вверх ногами. Соприкосновение с угрозой смерти
оживило его аниму. Он махнул рукой на жену и друО
зей, завел роман с молоденькой гувернанткой и окаО
зался у терапевта, который сказал ему, что он переО
живает кризис среднего возраста. Диагноз оказался
Анализ случаев из литературного творчества
143
абсолютно точным: герой находит себе хобби, и расО
сказ заканчивается тем, что он в своей мастерской
занимается резьбой по дереву. Его внутренние проО
блемы никак не разрешились, он ничему не научился
и ничего не интегрировал внутри себя: планеты проО
должали вращаться на прежних орбитах.
И Фауст, и главный герой рассказа Чиверы в
среднем возрасте страдают серьезной депрессией и
испытывают страх смерти; оба они хотят исцелить
свою аниму в отношениях с юной девушкой. Оба
страдают и не понимают причину своих страданий.
По мнению Юнга, человек продолжает страдать неО
врозом до тех пор, пока не поймет смысл этих страО
даний. Переход через средний возраст включает в
себя не только страдания, но и постижение их смысО
ла. Тогда становится возможен личностный рост.
Эмма Бовари, героиня романа Флобера,— юная
провинциальная девушка. Увидев Шарля Бовари,
местного врача, она расставляет сети, заманивает его
в ловушку и переезжает из деревни в маленький проО
винциальный город. Свое спасение от скуки и пусО
тоты деревенской жизни она видит в супружестве и
борьбе за социальный статус. Но вскоре после свадьО
бы она забеременела, и ей стало чрезвычайно тоскО
ливо со своим занудным мужем. Будучи ограничена
нравами и обычаями, свойственными культуре каО
толической Франции XIX
XIX века, она не могла ни сдеО
века, она не могла ни сдеО
века, она не могла ни сдеО
лать аборт, ни развестись, ни начать борьбу за свою
свободу, как несколько десятков лет спустя поступиО
ла Нора, главная героиня драмы Ибсена. Она убиваО
ла время, перечитывая любовные романы, на смену
которым сегодня пришли мыльные оперы, и мечтаО
ла о любовниках, которые увезут ее из этой пустой
и скучной жизни в мир умных и интересных людей.
По настоянию Эммы Шарль взялся за сложную опеО
рацию, которая закончилась неудачей. Она завела
несколько романов на стороне и занимала деньги, чтобы хоть какОто продолжить свои тоскливые разО
144
Глава 4
влечения. В процессе развития ее анимус, который
сначала проецировался на Шарля, блуждает от одО
ного мужчины к другому в романтической фантазии
о спасении. Подобно Фаусту, она ищет возможность
выхода за существующие вокруг нее преграды, не поО
нимая, что для этого ей следует совершить огромную
внутреннюю работу.
Чем больше в нас бессознательного, тем многоО
численнее и сильнее наши проекции. Жизнь Эммы
представляла собой последовательность все более
обостряющих ситуацию проекций, ни одна из коО
торых не доставляла ей удовлетворения. Даже в
отношениях с любовниками она находит «такую
же банальность супружеских отношений»*. В конО
це концов, брошенная всеми своими любовниками, находясь на грани финансового краха и отчаявО
шись найти мужчину своей мечты, Эмма решила
свести счеты с жизнью. Из прочитанных романов
она знала, как их героини попадали на небеса и там
внимали ангелам и слушали райскую музыку. ЧтоО
бы совершить последнюю трансценденцию и реаО
лизовать последнюю проекцию, она принимает яд.
На этом Флобер обрывает свое повествование: «В
восемь часов началась рвота…»** Последнюю карО
тину, которая встает у Эммы перед глазами, никак
нельзя назвать радужной: это лицо слепца. Нищий
попрошайка, который какОто встретился ей на пути, символизирует слепоту ее внутреннего мужчины,
ее анимуса.
Ни Фауст, ни Эмма не являются воплощением
зла. Настойчивые устремления их непрожитых жизО
ней заставляют их совершать неправильные выборы.
Они проецируют своего внутреннего контрсексуала
(аниму или анимус) на реальных людей, не пониО
мая, что конечный объект их поиска находится у них
* Madame Bovary, p. 211.
** Ibid, p. 230.
Анализ случаев из литературного творчества
145
внутри. Несмотря на то, что они являются уникальО
ными персонажами романов великих художников,
в их судьбе запечатлены типичные черты кризиса
среднего возраста.
