- Я не могу…
- Давай. Сейчас же, - Морган кивнула мне в знак приветствия и снова перевела взгляд на Изабель.
– Ну?
Изабель откинула с лица волосы и посмотрела на меня.
- Ладно, - начала она. – Мне жаль, что я сказала то, что сказала. Я иногда бываю нетерпимой по
отношению к тому, чего… - она остановилась, посмотрела на Морган.
- Не понимаешь, - прищурилась та.
- Чего не понимаю, - послушно повторила девушка. – То, что я сказала, было грубо, обидно и никто
меня не спрашивал. Я пойму, если ты никогда больше не захочешь заговорить со мной снова, -
она подняла брови, взглянув на Морган.
- Но? – та наклонила голову.
- Но я надеюсь, что ты меня простишь, - буркнула Изабель.
Морган улыбнулась.
- Спасибо.
- Все в порядке, - сказала я, глядя то на одну, то на другую. – Не волнуйтесь.
- И тебе спасибо, - Изабель развернулась и пошла прочь. Морган остановила ее.
- Вот видишь, - она легонько пожала ее руку. – Не так уж и сложно, верно?
- Я иду домой, - девушка вырвала руку и быстро зашагала прямо через двор к белому домику,
который я заметила раньше. Морган вздохнула. Глядя на нее теперь, я поняла, что она старше и
как-то ярче блондинки Изабель – тонкие брови, выделяющиеся скулы, аккуратный носик, все
такое утонченное.
- Она не так плоха, как кажется, - заметила Морган, словно читая мои мысли. – Хотя иногда бывает
просто стервой. Марк говорит, у нее проблемы с дружескими отношениями.
- Марк?
- Мой жених, - Морган улыбнулась, подняв руку. Тонкое колечко блеснуло в лунном свете.
Из маленького дома донесся взрыв музыки – там открылась дверь. Изабель стояла на крыльце в
полоске света и смотрела в нашу сторону.
- Тогда почему ты с ней общаешься? – поинтересовалась я. Морган оглянулась на дом, возле
которого Изабель уже начала пританцовывать под музыку, встряхивая волосами.
- Потому что она все, что у меня есть, - просто ответила она, а затем спустилась по ступенькам и
тоже направилась к маленькому белому домику. На полпути она обернулась.
- Увидимся, - махнула она мне рукой.
- Ладно.
Я наблюдала, как она идет к домику, как Изабель хватает ее за руку и смеется, а затем затаскивает
внутрь. Дверь закрылась, полоска света исчезла, и звуки музыки стихли. Я вернулась в дом Миры.
Глава 3
Следующим утром, когда я проснулась и направилась в ванную, чтобы почистить зубы, я заметила
табличку и над раковиной: «ПРАВЫЙ КРАН ПОДТЕКАЕТ. ПЛОТНО ЗАВОРАЧИВАТЬ ПОСЛЕ
ВЫКЛЮЧЕНИЯ». И, разумеется, рядом была стрелочка, указывающая на кран. Безумие какое-то.
Но и это еще не все. На стене в душевой кабине возле мыльницы висело: «ГОРЯЧАЯ ВОДА ОЧЕНЬ
ГОРЯЧАЯ! ВКЛЮЧАТЬ ОСТОРОЖНО». А над унитазом: «РУЧКА ОТРЫВАЕТСЯ, НЕ ДЕРГАТЬ» (как
будто я всю жизнь только и мечтала о том, чтобы посильнее дернуть за нее). Одна из вешалок для
полотенец была «СЛОМАНА», а пол был «СКОЛЬЗКИМ», так что мне следовало «ХОДИТЬ
АККУРАТНО». Также я была проинформирована, что одна из лампочек «РАБОТАЕТ, НО НЕ
ВСЕГДА».
Эти таблички были по всему дому, словно хлебные крошки в той сказке про детей, заблудившихся
в лесу. Окна были «НЕДАВНО ПОКРАШЕНЫ», перила «СЛОМАНЫ», у одного из стульев «ОДНА
НОЖКА КОРОЧЕ ДРУГОЙ». Все это было похоже на какую-то странную игру, и мне казалось, что я
попала в какой-то параллельный и совершенно непонятный мне мир. Как вообще кто-то может
жить среди всех этих указателей?! Но Мира, очевидно, могла.
До приезда в Колби я знала лишь то, что тетушка Мира на два года старше мамы, не замужем, а
еще ей в наследство достались все деньги бабушки и дедушки. Также я знала, у нее, как и у нас,
был лишний вес. Мира жила в Чикаго те первые несколько лет, что мы колесили по стране, и мое
единственное четкое воспоминание о ней – это как мы с мамой навестили ее однажды, и она
приготовила пончики, посыпанные корицей и сахарной пудрой. Она всегда или ела, или готовила.
