечники и прогульщики. Он ничуть не стеснялся из-за несовременной эксплуатации
детского труда, объясняя возмущенным родителям, что раз они не могут воспитать детей, пусть это сделает благородный труд. Благодаря усилиям «эксплуататора», в столовой
школьников круглый год кормили бесплатно – выращенной руками лоботрясов картошки,
капусты и моркови хватало на всю небольшую школу.
Директора в поселке шепотом ругали и величали сатрапом, но воспитательный эффект
был наглядным и быстрым. Что неудивительно, дети – практичные создания, и даже
самый последний неуч между днем прополки картошки и выполнением домашнего
задания выбирал учебу.
Зайдя в школу, она поздоровалась с Валентининой мамой, которая совмещала в себе
почетные должности уборщицы, гардеробщицы и повелительницы звонка, и спросила, у
себя ли директор. Получив утвердительный ответ и ободряющее «Иди, иди, небось не
выгонит, наоралси уже», - постояла немного у кабинета, выдохнула, снова расправила
плечи и постучала.
- Кого еще черти принесли? – раздался «добрый» голос педагога и воспитателя. – Ааа, Ангелина Станиславовна. Какими судьбами?
- Здравствуйте, Авдей Иванович, - Ани прошла в чистенький, но потертенький кабинет и
села на стул перед массивным директорским столом. – Мне тут сорока на хвосте принесла, что вам учителя ой как срочно нужны…
Высокий, грузный, начавший лысеть Авдей Иваныч, с красными от утреннего разноса
глазами оценивающе глянул на нее.
- Так нужны, уважаемая, нужны. Али есть кто на примете?