Совершенно иные события изобразил ДостоевсО
кий в своей повести «Записки из подполья». ОпубО
ликованная в 1864 г., она восставала против культа
прогресса, технократии и наивной оптимистической
веры в способность Разума осчастливить мир, изО
бавив его от всех бед и напастей. На первом месте в
этом произведении стоит даже не анализ современО
ной эпохи, а глубинное, ожесточенное столкновение
с Тенью. Очень немногие писатели смогли показать
внутренний мрак так честно и проникновенно, как
это сделал Достоевский.
«Записки из подполья» начинаются на некотоО
рой лирической ноте, не совсем типичной для возО
вышенной литературы Викторианской эпохи: «Я
человек больной… Я злой человек. НепривлекательО
ный я человек. Я думаю, что у меня болит печень.
Впрочем, я ни шиша не смыслю в своей болезни и
не знаю наверное, что у меня болит…» Далее следует
нарциссический монолог безымянного рассказчика:
«А впрочем, о чем может говорить порядочный чеО
ловек с наибольшим удовольствием? Ответ: о себе.
Ну, я так и буду говорить о себе». И далее он описыО
вает свои страхи, свои проекции, свою ярость, свою
ревность — то есть все природой данные человечесО
кие черты, которые тот стремится в себе отрицать, отмечая как бы между прочим, что «все это делают; болезнямиОто и тщеславятся, а я, пожалуй, и больше
всех»*.
Человек из подполья открыто говорит о том,
что все мы делаем на стадии первой взрослости, а
именно о реакциях на травмы, которые наносит нам
* Ф.М. Достоевский, Записки из подполья. Собр. соч., т. 4, с. 452–455. Л.: «Наука», 1989.
146
Глава 4
жизнь. Мы выстраиваем особый травматический
стиль поведения и находим рациональные аргуменО
ты и оправдания для нашего искаженного, отсталоО
го взгляда на жизнь. Однако человек из подполья не
пытается найти разумные оправдания ни для себя, ни для нас. Читатель хочет видеть его в лучшем свеО
те, ибо его самообвинения фактически относятся к
каждому из нас. Но, как он говорит: «Ну, разве можО
но, разве можно хоть сколькоОнибудь уважать себя
человеку, который даже в чувстве собственного униО
жения посягнул отыскать наслаждение?»* Он считаО
ет, что человек — «это существо на двух ногах и неО
благодарное. Но это еще не главный его недостаток; главнейший недостаток — это постоянное неблагоО
нравие»**.
Человек из подполья отказывается стать достойО
ным любви или прощения. Он отказывается сойти с
крючка и отпустить с него читателя. Читать его самоО
анализ — занятие не из приятных, однако он « нарочА
но» называет себя антигероем***. Он — герой в своем
неблагонравии, и его честность заставляет читателя
совершать такие же открытия. Так, он замечает: Что же собственно до меня касается, то ведь я
только доводил в моей жизни то, что вы не осО
меливались доводить и до половины, да еще труО
сость свою принимали за благоразумие, и тем
утешались, обманывая сами себя. Так что я, поО
жалуй, еще «живее» вас выхожу****.
Кафка какОто заметил, что нужно проделать огО
ромную работу, чтобы топором прорубить замерзО
шее море внутри нас*****. «Записки из подполья» — это
именно такая работа. КоеОкто до сих пор подвергает
*
Ф.М. Достоевский, Записки из подполья, с. 462.
**
Там же, с. 472.
*** Там же, с. 549.
**** Там же.
***** Selected Short Stories of Franz Kafka, p. xx.
Анализ случаев из литературного творчества
147
сомнению литературные достоинства этой повести, видя в ней в основном обвинение эпохе легковесного
оптимизма. Но мы можем рассматривать также «ЗаО
писки из подполья» и как описание усилий человека, стремящегося в среднем возрасте не потерять конО
такт с самим собой. Между тем столкновения человеО
ка с собственной тенью не так уж редко встречаются
в литературе: от Хотторна до Мелвилла, По, Марка
Твена, «Джекиля и Хайда» Стивенсона и «Сердца
тьмы» Конрада Достоевский ведет нас прямо в чрево
чудовища. Он раскрывает потайные уголки человеО
ческой души, которые люди стремятся запрятать как
можно подальше. Но чем больше усилий тратится на
подавление и расщепление обильной и вязкой Тени, тем сильнее она проявляется в проекциях и опасном
