парно-перекрестную систему рифмовки, чуждую китайской классической поэзии.
В 1929 г. Бянь Чжилинь поступает в Пекинский университет, а в 1933 г., за несколько дней до выхода в свет первой книги стихов, завершив учебу, покидает его стены. В годы учебы Бянь Чжилиня его произведения печатались в ежемесячнике общества "Новолуние", к которому он примыкал; почти все они потом вошли в "Избранные стихотворения "Новолуния" (1931). До появления первого оригинального сборника Бянь Чжилинь уже был известен как талантливый и тонкий переводчик. Его перу принадлежат переводы из Бодлера, Верлена, Малларме, Франсиса Жамма, Поля Валери, Элюара. Позднее он увлекался английской литературой, творчеством У. Б. Йейтса, Т. С. Элиота, У. Одена.
По словам критика, "переводы Бянь Чжилиня были знаком словесной его одаренности, они могли подвергнуть риску всю его жизнь как поэта". Но этого не произошло. Он стал поэтом, оставаясь теоретиком и практиком художественного перевода.
Он много сделал для обогащения отечественной литературы и для расширения ее творческих взаимосвязей с литературами Запада.
Современники Бянь Чжилиня называют его "настоящим мастером слова". В 30-е годы он издает сборники "Три осени" (1933), "Рыбий глаз" (1935), выдержавший четыре издания, стихи в коллективных "Садах Китая" (1936). В 1942 г. выходит в свет итоговая книга поэта — "Стихи за десять лет", где с особой четкостью стали видны художественная манера письма Бянь Чжилиня и его значительные достижения как мастера стиха.
Историки китайской литературы 50-х гг. без достаточных на то оснований писали о дурном влиянии Бянь Чжилиня на читателей, считая "блистательную форму его стихов лишь красивым камуфляжем, прикрывающим ущербность содержания" (Ван Яо, Лю Шоусун). Действительно, поэзия Бянь Чжилиня не находилась на магистральном направлении китайского революционного искусства, но гуманистическая устремленность поэта слишком очевидна, чтобы ее не замечать или пренебрегать ею.
Источник: "Сорок поэтов", 1978
* * *
Бянь Чжилинь — признанный мастер стиха, талантливый переводчик французской и английской поэзии, один из создателей китайского сонета.
Для творчества Бянь Чжилиня, поэта "книжного", рассудочного, характерен сознательный уход от масштабных тем и коллизий: на мир он смотрит глазами исследователя, находя в малом значительное. Но жизнь все же врывалась в его поэзию — и тогда его строки о море, горах и реках становились похожими на живописные свитки старых китайских художников.
Источник: "В поисках звезды заветной", 1988
Диалог с мраком ("Вращаешь ты пустые жернова...")
— Вращаешь ты пустые жернова,
Твоя постель — увядшая трава
Иль Бодисатвы пыльный пьедестал.
А дальше что? Неужто не устал?
— Действительно, ты прав. А дальше что?
— Был у дороги первый мой привал,
В заброшенном дворе я побывал,
Забрался в комнату, приблизился к стене,—
Куда теперь? Ты не подскажешь мне?
— Действительно, вопрос: куда теперь?
Источник: "Сорок поэтов", 1978
Длинное — это... ("Длинное — это косые бледные тени...")
Длинное — это косые бледные тени:
Сухого дерева тень одна,
Старика, опирающегося на палку,
Тень которой тоже длинна;
Тени на красной стене на закате,
Длинной стене, а над ней —
Голубое длинной небо,
Которого нет длинней.
Верю, старик, зимний день и дорогу
Ты ощущаешь как длинную нить.
Видишь, я подошел поближе,
Нам бы стоило поговорить.
Мы оба молчим, и бредут по дороге
Молчаливые люди и безмолвные тени.
Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982
Звучащая пыль ("Гость в зеленой одежде привычно нажал на звонок...")
Гость в зеленой одежде привычно нажал на звонок,
Он на сердце того, кто живет в этом доме, нажал.
Дикий гусь из Сибири сюда прилетал?
Или рыба из Желтого моря сюда приплыла?
"Ты на карту взгляни", — мне мой друг на бумаге сказал,
И узнал я, куда его злая судьба занесла:
Просто черная точка примыкает к пунктирным штрихам.
А не будь так черна, будь она у него золотой,
И сиди я не здесь, на вершине Тайшаньской горы,
Я бы в лунную ночь одинокий приют разглядел,
Полустанок в степи, где так редко гудят поезда.
Я задумался вдруг над историей прежних веков,
На дорогу гляжу, древний путь на Сяньян предо мной,
И как будто в тиши слышу цоканье быстрых копыт.
26 октября
Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982
Мальчик ("Бродит мальчик, сейчас ему не до игры...")
Бродит мальчик, сейчас ему не до игры,
Он бормочет, что все надоело,
Подбирает он камни на склоне горы,
Нагибается то и дело
И швыряет находку бесцельно
В темнеющее ущелье.
И конечно, найдется такой чудак,
Милый мальчик, ни добрый, ни строгий,
Не любя и не гневаясь, просто так
Он тебя подберет на дороге
И швырнет, не терзаясь потерей,
В суету этой жизни серой.
Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982
Обломок разбитого корабля ("Она на скале сидела...")
Она на скале сидела,
Волна поднесла ей тихо
Обломок разбитого корабля.
Пусть заходящее солнце
Окрасит волос ее тенью
Обломок разбитого корабля.
Она долго-долго глядела,
Как скрылся за горизонтом
Парус, милый ее душе.
Потом вернула прибою
Обломок разбитого корабля,
Чтобы море его унесло.
Источник: "Пятая стража", 1975
Тишина ("Деревенский мальчик тишины боится...")
Деревенский мальчик тишины боится,
Он принес домой сверчка, с ним спокойно спится.
А когда у мальчика выросли усы,
В городе светящиеся он купил часы.
В детстве он завидовал травам на могиле:
Там веселые сверчки беззаботно жили.
Он внезапно умер три часа назад,
А часы все светятся, стрелки все скользят.
Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982
Трава на стене ("Пятно заката в пять часов...")
