В августе 1913 г., во время посещения Коковцовым Нижегородской ярмарки, председатель ярмарочного комитета А. С. Салазкин от имени всероссийского (Купечества потребовал «осуществления обещанных реформ на началах, с высоты престола возвещенных 17 октября» [351]. Выступление Салазкина нашло сочувственный отклик в кругах торгово-промышленной буржуазии.
Оппозиционные ноты явственно прозвучали и на VIII Всероссийском съезде представителей промышленности и торговли в мае 1914 г. Капиталисты жаловались на то, что Министерство внутренних дел, применяя только полицейские меры, лишь обостряет и усиливает рабочее движение. Постоянные политические забастовки, указывали они, создают тревогу и неуверенность на бирже, подрывают международный финансовый кредит страны и затрудняют прилив иностранных капиталов. Съезд в специальной резолюции призвал правительство отказаться от крайностей черносотенно-националистической политики и встать на путь постепенных реформ[352].
Переломным моментом для октябристов явился их съезд в ноябре 1913 г., на котором с докладом об общем политическом положении страны и тактике Союза 17 октября выступил Гучков. Основная идея его доклада состояла в том, что попытка октябристов добиться «примирения власти с обществом» потерПеда яеудачу," йравйте^ не выполнило своего дбещания^ договор йм нарушен и единственная остающаяся для октябристов возможность предотвратить надвигающуюся «катастрофу», т. е. революцию,— это перейти в резкую оппозицию к правительству. Обвиняя во всем камарилью, Совет объединённого дворянства и правое крыло Государственного совета, погубившего такого «исполина», как Столыпин, и дело обновления страны по октябристско-столыпинскому рецепту, Гучков заявил, что отныне договор разорван. Победа реакцйй^Яьь звала «глубокий паралич» власти, «государственный корабль потерял... всякий курс... Никогда авторитет правительственной власти не падал так низко». «Развал центральной власти отразился, естественно, и полной дезорганизацией администрации на местах». Куда все это ведет, ставит Гучков роковой вопрос и отвечает: «к неизбежной тяжелой катастрофе». Единственный выход для октябристов — это борьба с ^правительством за рефорщ^ТГ которой «должны быть использованы все легальщде^сред- ства парламентской борьбы: свобода парламентскрго слова, авторитет думской трибуны, право 'запросов, право" отклонять законопроекты, и прежде всего бюджетные права^ право отклонять кредиты». «Перед грядущей 'катастро- фой,— объяснял смысл и назначение предлагаемой им новой тактики лидер октябристов,— именно мы должны сделать эту последнюю попытку образумить власть, открыть ей глаза, вселить в нее ту тревогу, которою мы полны...» [353].
Резолюция, принятая съездом, была выдержана в духе доклада и предложений Гучкова. Однако большинство думской фракции октябристов отказалось считать ее директивой. Она, вопреки протестам «левых» октябристов, была принята лишь к сведению, а не к руководству. Кончилось дело тем, что после нескольких бурных заседаний ЦК и фракции последняя в декабре 1913 г. распалась на три фракции: земцев-октябристов (65 человек), «левых» октябристов (22 человека) и беспартийных, т. е. нефракционных октябристов (15 человек), которые представляли собой наиболее правую часть фракции. ЦК октябристов, обсудив создавшееся положение, принял решение «считать принадлежащими к Союзу 17 октября всех членов бывшей парламентской фракции его, безотносительно к тому, в которую из трех образовавшихся групп фракции они зачислились...» [354]
Отражая кризис «верхов», борьбу внутри правительственного лагеря, стала дробиться и фракция националистов. Процесс этот начался еще в III Думе. От националистов- балашовцев откололась большая часть во главе с Крупен- ским, назвавшая себя фракцией «центра». По мере углубления политического кризиса в стране и усиления оппозиционных настроений в Думе эта группа также переходила в оппозицию.
Наиболее резкие оппозиционные выступления в Думе, как и раньше, имели место во время бюджетных прений, особенно при обсуждении сметы Министерства внутренних дел, и при запросах о тех или иных незакономерных действиях правительства и администрации. На этих «боевых» вопросах и объединялись все чаще октябристы и кадеты.
