вообще когда-либо испытывал - стыдом.
- Она застукала отца Стернса и меня вместе. Она увидела нас.
- О Боже. - Кристиан поднял руку ко лбу. - Это происходило между вами и после
того, как он женился на ней?
Кингсли кивнул.
– У меня и Мари-Лауры не было ничего, ни цента за душой. Мы хотели остаться
в Америке, остаться вместе, но не могли. Ей нужно было возвращаться в Париж, к
своей балетной труппе. Я не мог ее снова потерять. И Стернс, он предложил идеальное
решение. Если бы он женился, то получил бы трастовый фонд, что его отец создал для
него - миллионы долларов после его двадцать первого дня рождения или на
следующий день после его свадьбы, в зависимости от того, что наступит быстрее.
- Значит, она знала, что этот брак только на словах.
- Ты же видел le prêtre. Ты помнишь, как он выглядел тогда - почти так же
красив, как и сейчас. Она согласилась на брак и сказала, что поняла, что все было
только ради денег. Но она любила его.
- Она любила его, а мы его ненавидели.
- Потому что вы не знали его. Я любил его. Тот, кто знает его, любит. Если его не
любят, значит его не знают.
Кристиан продолжал смотреть на Кингсли.
- Ты все еще любишь его, мой друг.
Кинг попытался посмотреть в глаза Кристиану и не смог.
- Это единственный грех, который я позволю отпустить мне.
Кристиан подошел к нему и мягко положил руку на лоб Кингсли.
- Любовь - не грех. Это единственная вещь, из всех, что ты сказал мне, которую я
не хочу тебе отпускать.
Смеясь, Кинг снял руку Кристиана со лба и оттолкнул ее. Тридцать лет исчезло с
одним игривым жестом. Они были мужчинами сейчас, но все еще мальчиками.
- Он знает? - спросил Кристиан.
149
Принц. Тиффани Райз.
Он сел за кухонный стол и отодвинул чашки в сторону.
- Да. Он всегда знает. Я любил его, когда мы были подростками, и он никогда не
отвечал мне взаимностью. Ни тогда. Ни сейчас. Не таким же образом. Или, возможно,
таким же образом, но не так сильно.
- Тогда, он не должен был использовать тебя.
- Peut-être. Может быть. Но даже если бы ты сказал, что тогда он не любил меня
и никогда бы не полюбил… - Кингсли снова расплылся в греховной улыбке, - …я бы
не стал ничего менять.
- За исключением смерти Мари-Лауры, конечно.
Это утверждение прозвучало, как вопрос, и Кингсли был вынужден ответить на
него.
Если бы Мари-Лаура не умерла, как бы они жили сейчас? Она и Сорен до сих пор
были бы в браке. Что бы это означало для них обоих? Сорен хотел попытаться
построить жизнь с Мари-Лаурой. После того, как он понял, что его молодая жена
действительно любила его, он был полон решимости быть хорошим мужем для нее.
Их брак не был консумирован в течение нескольких месяцев после свадьбы. Сорен
ждал подходящего момента, чтобы сказать ей о своих потребностях, что только
причинение боли смогло бы удовлетворить его.
Он выложил этот план Кингсли. И тогда они боролись еще жестче, чем в тот
день, когда Кристиан сделал их фото. Кинг сходил с ума от ярости и горя при мысли о
Сорене с кем-либо еще, особенно с его собственной сестрой. Любой другой брат
защищал бы честь сестры, отказываясь разрешить ее садисту мужу сказать ей, что он
должен будет ее бить, если они когда-нибудь станут любовниками. Но страдания
Кингсли были только за себя одного. Если Мари-Лаура хотела боли, у нее был весь
мир для этого. Но жестокость Сорена принадлежала Кингсли.
Он угрожал Сорену, пригрозил рассказать всем в школе о том, что они были
любовниками. Глупая, пустая угроза, что не имела бы никакого влияния, даже если бы
Кингсли пришлось пойти на это. Трастовый фонд Сорена уже принадлежал ему.
Теперь он и Мари-Лаура были богаты. Вольны идти, куда им заблагорассудится. Кинг
боялся больше всего на свете, что Сорен и Мари-Лаура уйдут и оставят его позади.
Сорен оставался спокойным во время худшей из истерик Кинга, и в конце, когда
тот исчерпал себя от горя и гнева, Сорен взял лицо Кингсли в свои руки и поцеловал.
