огромный нож остановился – Тасенька замерла от его близости, коварно стянул аппетитно
пахнущий ломоть, получив, впрочем, за это шлепок по удирающей спине. Они захихикали, девушка продолжила резать хлеб, а Энтери мгновенно справился с украденным куском,
сел на лавку и начал смиренно ждать завтрака.
Старый Михайлис тоже улыбался сквозь усы, потому что легендарный театекоатль, змей
небесный, и его суровая несмеяна-дочка, которая, казалось, заморозилась после смерти
обожаемой матери, вели себя как дети. Смеха старшей дочери он не слышал уже два года и
только за это готов был змеюке скормить хоть сто голов скота. Главное, чтоб паршивец, улетев, не почуял свободу и не забыл его девочку. Иначе она снова замерзнет. А он, видят
Боги, возьмет ружье, найдет и пристрелит несостоявшегося зятя.
Так думал старик, и улыбался, радуясь за дочь, и сверкал глазами, и хмурился, а Энтери, поймав его взгляд, почувствовал себя как-то неловко, будто в чем-то провинился,
непонятно, в чем. Но тут перед ним поставили горшочек с дымящейся кашей, в которой
аппетитно желтело сладкое сливочное масло, и он забыл и думать о странных взглядах
хозяина дома.
После завтрака старик полез в огромный сундук, стоящий у него в комнате, долго что-то
искал, наконец, вынырнул оттуда, держа в руках вязаный мешочек и статуэтку Синей
Богини размером с человеческую ладонь. Богиня была изображена по канону – босоногая, со строгим лицом, покрытая с головой покрывалом, обнажавшим тем не менее левую
грудь, живот с пупком и верхнюю часть бедер. Одной рукой она придерживала покрывало
у шеи, другой – на бедрах.
- Дети мои, Таисия и Энтери, идите сюда, возьмитесь за руки, – позвал он.
Тася смущенно взяла Энтери за руку, потянула за собой, они, остановившись, обнялись.
Лори, как сидела на лавке, так и не смогла встать, только широко раскрыла глаза, сказала
«ой» и прижала руку ко рту.
Михайлис тем временем колдовал над статуэткой – поставил ее в деревянную чашу, со
специальным углублением, чтоб не упала, обмазал ароматным маслом, поклонился, зажег
курительную палочку и обошел с ней дом, а затем вставил еще дымящуюся палочку в
углубление у ног богини. Затем начал ритуальное вопрошение:
- По взаимному сговору даете вы обеты друг друга ждать, верность хранить, хорошо все
обдумать и через три месяца ответ друг другу дать – хотите ли вы быть вместе так же
сильно, как сейчас?
- Когда власть страсти пройдет, и сотрется облик любимого из памяти – захотите ли вы
быть вместе так же сильно, как сейчас?
- Когда пройдете разлуку и искушения, захотите ли вы быть вместе так же сильно, как
сейчас?
- А для того, чтобы помнили об обетах в разлуке, Богиня вам помоги, пусть будут они
всегда у вас на той руке, которая от сердца.
И он повязал им на левые запястья в несколько оборотов длинные черные плетеные ленты, с какими-то непонятными дракону рисунками, с утяжеленными золотыми капельками
кисточками на концах.
- Золото для того, чтобы вы помнили, какая награда вас ждет в конце, - произнес конец
ритуального славословия Михайлис и велел поклониться богине, прежде чем убрать все
обратно в сундук.
- Если б ты мне сказала, что это такая долгая история, милая, - жалобно прошептал Энтери
на ухо смутившейся девушке, - я бы украл тебя в свою страну, как положено дракону, и
там бы поженились, без месяцев разлуки. Как же я буду без тебя и твоего тепла, Тасенька?
Ее губы дрогнули:
- Справимся, - прошептала она в ответ. – Ты только прилетай поскорее обратно.
- Чтобы прилететь поскорее, мне надо улететь поскорее, - сказал он печально, приобняв ее
за талию и выводя из дома. Тиньки холодком змеилась по запястью, постукивая золотыми
капельками на кисточках.
- Тогда ешь давай и лети. Затянем – только труднее будет расставаться. Сейчас, подожди, -
она забежала обратно в дом, чтобы появиться через минутку с небольшим узелком. – Тут
твоя энциклопедия, и я добавила еще несколько книжек и старых журналов, будет полезно
тебе почитать. Только как ты понесешь – в зубах, что ли?
- Привяжешь мне на лапу. Только пока я не поем, не подходи, Тась. И лучше не смотри, я
боюсь, тебе неприятно будет.
- Но это же тоже ты, - сказала она, прямо глядя ему в глаза.
