Почему-то наваливается усталость. И тут ты внезапно замечаешь тишину. Создается
впечатление, что все это время она кошкой наблюдала за тобой, испытывающе следила за
каждым движением. Но, по сравнению с кошкой, тишина попросту невообразимых размеров.
И эту затаившуюся громадину ты обнаруживаешь только сейчас.
В комнате один слабый источник звуков – это ты, остальное (в углах, за стенами, на
улице) – тягучая тишь. И ты, действительно, ловишь себя на мысли, что эта тишина вокруг
одушевленная и, может быть, даже враждебная. Так вы и продолжаете лупиться друг на
друга, при чем силы явно не на твоей стороне – приходится опустить взгляд. Ты не знаешь,
куда себя деть, и, чтобы окончательно не поддаться этому иррациональному,
обволакивающему состоянию, начинаешь думать о решении своей проблемы.
Рассуждать логически и последовательно – по-прежнему непривычно, но тебе все-таки
удается. Надежды на газеты с объявлениями больше нет. Уже четверг, за остаток недели тебе
72
никак не заработать нужную сумму официально, в рамках закона. Следовательно,
необходимо найти какой-то иной источник. Красть, заниматься проституцией, рэкетом – все
это не про тебя. Попросить в долг не у кого. То ли тебе взаправду не хватает мозгов, то ли
пришло наконец время признать – необходимая сумма денег, если и появится у тебя к сроку,
то совершенно внезапно, не запланировано. Собственными силами и в одиночку тебе этой
проблемы не решить.
Роковой вывод, но, как ни странно, ты успокаиваешься. Ведь тебе все-таки удалось снять
с себя ответственность. И тут же формируется план дальнейших действий, – ты сбежишь.
Лучше прямо сегодня. Конечно, Лидия и ее родственники не советовали тебе этого делать,
запугав связями, слежкой, но попробовать все равно можно. Необязательно же сразу
покидать город Вышний, – прежде, ты запутаешь следы, проверишь обстановку на границах,
в новом костюме тебя, может, не узнают. И необязательно двигаться в сторону Москвы или
Петербурга, почему не выбрать совершенно другое направление? Ты засядешь в какой-
нибудь деревне или спрячешься в лесу, а, что будет потом, неважно, главное – свобода.
Идея побега тебя радует. Тело, конечно, сильно болит, все раны нарывают и чешутся, но
на этом фоне зарождаются бодрость и надежда. Выход есть. На мгновение забывшись, ты
поднимаешь взгляд и снова обнаруживаешь повсюду вокруг себя непривычно
овеществленную тишину. Она никуда не делась, все также набрякает и, похоже, стала только
больше. Тебе даже дышать тяжело. Бодрость с надеждой моментально испарились. Ты опять
наедине с тишиной. В ушах гудит.
Осторожно и медленно встаешь с кровати. Долго пялишься в окно, но там ничего не
происходит, даже ветер не дует. Ты понимаешь, что твой страх абсурден, плод больного
сознания, но сопротивляться ему невозможно. Дом вымер – вот, что тебе не нравится больше
всего. Здесь хорошая слышимость, и, даже если в разгаре рабочий день, все равно гундосят
чьи-то шаги, доносится приглушенный звук телевизора или радио, кто-нибудь обязательно
хоть раз спускает воду в туалете. Но сейчас ты не слышишь ничего.
Все бы хорошо, не концентрируйся ты на тишине. Это как с болью – чем больше о ней
думаешь, тем сильнее она пульсирует. Теперь, чем больше ты думаешь о тишине, тем
враждебнее и страшнее она делается. Ты нервно чешешь ладони и ищешь глазами верхнюю
одежду, чтобы побыстрее сбежать на улицу. И в этот момент за стеной прямо перед тобой, в
соседней квартире, раздается громкий и короткий шорох. Он настолько неожиданный и
лавинообразный на фоне абсолютной тишины, что ты даже вздрагиваешь от испуга.
Вроде игра окончена, но это не так. Не поверженная тишина разбухла, заполнив все
помещение без остатка, теперь она прессует тебе со всех сторон. А этот шорох за стеной не
просто звук – своей краткостью он впивается в твое сознание, подобно гниде, и принимает
вещественную форму – уродливую. Тишина давит, а шорох, который больше ни разу не
повторился, стягивает твое сознание в одну точку за стеной. Ты стоишь и смотришь на стену.
Тебе страшно, а сознание буравит стену.
