исподнее у судьбы пахнет, ага. Чуют, когда что делать можно, а что нет. Через забор так и не перемахнули, хоть поначалу собирались.
Даже гадать не стану кто и что. Все равно ответов нет. Ряжская, Вагнеры, отдельские, передумавший дедушка Арвен, черт рогатый – этих ребят мог прислать кто угодно. Да и хрен с ними. Приедут снова – будем общаться. А нет – так и нет.
– Ну что, баньку? – предложил домовой, ощутимо расслабившийся после того, как с души упал урожайный грех. – Только скажи, я протоплю. У меня и венички запасены еще с того года. Хороши венички! Ух! Хлесткие! Пахучие!
– А давай, – согласился я. – Пошли попаримся. Эх, надо было пивка взять на Шаликово. Не сообразил вот.
Когда я выбрался из бани на свежий воздух, небо уже приобрело тот синевато-бездонный оттенок, который свойственен исключительно для ранних весенних вечеров. Никогда больше в наших краях не бывает столь безмятежной лазури, на которую можно смотреть бесконечно.
Ну, при условии, разумеется, что вам кто-то не помешает это сделать. Приблизительно, как мне сейчас.
– Вернулся, сосед? – раздался от калитки притворно-дружеский старческий голос. – Вот радость-то!
– Дарья Семеновна, – растянув губы в улыбке, повернулся я к говорившей. – Душа моя! Как же я по вам скучал, вы даже не представляете!
– Да что ты? – всплеснула руками старушка. – Не может того быть!
– Скучал, скучал, – заверил ее я. – Ужасно! Как землица в засуху по воде, как река Волга по пароходу «Ласточка», тому, что шибче других бегает, как космонавт по ракете. Вот как! И наконец мы встретились!
Я подошел к калитке и, не открывая ее, уставился на ведьму взглядом, который можно классифицировать как «щенок просит взять его домой».
– Смотрю, время тебе на пользу пошло, – одобрительно заметила моя собеседница. – Наивности и след простыл, зато язвительности прибавилось. Глядишь, лет через десять, если не прибьют, взаправдашним ведьмаком станешь, не хуже Захарки покойного.
– Нет предела совершенству, – согласился с ней я. – Чего хотели-то?
– Да по-соседски заглянула. Вот, думаю, свидимся, раскланяемся, порадуемся друг дружке. А там, глядишь, сядем рядком да и поговорим ладком.
– Есть о чем? – удивился я. – У вас свои дела, у меня свои. Да и калибром я не вышел, куда мне. Я войну на территории Лозовки не устраиваю, живую силу противника не уничтожаю, боевую технику не жгу.
– Доложил уже лесовик, – понимающе заулыбалась Дарья Семеновна. – Рассказал в деталях.
– Да и без того все ясно. Крузак обгорелый на окраине деревни стоит, мимо него не пройдешь, коли даже захочешь. Ну а кроме вас, его спалить никто не мог. Если не секрет, на предмет чего с товарками по цеху сцепились-то?
– А что же, расскажу, – неожиданно для меня согласилась ведьма. – Если впрямь интересно. Пошли-ка ко мне, парень, чайку с рыбником попьем. Ох, он у меня сегодня удался! Давай, давай, пока не остыл.
– Да мы вон париться затеяли, – показал я на домовика и слугу, которые, то и дело поглядывая на нас, ошивались у бани. – Первый парок отсидели, теперь на второй заход собираемся.
– Хорошее дело, – одобрила мои слова старушка. – С дороги помыться – оно всегда полезно. А чаек с мятой что до бани пошвыркать – самое то, что после. Опять же, кваску я тебе своего дам. С ледника, холодненького, ядреного, изюмного. Выйдешь из парной, кружечку опрокинешь – ах, радость земная, счастье поднебесное! А то на каменку его плесни – такой дух по парной пойдет!
– Дарья Семеновна, может, мы лучше как раньше общаться станем? – попросил я ее. – Пожалуйста. Вы когда добрая, мне сразу не по себе становится. И еще очень убить вас хочется. Не по злобе или ненависти, а дабы сработать на опережение.
– Скверные все же времена настали, – вздохнула соседка. – Не верит никто в доброту, в сердечность, в открытость. Ту, что просто так, от души происходит, все сразу второе дно в словах ищут, подвох. И убивать собираются, когда его не находят. Мол, совсем глубоко смысл собеседник спрятал, значит, задумал что-то недоброе. А может, нет никакого умысла? Может, в фразе «здоровья тебе» только доброе пожелание и есть, никто там подтекст «чтобы ты сдох побыстрее» не прятал?
– Так, может, и те гражданки, джип которых на окраине гниет, тоже сюда с добрыми чувствами приезжали? – предположил я. – А вы их в результате так встретили-приветили, что люди аж на Шаликово ежились под одеялами и тихонько друг дружке говорили: «Эвона как! Эхо войны, не иначе».
– Несешь чушь разную, – возмутилась старушка. – Ну не было тебя ведь здесь, чего выдумываешь? И хорошо, что не было. Ты хоть и повзрослел маленько за то время, что где-то шлялся, но дурь из головы не всю растерял, маленько осталось, я же вижу. Не ровен час полез бы в нашу драку, а оно ни к чему. Свои собаки грызутся, чужая не встревай.
– С чего бы? – уже без всякой иронии и наигрыша осведомился у нее я. – Вот мне больше делать нечего. Максимум – забрался бы на крышу, поскольку оттуда лучше вид, да смотрел бы на вашу потасовку, надеясь, что вы, как те два богатыря, сразите друг друга, а я после тут один останусь. Чем вас меньше, тем нам лучше. Ведьмакам, имеется в виду.
– Ой ли? – усмехнулась тетка Дара. – Это ты здесь и сейчас такой точки зрения придерживаешься, а в ту ночь по-другому могло случиться. Ну, как твое вмешательство все изменило бы? И ты про то ведал? Раз – и не я гостей незваных шуганула из своего дому так, что только клочья полетели, а они меня с твоей помощью в нем и спалили.
– Сдается мне, что даже со мной эти лиходеи результата не добились бы, – самокритично признал я. – В другом месте – может, и да, но тут, на вашей исконной территории… Не-а. Хоть с помощью, хоть без. Но даже не это главное. Я ведьмак, вы ведьмы, корень слова вроде бы и один, да вот суть у нас разная. И игры тоже
