Новость о том, что один известный политик покидает Западное побережье и направляется в их больницу на диагностику какого-то непонятного заболевания, послужила причиной его неожиданного интереса к политике. Он постарался узнать как можно больше об этом человеке и стал следить за его путешествием на восток страны, отчеты о котором ежедневно занимали полколонки в газетах; дела партии зависели от его лечения и последующего выздоровления.
И вдруг в один из августовских вечеров в колонке светских новостей появилось объявление о помолвке дебютантки этого года Елены, дочери миссис Траби Понсоби Дэй, и доктора Говарда Дарфи. Спокойствие примирившегося было Билла разлетелось в пух и прах. Испытав настоящее горе, он все-таки смирился с тем фактом, что Тея является любовницей известного хирурга, однако то, что доктор Дарфи мог от нее сбежать, показалось ему просто невообразимым.
Он немедленно отправился ее искать и обнаружил выходящей из сестринской в уличной одежде. Ее красивое лицо, с глазами, олицетворявшими для него все тайны человеческих усилий, все величие цели, все награды, всю любовь и всю радость, выглядело раздраженным; на нее смотрели, ее жалели.
– Если хочешь, – ответила она, когда он предложил подвезти ее домой, а затем: – Господи, помоги женщинам! Прозвучавшего за сегодняшний вечер количества стонов над моим бренным телом могло бы хватить на целую войну!
– Я готов тебе помочь, – сказал он. – Если этот парень тебя обманул…
– Замолчи! Еще несколько недель назад я могла бы выйти замуж за Говарда Дарфи, стоило мне лишь кивнуть, но этим женщинам сегодня я этого так и не сказала. Думаю, что у тебя есть деликатность, и она очень пригодится, когда станешь доктором.
– Я – доктор! – напыщенно сказал он.
– Нет, ты просто интерн.
Он негодовал, и они ехали молча. Затем, смягчившись, она повернулась и дотронулась до его руки.
– Ты настоящий джентльмен, – сказала она, – и иногда это очень кстати, хотя лично я предпочитаю искру гения.
– Это у меня есть, – упрямо сказал Билл. – У меня есть все, кроме тебя.
– Давай поднимемся ко мне, и я тебе расскажу то, чего не знает никто в этом городе.
Квартира была скромной, но обстановка говорила о том, что когда-то она жила в более просторном мире. Все было каким-то уменьшенным, как будто она ограничивалась небольшим числом любимых вещей – столик работы Дункана Файфа, латунная статуэтка Бранкузи, пара портретов 50-х годов.
– Я была невестой Джона Гришама, – сказала она. – Знаешь, кто это?
– Конечно, – сказал он. – Я организовывал подписку на его мемориальную доску.
Тело умиравшего Джона Гришама буквально развалилось на куски в результате его экспериментов с радиоактивными материалами.
– Я была с ним до конца, – быстро продолжала Тея, – и перед смертью он погрозил мне последним оставшимся пальцем и сказал: «Я запрещаю тебе терять себя по кусочкам. Это очень неприятно». Поэтому я, как послушная девочка, не сошла потихоньку с ума, но зато стала жесткой внутри. Вот почему я так и не смогла полюбить Говарда Дарфи так, как он хотел бы, несмотря на весь его шик и прекрасные руки.
– Понимаю. – Ошеломленный откровенностью, Билл попробовал ответить тем же. – Я всегда чувствовал в тебе какую-то отстраненность, что-то вроде… Ну, что у тебя есть что-то, о чем я не знаю.
– Да, со мной нелегко. – Она резко встала. – Ну вот, сегодня я потеряла хорошего друга, и я сердита, так что уходи, пока я не стала это демонстрировать. Можешь поцеловать меня на прощание, если хочешь.
– Сейчас это не будет ничего значить.
– Нет, будет, – возразила она. – Я хочу быть с тобой рядом. И еще мне нравится твой костюм!
Он послушно поцеловал ее, но, когда он шел к двери, ему показалось, что он очень далек от нее, отвергнут и очень юн.
На следующее утро он проснулся с чувством, что сегодня очень важный день; затем он вспомнил. Сегодня утром, передаваемый от первоклассного поезда к аэроплану, от аэроплана к санитарной машине, должен был прибыть сенатор Биллингс, и тяжелое тело, умудрившееся вместить и извергнуть столько чепухи за последние тридцать лет, должно было наконец поступить в распоряжение разумных людей.
«Я поставлю диагноз старикану, – цинично подумал он, – даже если для этого мне придется изобрести новую болезнь».
Этим утром обычная работа вызвала у него чувство утомления. Быть может, доктор Нортон оставит этот лакомый кусочек для себя, а Биллу не даст и взглянуть? Но в одиннадцать утра он встретил своего начальника в коридоре.
– Сенатор прибыл, – сказал он. – Я поставил предварительный диагноз. Идите запишите анамнез. Проведите осмотр побыстрее и сделайте ему стандартные анализы.