Энтери закрыл глаза и крепко обнял свою нареченную, стараясь запомнить ее запах,
мягкость ее кожи и волос. Тася льнула к нему, как веточка. Скользнул губами по ее губам, отвернулся и пошел к загону с овцами.
Таисия, крепко вцепившись в сумку с книгами, с смесью восторга и отвращения
наблюдала, как страшный крылатый ящер одну за другой ловит, рвет и закидывает себе в
пасть истошно вопящих овец, как его белая морда окрашивается в багряный цвет.
Михайлис всего один раз подошел к окну – чтобы увести испуганно глядящую на
будущего зятя Лори.
Наконец дракон, так не похожий на ее сдержанного, ласкового, нуждающегося в ней
Энтери, наелся. Он несколько раз махнул крыльями, проверяя силы, потом посмотрел на
нее и вытянул вперед шею, положив голову на землю.
Тася подошла к нему, переступая через лужи крови и какие-то неопознаваемые клочки,
прошла вдоль страшной пасти, длинной шеи, под огромное белое крыло. Грудь дракона
ходила ходуном, а внутри будто работали чудовищные кузнечные меха – так громко он
дышал.
Она привязала к его лапе сумку, погладила серебристо-белую кожу в крапинках крови,
пошла обратно, но около морды вдруг остановилась и поцеловала дракона куда-то в
область щеки. Он заурчал, смешно закурлыкал, как большой голубь, потом заклекотал,
махнул крылом, девушка отбежала, и ее персональный дракон взлетел над горою и издал
трубный глас.
Он парил, хлопая крыльями, над поляной, и глядел на нее.
- Улетай! – крикнула она жалко. – Ну же, улетай, Энтери! Улетай!!!
Дракон склонил голову, махнул крыльями и улетел.
И только тогда Таисия позволила себе сесть на землю и наконец-то расплакаться.
…. Город черный, звенящий ночными звуками, горит огоньками фонарей и редких
светящихся окон, как гнездо светлячков. Запах цветов становится невыносимым,
требовательным, и разговаривать в эту ночь уже никто не желает.
- Я тебе дам завтра эту энциклопедию, брат, - говорит Энтери устало. Он уже почти трезв, и больше пить не хочет. – Мир очень изменился. То, что я описал тебе – ружья,
телевизоры, электрические лампы, самодвижущиеся машины – это малая часть их
прогресса. Если раньше наш народ был самым развитым, то теперь люди ушли далеко
вперед. Нам очень многое надо узнать, прежде чем действовать. Таисия говорила, что в
Рудлоге нет больше монархии, там правит аристократия. Как нам найти ту, кто тебе
нужен?
- Времени у нас очень мало, - тихо отвечает Нории, переживший с братом его любовь и
переживающий его разлуку. – Я подумаю, что можно сделать. Спасибо, что поделился со
мной сокровенным, Энти-эн.
Братья уходят с крыши. Энти идет в свои покои, где долго ворочается, думая о Тасе – всего
три дня прошло с того момента, как они расстались, а уже они кажутся вечностью.
Нории тоже ненадолго заходит в свои покои, но вскоре выходит оттуда, одетый в
просторный светлый плащ.
Он проходит через Сад и выходит в Город. Редкие прохожие узнают его и приветствуют, кланяясь, он доброжелательно отвечает им. Нории держит путь в храм Синей, где
прихожанки и жрецы дарят любовь и благословение богини нуждающимся. Запах цветов и
рассказ брата растревожили его, и только плотская любовь способна на какое-то время
унять появившуюся тоску.
До самого рассвета Владыка Нории Валлерудиан, как простой послушник, дарит любовь
двум молоденьким сестричкам, только-только вступившим в зрелость. Они пришли в
храм, как многие женщины Песков, чтобы получить благосклонность богини, а получили
еще и незабываемую ночь с обожествляемым Владыкой. Им немного страшно, но они
любопытны, игривы, свежи, юны и застенчивы, а он щедр, ненасытен и ласков, и на их
ложе царит только смех, радость и страсть. С утра они расстаются под строгим взглядом
богини верности, богини страсти, унося с собой ее одобрение и благословение.
Глава 8.
Орешник, Иоаннесбургская область, Рудлог. Конец августа.
Ангелина
Так бывает – в двадцать лет ты наследница древнего рода, второй человек в государстве, самая завидная невеста мира, любимица народа и предмет обожания многочисленных
подруг и воздыхателей. Не очень бескорыстного, правда, обожания.
В тридцать – первый человек на закопченной деревенской кухне с покрытыми ожогами от
проклятой печки руками, забывшая, как выглядит твое лицо в зеркале. Да и в зеркало
лишний раз, честно говоря, смотреться не хочется, потому что смотрит оттуда
