― … не сработает. Мы едва знаем друг друга.
― Я люблю тебя. Это сработает.
Кинси прикрыла глаза. Он любил ее, и эти слова никогда не звучали слаще или
искреннее. Но реалист побил и подчинил себе романтика, когда она отыскала трещины в
его аргументах.
― Эта работа, н
а к
оторую я с
обираюсь, е
сли в
се п
олучится, через ш
есть месяцев может
привести в Конгресс. Вашингтон. Что произойдет тогда? Ты собираешься каждый раз, когда я буду переезжать на новую работу, переворачивать свою жизнь с ног на голову?
Люк искоса посмотрел на нее.
― Я не задумывался о том, что будет так далеко впереди. Вместо того, чтобы думать
обо всех причинах, по к
оторым м
ы не можем быть в
месте, п
одумай обо всех п
ричинах, по
которым должны. Прямо сейчас, я точно знаю: без тебя я несчастен. С
тобой ― счастлив.
Остальное уладится, как только мы признаем эту простую истину.
Истина никогда не была простой, но эта могла сразить Кинси. Люк Алмэйда сразил е
е.
Он был ее идеальной п
арой, м
ужчиной, к
оторому о
на доверяла свою поддержку и
защиту,
хотела, чтобы он с
тал о
тцом е
е д
етей, к
оторых она н
е сможет п
озволить в с
воем о
диноком
будущем. Он понимал ее как никто другой. Уважал, как никто другой. С этим мужчиной
она могла построить чудесную жизнь.
Но Кинси не могла забрать Люка от его семьи.
― Я ценю то, что ты проделал весь этот путь… ― при виде промелькнувшей на его
лице боли, Кинси подумала было дать задний ход, но не было безопасного решения, которое оставило бы их обоих счастливыми. ― Что ты даже на мгновение задумался о
переезде сюда, чтобы быть со мной, но отношений между нами недостаточно, чтобы
оправдать такое радикальное решение.
Он вскочил со стула.
― Я знаю, что ты ненавидишь проигрывать, Кинси, но никогда не думал, что
когданибудь увижу, как ты ненавидишь побеждать. Неужели я потерял у тебя очки, скомпрометировав себя появлением здесь? Потому что решил не придерживаться твоей
идеальной версии мужественности?
― Нет Люк, дело не в этом. То, что ты подумал о том, чтобы сделать это ради меня, ужасно льстит, ― она съежилась от того, насколько лживо прозвучали эти слова. Все
было неправильно.
― Ужасно льстит, ― повторил он голосом, лишенным эмоций. ― В мои намерения н
е
входило делать это комплиментом, сладкая. Я собирался высказать тебе всю правду, чтобы м
ы м
огли начать нашу жизнь в
месте. Я
л
юблю т
ебя и з
наю, ч
то т
ы чувствуешь то…
― когда он затих, на его лице постепенно начало проступать осознание. Она с ужасом
смотрела, куда сворачивали его мысли.
― Скажи это, ― прорычал он.
― Люк…
― Скажи. Это.
Кинси не сделала вид, что неправильно поняла его, и поднялась, потому что он
заслужил услышать все напрямую.
― Ты мне не безразличен, Люк. Я желаю тебе только самого лучшего, но… ― пусть
бог не сразит ее молнией, ― я не люблю тебя.
Он несколько раз моргнул и с каждым разом свет в этих великолепных голубых г
лазах
тускнел, затемнялся. Умирал. Между ними н
аступил м
омент, к
огда они будто с
нова стали
незнакомцами, словно наглухо закрылась дверь.
― Проклятье, можно было подумать, что за годы р
аботы у
м
еня р
азовьются и
нстинкты
получше, ― медленно он потер рот. ― Неужели я действительно все понял настолько
неправильно?
В этот момент Кинси ненавидела сама себя. Список причин этого был бесконечен, но
наверху была та, что она заставила его сомневаться в инстинктах, которым он обычно
безоговорочно доверял, защищая свое тело и семью. Ей хотелось закричать, что он прав.
Этот удивительный мужчина, стоящий перед ней, был н
астолько п
рав, что она е
два м
огла
пошевелиться от потребности в нем. Она хотела сказать ему, что любила то, как он
подошел к этой проблеме между ними и решил ее с помощью с
воего у
ма, а не с
помощью
кулаков. Но опасалась за его сердце, этот огромный пульсирующий орган в его груди, которому была нужна забота и любовь.
Дэмпси заботились. Дэмпси любили.
Если она украдет у них Люка. это высушит его сердце как изюм. Ее может оказаться
недостаточно для него. Для Дэвида оказалось. И хоть она и не сомневалась, что Люк
подойдет ее жизни, как идеально сидящая перчатка, а
в
се, к
ого о
на з
нает, п
олюбят е
го так
же сильно, как она, между ними всегда будет ноющая нить н
апряженности, граничащая с
чувством обиды.
Я бросил их ради тебя. Теперь докажи мне, что я н
е с
овершил с
амую б
ольшую ошибку
в жизни.
Она просто не могла жить с таким давлением.
― Мне очень жаль, Люк, ― сказала Кинси, хотя ее сердце разрывалось на миллион
кричащих кусочков. ― Я… я надеюсь, мы может быть друзьями.
Люк сделал шаг к ней. Совсем не подружески.
Затем еще один.
Борясь со всеми инстинктами, требующими уклониться, упасть, бежать, подобно
трусихе, которой она и являлась, Кинси осталась на месте и п
озволила е
му обнять себя за
шею сильной, грубой рукой.
В последний раз.
Буря эмоций придала резкости его красивым чертам. Она думала, что знала все
способы, которыми могут изъясняться его голубые глаза. Она видела г
нев, ж
елание, смех,
но не это. Не разбитое сердце.
Люк разглядывал ее лицо, глядя прямо в душу в поисках признаков лжи. Но она
закрылась в то время, как внутри часть ее обрушилась и умерла. Его большой палец
провел по ее щеке, и Кинси задрожала, потому что нуждалась в его прикосновениях, как
утопающая женщина в воздухе. Потому что в любую секунду все могло закончиться.
Внезапно он опустил свой рот на ее и поцеловал.
Нет, это было слишком банальным словом для того, что он сделал. Он опустошил и
уничтожил, вложил в это каждую унцию своей страсти. Его рот завладел ее, привел на
край чегото неописуемого, а его сладкий душераздирающий вкус отпечатался во всех ее
чувствах. Вытатуировался на ее сердце.
Затем он оторвал свои губы от ее в последний раз.
― Вот почему мы не можем быть друзьями, сладкая, ― выдохнул Люк, каждое слово
звучало как удар.
Затем повернулся и вышел из сада, образец мужественности, ее гордый мужчина, до
конца. А Кинси благодарила звезды, что он не обернулся. Лучше пусть он никогда не
увидит ее разбитой, утирающей первые слезы, пролитые с момента смерти ее матери.
[1]Röyksopp — дуэт из Тромсё, исполняющий электронную музыку. В него входят два норвежца —
Торбьёрн Брундтланд и
С
вейн Берге. Слово R
öyksopp —
с