– Хорошо, – сказал Билл, но без особого рвения.
Кажется, весь его энтузиазм улетучился. Взяв инструменты и бланк медицинской карты, он отправился в палату сенатора.
– Доброе утро, – начал он. – Немного устали с дороги? Бочкообразный человек перевернулся и посмотрел на него.
– Вымотался, – неожиданно пропищал он. – Совсем. Билла это не удивило; он и сам чувствовал себя так, будто преодолел тысячи миль во всевозможных экипажах и его внутренности, включая и мозги, от тряски превратились в один взбитый ком.
Он взял медицинскую карту:
– Ваша профессия?
– Законодатель.
– Вы употребляете алкоголь?
Сенатор приподнялся на локте и разразился тирадой:
– Полегче, молодой человек, моим оппонентам этого никогда не дождаться! До тех пор, пока действует восемнадцатая поправка… – Тут он стих.
– Вы употребляете алкоголь? – терпеливо повторил Билл.
– Ну, да.
– В каких количествах?
– Несколько стаканчиков, ежедневно. Я не считаю. Кстати, загляните в мой портфель, там моя рентгенограмма легких. Делал несколько лет назад.
Билл достал снимок, посмотрел и почувствовал, что все вокруг неожиданно сошли с ума.
– Это снимок живота, и живот женский, – сказал он.
– Ох, они все перепутали, – сказал сенатор. – Это моей жены!
Билл прошел в душевую, чтобы вымыть термометр. Вернувшись, он стал проверять пульс сенатора и удивился, когда заметил, что сенатор как-то странно на него смотрит.
– В чем дело? – спросил сенатор. – Кто тут пациент – вы или я? – Он резко выдернул свою руку из руки Билла. – У вас ледяные руки. И еще вы засунули термометр себе в рот!
Лишь в этот момент Билл осознал, как ему плохо. Он нажал кнопку вызова медсестры, пошатнулся и осел на стул, а в его животе волна за волной закружила боль.
III
Очнулся он с чувством, что провел в постели много часов. В голове стучал лихорадочный пульс, во всем теле чувствовалась проникающая слабость, а разбудили его новые приступы боли в животе. На другом конце комнаты в кресле сидел доктор Джордж Шульц, у него на коленях лежал знакомый бланк медицинской карты.
– Какого черта, – слабым голосом сказал Билл. – Что за чертовщина такая со мной? Что случилось?
– Все в порядке, – сказал Джордж. – Просто лежи. Билл попытался сесть в кровати, но обнаружил, что слишком слаб.
– Лежи! – скептически повторил он. – Кто я, потвоему, такой – какой-то тупой пациент? Я спрашиваю тебя: что со мной случилось?
– Именно это мы и пытаемся выяснить. Кстати, сколько тебе полных лет?
– Сколько лет? – воскликнул Билл. – Сто десять в тени! Меня зовут Аль Капоне, я уже давно на игле. Нацарапай это на своей проклятой бумажке и пошли ее Санта-Клаусу. Я спрашиваю тебя: что со мной?
– А я отвечаю, что именно это мы и пытаемся выяснить, – твердо, но слегка нервничая, ответил Джордж. – А теперь успокойся.
– Успокойся! – воскликнул Билл. – У меня жар, а рядом сидит слабоумный интерн и спрашивает, сколько у меня пломб в зубах! Ставь мне градусник и выметайся вон отсюда!
– Ладно, ладно, – примирительно сказал Джордж. – Я как раз собирался…
Он засунул термометр в рот Биллу и стал отсчитывать пульс, но Билл промычал: «Я сам свой пульс проверю» – и выдернул руку. Через две минуты Джордж молча извлек термометр и пошел с ним к окну – и этот акт вероломства заставил Билла выскочить из постели.
– Я сам посмотрю термометр! – воскликнул он. – Эй, ты! Я желаю знать, что там на термометре!
Джордж быстро стряхнул ртутный столбик и убрал прибор в футляр.
– У нас здесь так не делается, – сказал он.
– Неужели? Ну что ж, тогда я пойду туда, где работают люди с мозгами!
Джордж приготовил шприц и две небольшие стеклянные пластинки.
Билл издал стон:
– Неужели ты думаешь, что я позволю тебе это сделать? Всему, что ты знаешь о биохимии крови, научил тебя я! О господи, да ведь я даже делал за тебя домашние задания, и вот ты здесь и собираешься проковырять дыру в моей руке!
Как всегда сильно потея от волнения, Джордж вызвал сиделку, надеясь, что присутствие женщины успокоит Билла. Но женщина оказалась не та.
– Еще одна идиотка! – воскликнул Билл, когда она вошла. – Думаете, что я так и буду тут лежать и терпеть весь этот бардак? Почему никто ко мне не идет? Почему никто ничего не сделает? Где доктор Нортон?