И этот поцелуй превратился в нечто большее. Когда рубашка Кингсли соскользнула с
его плеч и приземлилась с шорохом на землю, Сорен опустил голову и впился зубами
в ключицу Кингсли, заставляя того застонать от удовольствия и боли и чувства
огромного облегчения и… вот тогда Мари-Лаура застала их врасплох. И хотя ее
сердцу оставалось биться еще лишь несколько минут, пока она мчалась через лес,
Кингсли знал, что это и был тот самый момент, когда она действительно умерла.
150
Принц. Тиффани Райз.
- Конечно, - ответил он сейчас, но не был уверен, что говорит правду. Будь Мари-
Лаура живой, Сорен стал бы учителем фортепиано или профессором колледжа, и его
призвание к священству осталось бы без ответа. Кингсли знал, что без Сорена, он был
бы покойником. На протяжении более чем десяти лет после того, как он и Сорен
расстались, Кинг жил самой опасной жизнью, которой мог. Он бежал от смерти, как он
бежал в ту ночь от Сорена, в надежде, что будет пойман и взят. До тех пор, пока они
не воссоединились, Кингсли не находил цели, причины жить.
И Элеонор… Нора… Малышка Сорена. Она тоже могла бы покоиться в могиле, в
шести футах под землей, не появись Сорен в ее жизни. Заманчиво, признался себе
Кингсли. Мир без Норы Сатерлин - ему почти хотелось посмотреть на это.
- Я имею в виду только то, что произошло между отцом Стернсом и мной в
подростковом возрасте. У меня нет никаких сожалений о том, несмотря на то, что
теперь он священник. И очень набожный.
- Но не слишком набожный, чтобы показываться в общественных местах с тобой.
Кристиан улыбнулся.
- Вряд ли это общественное место. Да и сейчас он, скорее всего, читает мессу в
часовне с отцом Альдо.
- Ах, отца Альдо давно нет. Венулся в Южную Америку. Теперь он спасает души
южного полушария.
- Уверен, студентам не хватает его стряпни.
- Всем нам не хватает. Только Мари-Лауре удавалось приготовить крем-брюле
лучше. Ради него можно было умереть.
Кингсли тяжело вздохнул.
- Возможно, именно поэтому она умерла.
Кристиан поджал губы и посмотрел на него наполовину с весельем, наполовину с
отвращением.
- Ты ненормальный. Ты понимаешь это, да?
- Ты священник или психолог? Я не совсем уверен, что хуже.
- Я и то и другое. - Кристиан уселся на край кухонного стола. - Магистр
богословия и психологии. Кандидат психологических наук. Священники должны быть
психологами. Особенно в школе для проблемных мальчиков. И не нужно быть
доктором наук, чтобы увидеть, что ты по-прежнему глубоко скорбишь о своей сестре.
Каждая твоя маленькая шутка об этом - еще одно доказательство.
151
Принц. Тиффани Райз.
Кингсли чуть не пошутил еще раз, но остановил себя. Кристиан был прав. Зачем
отрицать правду?
- Bien sûr. Конечно, я до сих пор скорблю о ней. В последнее время больше, чем
последние годы. Пребывание здесь не помогает.
- Из-за этого гораздо труднее забыть, я уверен.
- Разговор с тобой помогает. Признаю, что в большой мере за ее смерть был
ответственен я.
Кристиан покачал головой.
- Не уверен, что так было на самом деле. Самоубийство… является тягчайшим из
всех грехов. Убить другого, это убить одного человека. Убить себя - это убить всех
людей. Увидеть своего мужа со своим братом, ужасно? Да. Абсолютно ужасно. Но
убить весь мир за это? Возможно, там происходило что-то гораздо большее.
- Большее?
Кристиан опять встал и начал наматывать круги по маленькому помещению.
Кингсли помнил эту его привычку. Кристиан никогда не мог усидеть на месте. Он
должен был ходить и ходить, если нужно подумать.
- Фотография тебя и Стернса, та, которую я сделал, была отправлена анонимно.
Ты принял это как угрозу.
- Это угроза. Другие инциденты… они тоже представляют собой угрозу. Детская
кровать отца Стернса была сожжена дотла. Из моего офиса был украден документ.
Этот документ содержит частную информацию о Стернсе. Информацию, которая
может навредить ему. Он этого не заслуживает. Если кто и заслуживает того, чтобы
быть священником, это он.
- Что ж, если ты так говоришь, я верю тебе. Значит, все эти угрозы имеют
отношение к частной жизни Стернса. Мари-Лаура умерла там, на той скале. И
угрозы… все эти угрозы…
- Все они связаны с ним, да. Мы знаем это.
- С кем еще они связаны?
- С тремя людьми. Только три человека, с которыми он когда-либо был, и это все,
что я могу сказать.