Когда мама похудела, она словно нашла для себя религию и хотела поделиться ей со всеми: в
первую очередь – со мной, затем – с женщинами, посещавшими ее занятия, ну а потом и со всем
остальным миром. Но Мира, судя по всему, не поддалась маминым чарам: в одном из шкафом в
отведенной мне комнате я обнаружила коробки, пакеты и сумки от Кики, в них были диски, мини-
тренажеры и упаковки с витаминами (то, что дала мне с собой мама, я немедленно запихнула
туда же).
Спустившись вниз, я застала тетушку на кухне, она завтракала пончиками. Я села рядом и
наблюдала за тем, как она съедает один, три, а вот уже и пять, каждый раз облизывая пальцы с
причмокиванием и счастливо улыбаясь.
Мира всегда была любимицей бабушки с дедушкой: училась в школе искусств, на нее возлагали
большие надежды, она была хорошей дочерью. А вот моя мама стала ее полной
противоположностью – любила дикие наряды и странные прически, выстраивала свою жизнь
совершенно не так, как хотела бы того родители, а потом и вовсе бросила колледж и родила
ребенка. Мы с ней провели очень много времени в разъездах, так что ее семья с трудом могла
сказать, где мы живем на этот раз. Наши с мамой визиты к бабушке с дедушкой всегда были
взрывом воспоминаний о детстве и бесконечной чередой сравнений и разговоров о том, как же
сильно мама отличается от сестры. Неудивительно, что виделись они нечасто.
Последний раз я встречалась с Мирой на похоронах бабушки, в Цинциннати, мне тогда было
десять. Когда тетушка узнала, что получила большое наследство, она переехала в Колби – ну а мы
с мамой продолжили кататься по стране.
Съев два пончика, я поняла, что сорок пять с половиной сброшенных фунтов могут вернуться
очень быстро за это лето. Как говорит мама: «Пробивайся или ничего не получишь». С плеером и
наушниками в ушах я бегала по пляжу с час.
Когда я вернулась, Мира была в своей студии – большой комнате рядом с кухней, где царил
беспорядок. Она надела желтый комбинезон и шлепанцы, а волосы забрала наверх и заколола по
меньшей мере семью ручками.
- Не желаешь увидеть мою открытку Смерти? – предложила она. – Я работала над ней целую
неделю.
- Открытку Смерти?
- Ну, технически, это открытка с соболезнованиями, но ты же понимаешь, - Мира устроилась
поудобнее на своем офисном кресле, поднятом так высоко, как это было возможно. Я взяла два
кусочка картона, которые она протянула мне. На одном из них пастелью были нарисованы цветы
и написано: «Мне так жаль», а на другой был, видимо, текст, который должен был находиться
внутри открытки: «С каждой потерей нелегко свыкнуться, но потерять того, кого любишь, тяжелее
всего. Причины не важны, любовь – вот, что главное. В этот непростой момент мое сердце и
мысли с вами»
- Слишком много? – спросила она, когда я взглянула на тонкие буквы «Чудеса Миры»,
напечатанные внизу карточки.
- Хм, нет. Просто я никогда не видела таких… открыток.
- Это новая волна, - легко отозвалась Мира, доставая ручку из пучка. – Специальная серия с
соболезнованиями. Ну, умершие бывшие, погибшие боссы, ушедшие почтальоны…
Я взглянула на нее.
- Я серьезно! – Мира крутанулась на стуле и подхватила со стола коробку, достала из нее открытку
и прокашлялась. – Вот, смотри. Снаружи написано: «Он был для меня другом…», а внутри:
«Иногда сфера услуг может стать большим, чем просто рутина – в ней есть место юмору и
сердечности, заботе и участию. Он был для меня другом, и я буду скучать по нашим ежедневным
встречам», - она с улыбкой взглянула на меня. – Понимаешь, что я имею в виду?
- И это нужно отдать почтальону?
- Вдове почтальона, - поправила она меня, кладя открытку обратно в коробку. – У меня есть такие
открытки для каждого. Для всех профессий. Это просто необходимо, ведь жизнь людей такая
разная, значит, и карточки должны быть специальные.
- Не думаю, что я купила бы такую для вдовы почтальона, - призналась я.
- Ты, может быть, и нет, - серьезно согласилась Мира, - но ты, должно быть, вообще не любитель
открыток. А вот некоторые люди обожают их. Это и дает мне возможность заниматься своим
делом, - она обвела взглядом свою мастерскую. Я тоже взглянула на стеллажи, расставленные
вдоль стен – на них коробки и коробки открыток.
- Все это ты сделала сама?
- Да. Я делаю две или три в неделю еще с тех пор, как закончила школу искусств, - она посмотрела
на свои творения. – Занимаюсь этим вот уже пятнадцать лет.
- И делаешь открытки на случай смерти?
- Конечно, начинала я с обычных, - Мира посмотрела на упаковку фломастеров, лежащих на столе.
