Сочинения 1819 - Андре Шенье

За все как мститель ваш, вершитель казней правых!

Еще не пуст колчан, чтоб пасть,

Не растоптав в грязи мучителей кровавых,

Марающих законы всласть,

Тиранов бешеных истерзанной отчизны,

Поруганной! О, вы одни,

Перо и ненависть в моей остались жизни!

40 Вы продлеваете мне дни.

И кто поведает векам об истребленье

Такого множества людей?

Кто утешенье даст сиротам их и вдовам,

Кто эту свору палачей

Заставит трепетать, явив ее деянья?

Кто в пропасть мрачную сойдет

И фурий бич тройной возьмет, да воздаянье

Злодеев наконец найдет?

Их память проклянет, воспев их казнь, ликуя?

50 Довольно полыхать костру.

О, сердце, как болишь, возмездия взыскуя!

Плачь, Доблесть, если я умру.

(Последние стихи автора)

В то время, когда печаталась эта книга, два предлагаемых ниже сочинения, озаглавленные “Уведомление французам об их истинных врагах” и “Размышления о духе партий”, были переданы издателю давним другом Андре Шенье, г. маркизом де Бартелеми [502], ныне пэром Франции и автором знаменитого предложения, внесенного в 1819 г. против нашего закона о выборах [503]. Эти два произведения свидетельствуют о столь замечательном образе мыслей и столь живой любви к свободе, что, мы надеемся, наши читатели разделят с нами признательность по отношению к благородному пэру, которую мы почитаем своим долгом выразить ему здесь [504].

Когда великая нация, состарившись в заблуждениях и беспечности, устав наконец от бед и угнетения, пробуждается от долгой летаргии и через справедливое и законное восстание возвращает все свои права и опрокидывает тот строй, что все их попирал, она не может в одно мгновение успокоиться и перейти в новое состояние, которое должно сменить прежнее. Могучий толчок, данный столь тяжеловесной массе, заставляет ее некоторое время колебаться, прежде чем она вернется в нормальное положение. Вот почему не следует, когда разрушено все, что было плохо и когда надо, чтобы те, на кого возложено проведение реформ, скорее делали свое дело, не следует надеяться, что еще разгоряченный пережитым и возбужденный успехом народ будет пребывать в покое и мирно дожидаться того нового строя, который ему готовят. Все думают, что таково их право, и неосторожно стремятся внести вклад иной, нежели благоразумное терпение. Все хотят не только при всем присутствовать и за всем наблюдать, но еще и руководить строительством хотя бы части здания; и поскольку все эти частичные реформы не представляют столь явно и разительно общего интереса, постольку единодушие народа не так велико и не так деятельно; усилия перекрещиваются: столь большое количество ног задерживает движение, столь большое количество рук замедляет дело.

В этом состоянии неопределенности политика овладевает всеми умами; все прочие труды прерваны; все прежние роды деятельности расстроены; головы разгорячены; все рождают или думают, что рождают, новые идеи и держатся за них, не замечая ничего иного; патриоты, которые в первую минуту составляли единое целое, ибо видели единую цель, начинают находить между собой различия, чаще всего воображаемые.

Каждый напрягает силы, усердствует, каждый хочет показать себя, каждый хочет нести знамя; каждый восхваляет то, что он совершил и то, что намеревается еще совершить; каждый в своих принципах, речах, действиях хочет превзойти других. Те, кто на протяжении долгих лет впитали, усвоили идеи свободы, те, кого размышления заранее подготовили к тому, что сейчас происходит, и кто сохраняет твердость и умеренность, те обвиняются новообращенными в недостатке патриотизма, что просто смешно. Ошибки, заблуждения, плохо рассчитанные шаги, неразрывно связанные с тем моментом, когда каждый считает своим долгом действовать ради себя и ради всех, дают повод тем, кто сожалеет о старом режиме и противится новым учреждениям, осыпать все, что делается и все, что будет делаться, бессодержательными замечаниями и пустыми насмешками; другие, отвечая им, столь преувеличивают правду, что она перестает быть правдой; стремясь выставить дело другого в ненавистном или смешном свете, портят собственное тем, как его отстаивают.

Эти волнения, если только новый порядок вещей, мудрый и насколько возможно деятельный, не оставит им времени зайти слишком далеко, могут вовсе не быть пагубными, могут даже пойти на пользу общему благу, возбуждая своего рода патриотическое состязание. И если посреди них нация просвещается и обретает навык истинных принципов свободы, если представителям народа не мешают создавать конституцию и весь общественный механизм движется к хорошему правительству, тогда все эти небольшие затруднения преодолеваются вскоре одной только силой вещей и из-за них отнюдь не следует тревожиться. Но если, далеко не исчезнув спустя некоторое время, зародыши политических распрей на наших глазах пускают глубокие корни, если на наших глазах множатся наугад серьезные обвинения и чудовищные оговоры; если на наших глазах, в особенности, превратный дух, превратные принципы последовательно вызывают глухое брожение в самом многочисленном классе граждан; если, наконец, на наших глазах в одно и то же время, во всех уголках страны происходят незаконные восстания, одинаковым образом руководимые, базирующиеся на одних и тех же промахах, опирающиеся на одни и те же софизмы; если мы часто видим, как при сходных обстоятельствах с оружием в руках появляется тот последний класс народа, который, пребывая в невежестве, ничего не имея, ничем не интересуясь, умеет только продаваться тому, кто готов ему заплатить, тогда эти симптомы должны казаться ужасными. Они указывают на то, что общее положение вещей способно помешать возврату порядка и равновесия, без чего ничто не может почитаться завершенным, способно развратить и утомить нацию застойной анархией, затруднить работу законодателей тысячью помех, которые невозможно предвидеть или преодолеть, увеличить обязательный промежуток между концом прошлого и началом будущего, прервать всякое продвижение