Первым таким совместным выступлением было избрание Родзянко председателем Думы октябристско-кадетским большинством, в отличие от его предшествующего
избрания, совершенного с помощью правого большинства. Также вместе выступали кадеты и октябристы при обсуждении запроса, обвинявшего правительство в выборных махинациях и беззакониях во время избирательной кампании в IV Думу.
Довольно острая дискуссия разгорелась при обсуждении декларации Коковцова. Милюков выдвинул три основных лозунга: изменение избирательного закона, реформа Государственного совета, ответственность правительства перед Думой[355]. В том же духе была составлена и кадетская формула перехода. Для октябристов она была слишком радикальной, поэтому они голосовали за формулу прогрессистов, предлагавшую правительству вступить на путь осуществления начал манифеста 17 октября и водворения законности. К ней присоединились и кадеты, и она была принята октябристско-кадетским большинством.
Тема всех оппозиционных выступлений была в сущности одна: правительство, отказываясь встать на путь реформ, делает тем самым неизбежной новую революцию, ускоряя ее приход. Правительство, жаловался Шингарев в своем выступлении в мае 1913 г., «разрушает надежду на мирный, законный исход». Административный произвол, вторил ему октябрист Шидловский, «не усиляет власть, а расслабляет ее совершенно». Если правительство не изменит своего гибельного курса, предупреждал Маклаков, она окажется в одиночестве, а когда, наконец, «явятся умные люди» и «раздадутся умные слова», уже будет поздно — «в это время будут верить не им, не нам», а «будут слушать одних демагогов» (т. е. революционеров), и тогда Дума уже ничего не сможет «предотвратить» [356].
По смете Министерства внутренних дел на 1913 г. Дума приняла добавление к формуле перехода, внесенное октябристами, осуждавшее министерство за то, что оно «препятствует водворению в России правового порядка и убивает в народе уважение к закону и власти и тем усиливает в стране оппозиционное настроение» [357].
Весной 1914 г. прогрессисты и октябристы, не говоря уже о кадетах, поставили вопрос о борьбе с правительством посредством. использования бюджетных прав Думы.
На совещании прогрессистов 8 апреля было решено объявить правительству бюджетную войну, не останавливаясь даже перед роспуском Думы. Земцы-октябристы вместе с «левыми» октябристами высказались за отклонение смет министерств внутренних дел, народного просвещения, юстиции, а также Синода[358].
Объясняя смысл всех подобных выступлений, В. И. Ленин писал: «Несомненно, учащение оппозиционных решений в IV Думе, принимаемых октябристско-кадетским большинством, доказывает нарастание политического кризиса в России,— доказывает, что третьеиюньская система зашла в тупик, не удовлетворив даже буржуазии, готовой жертвовать на благо этой системы, на укрепление контрреволюции,— и деньги, и честь, и совесть» [359].
Бессилие либеральной оппозиции заключалось в том, что она по-прежнему пыталась договориться с царизмом. Кадеты, прогрессисты и октябристы призывали правительство «образумиться», найти пути «примирения» со страной, т. е. с буржуазией. Пусть власть «заключает мир» и окончательно признает «новый строй», призывал Маклаков. «...Оппозиция хорошо понимает,—говорил он, обращаясь к правительству,—что сразу все не делается. И малейший шаг в хорошем направлении не встретит в оппозиции палок в колеса» [360]. Родичев продолжал надеяться на «чудо просветления», которое должно снизойти на власть, и т. д.
Вред либеральной оппозиции состоял в стремлении посеять конституционные иллюзии, удержать народ от революционной борьбы. Учитывая полевение октябристов, кадеты «принялись систематически защищать IV Думу и требовать для нее „народной и общественной поддержки11» [361], и это делалось тогда, когда сами кадетские лидеры уже открыто признавали, что ставка на реформы полностью провалилась. «Мостик к мирному переходу совсем разрушен»,— констатировал в мае 1913 г. на заседании ЦК Милюков [362].
Но ответом царизма на оппозицию буржуазии были поиски путей для разгона Думы и совершения нового
государственного переворота. Выражая настроения верхов, Мещерский в своем «Гражданине» выступил с планом разгона Думы и изменения избирательного закона в целях превращения Думы из законодательной в законосовещательную. По сведениям Милюкова, во главе возникшего в 1913 г. антидумского заговора встал великий князь Николай Николаевич, который намеревался привлечь к заговору дворцового коменданта В. А. Дедюлина и графа А. А. Бобринского[363].