Неожиданно ты вспоминаешь, что это матрешка. Конечно! Там за стеной, в соседней
квартире, лежит больная, полусгнившая матрешка. Глаза сразу расслабляются, и ты даже
улыбаешься такому легкому решению задачи. Но страх, на секунду отступивший, быстро
возвращается. А откуда ты знаешь, что там матрешка? Почему и когда тебе пришла в голову
такая странная мысль? Это не ты. Матрешка придумана не тобой. Со всей очевидностью ты
понимаешь, что этот образ, позже оживший, был введен в твое сознание кем-то извне. Как
будто хирургическим способом. Матрешку тебе подсунули.
Многие другие твои мысли и действия, предпринятые за последние дни, также не были
актом свободной воли, – их навязали! Тебя заставили. Правда, страшнее всего не это.
Невыносимо страшно тебе делается от осознания другого факта – эта сила, руководившая
тобой до сегодняшнего момента, принуждавшая тебя мыслить определенным образом, эта
внешняя сила исчезла! Вот, почему мутировала тишина, – она заполнила освободившееся
пространство. Но с исчезновением той внешней силы твоя собственная воля, как ни ужасно,
также максимально ослабла, почти улетучилась…
73
Опять раздается шорох. В том же месте за стеной. Ты больше не можешь утверждать,
что это матрешка. Ты ведать не ведаешь, что может издавать настолько уродливые шорохи.
Дом полностью вымер, а в соседней квартире творится что-то мерзкое. Больше шорохов не
слышно. Физически ощутимую тишину больше не прорезает ни единый звук, но ты ясно
чувствуешь, что источник шорохов за стеной в данный момент передвигается. Очень-очень
медленно, не касаясь пола, это нечто движется в сторону коридора: вот ты чувствуешь, как
оно покинуло комнату и оказалось в прихожей, сейчас оно приблизится к входной двери и
через некоторое время затеплится на лестничной клетке, прямо перед дверью в твою
квартиру…
Все это время ты стоишь в прежней позе лицом к стене, лишившись воли и неведомой
поддержки извне. Страх рвет тебя в клочья, потому что сейчас эта гниль – на лестничной
клетке: тянется, подтягивается, подбирается вплотную к твоей двери. Скоро, очень скоро в
твоем коридоре покажутся чьи-то многочисленные, толстые конечности…
Неожиданно раздается звонок в дверь. Оцепенение мгновенно с тебя сходит. Тишина
редеет, и дом быстро наполняется живыми, подвижными звуками. За окном слышатся
автомобильные гудки. Внизу кто-то смеется. Ты часто моргаешь, еще не полностью осознав,
что наваждение, эта кошмарная галлюцинация, прекратилось. Больше тебе вроде бы ничто
не угрожает. Кто-то снова звонит в дверь. Способность двигаться вернулась, и ты
нерешительно идешь в прихожую, чтобы впустить кого-то неизвестного. После пережитого
впускать никого, разумеется, не хочется. Раздается еще один звонок. Ты подходишь к двери
и заглядываешь в глазок, готовясь в любую секунду отпрянуть, если на тебя что-нибудь
бросится. Только бы не щупальца, думаешь ты…
Но вместо этого сквозь глазок ты видишь трогательно уменьшенную Адель Семенову, в
черной беретке и с букетом пурпурных нарциссов.
Она молча входит в квартиру, несколько автоматически приветствует тебя кивком.
Сегодняшняя Адель не похожа на ту девушку из гостиничного номера, болтливую,
обморочно экзальтированную. Не исключено, что истинная Адель Семенова, успокоившаяся
после шока и восстановившая силы, может оказаться особой типичной. Возможно, она
пришла к тебе, чтобы забрать свое слово назад, сообщить, что вовсе не собирается тебя
покрывать теперь, когда она все обдумала на свежую голову. Тем не менее, нависшая новая
опасность помогает забыть о только что пережитом кошмаре.
Сегодня у Адель серьезный и даже слегка остекленевший взгляд.
- Я принесла ваши вещи, они чистые, - машинально отчитывается она, протягивая цветы
и шуршащий, бумажный сверток. – Нарциссы просто так.
Адель смотрит тебе в глаза, впервые с тех пор, как пересекла порог квартиры, и
неожиданно выражение ее лица меняется. Взгляд будто оттаивает, становится удивленным и
взволнованным.
- Вас тошнило? – спрашивает девушка озабоченно. - Какая бледность. Вам нехорошо?
- Все в порядке, - ты, естественно, не будешь рассказывать о шорохах и щупальцах.
Адель смотрит на тебя, недоверчиво сведя брови, от ее недавней сосредоточенности не
