Сейчас от воина храма осталась одна пустая оболочка, засевшая в темном углу без движения, а сам Ресс пребывал безумно далеко от всего этого мира, погрузившись в тягостные раздумья. Непрерывно, с той самой минуты как он покинул злополучный трактир, перед его внутренним взором стояла одна и та же жуткая и пугающая картина, с окровавленным Альвиером, направившим свой остекленевший взор на него, и словно бы заглядывающим ему прямо в душу, от чего по спине начинал бежать холодок, а волосы готовы были дыбом подняться на голове. Ресс видел его умирающего, куда бы он не взглянул, продолжал говорить с ним обещая возмездие, и глядя на это со стороны сложно было себе даже представить, что когда-то все было совершенно иначе, и Ресс самолично не раз готов был придушить своего названого брата во сне. В начале своих поисков Дронга, они цапались словно кошка с собакой, совершенно не ладили между собой и попросту не могли терпеть друг друга, стараясь вовсе не разговаривать без должной необходимости. Но спустя долгие годы совместных странствий, пройдя через многие испытания, и ни раз побывав на волосок от верной гибели, выручая и помогая друг другу, Ресс и Альвиер успели стать настоящими братьями, понимающими друг друга с полуслова, и доверяющими своему неизменному спутнику, как себе. Ресс привык к обществу своего напарника так сильно, что сейчас, уже не представлял себя без него. Ему казалось, что вместе с братом, умерла и какая-то часть его самого, он ощущал тягучую пустоту одиночества и тонул в жгучем море злости, бушующим в его груди диким шквалом.
Ресс давно уже привык к этой злости в груди, она сопровождала его на протяжении многих лет, с того самого дня как, он и Ал, покинули храм. Он уже привык ненавидеть, постоянно злясь на все вокруг без разбора. Он ежеминутно ненавидел жизнь в скитании и те лишения, которые им приходилось из-за этого претерпеть. Ненавидел всех прочих людей, завидуя их полной, почти безграничной свободе, которую они совсем не ценили, даже не представляя насколько же это прекрасно решать все самому, идти куда вздумается, в любой момент вернуться домой, и не исполнять ни чьей глупой воли. Ненавидел проклятого Дронга, чье сердце готов был вырвать собственными руками, ненавидел и сам храм, со всеми его старейшинами, заставившими его отправиться в это долгое странствие. Но сегодня все изменилось, и даже злоба, обитающая внутри, была чем то новым, иным, непривычным, пугающе незнакомым и совершенно не походила на все, что ему доводилось испытывать прежде.
Эта была ненависть к самому себе, которая почти затмевала в нем все прочие чувства. Он ненавидел себя до отвращения за вынужденное, поспешное и трусливое бегство, хотя и знал, что того желал его брат, и окажись Альвиер на его месте, то не раздумывая поступил бы точно так же как сам Ресс. Он ненавидел себя за то, что не выполнил возложенного на него важного долга, и не схватил беглеца. Ненавидел за то, что позволил брату погибнуть, и ежеминутно корил себя, что не прислушался к его предостережениям вовремя.
Сейчас, когда уже поздно было что либо менять, оставшись в полном одиночестве, посреди чужого и незнакомого города, раскинувшегося на настоящей пороховой бочке, фитиль которой уже успел подпалить Дронг, Ресс попросту не представлял, что же ему теперь со всем этим делать, но так часто высмеиваемая им за близость к откровенной трусости, предусмотрительность Альвиера, неожиданно смогла прийти ему на помощь даже после смерти собственного хозяина.
- Я убью его брат, я убью, - продолжал шептать Ресс, когда неожиданно из заплечной котомки его покойного брата раздался тихий и мелодичный перезвон, словно бы кто-то зазвонил внутри крошечным колокольчиком.
В первые мгновения воин храма и вовсе не обращал на этот, спугнувший серую крысу звук, никакого внимания, но колокольчик не унимался и с каждой секундой продолжал дребезжать все сильнее и громче, пока не смог наконец вырвать Ресса из его тягостного оцепенения, и не сумел совершить казалось бы невозможное - заставил его подняться на затекшие ноги и медленно заковылять к передвинутому столу.
Несколько долгих мгновений воин братства смотрел на котомку пустыми глазами, совершенно не понимая что происходит. До его затуманенного сознания не сразу дошло заглянуть внутрь, но когда он все же опомнился, и принялся мучиться с хитроумным, и туго затянутым узлом, на шнуровке, перезвон успел достать уже не только его, но и всех близлежащих обитателей этой ночлежки. Кто то забарабанил ему прямо в стену, с требованием немедленно прекратить этот шум, и ни сколько не обращая на это внимания, и словно бы специально тяня время звона подольше, Ресс долго не мог справиться с этой задачей, распутывая шнуровку подрагивающими руками.
Когда ему наконец удалось совладать с ней, он почти что не глядя сунув руку в котомку, извлек с самого ее дна небольшое круглое зеркальце в металлической оправе, и звон вокруг тут же смолк, добившись наконец желанного результата.
Ресс всмотрелся в отражающую поверхность, но вместо своей помятой, небритой физиономии, рассмотрел в отражении перед собой бледное и худое лицо брата Клависа - мастера хранителя ключей храма.
За прошедшие со дня их последней встречи долгие годы, он успел заметно состариться и постареть. Длинные волосы, собранные в пучок на затылке, совсем уже выцвели и обесцветились. Тонкую, покрытую на носу красными капиллярами кожу, испещрила целая сеть глубоких морщин, щеки ввалились, сделав и без его слишком уж большой нос, похожим на клюв, и глядя на постигшие мастера изменения, Ресс даже испытал к нему легкое чувство жалости, хотя прежде, не очень то и любил этого назойливого проныру.
- Брат Ресс, вы посылали зов в храм, - перебирая бумаги, и не глядя на собеседника констатировал Клавис. Он говорил совершенно спокойно, словно бы его и вовсе не волновало донесение Альвиера, о котором Ресс уже давно успел позабыть, и ни за что не отправил бы его сам, не смотря на все полученные когда-то предписания и инструкции храма. Лишь Альвиер всегда буквально следовал всем указаниям, не отступая от них ни на шаг, и ни раз доставал спутника нравоучениями, когда тот попросту плевал на возложенные на их плечи запреты.
- Да, - едва смог выдавить Ресс из пересохшего и осипшего от затянувшегося молчания горла. - Мне срочно нужно поговорить с магистром, у меня важная, и очень срочная информация для Обилара! -Зеркала связи, способные устанавливать контакт даже сквозь Междумирье, потребляли такое большое количество мощи Оргодеона, что пользоваться ими разрешалось лишь в самых крайних и безнадежных случаях, когда иного выхода попросту не было, и лишь старейшины отвечали на подобные запросы странствующих вне храма братьев. Клавис никогда не входил в их число, и даже не сколько не сомневаясь в его преданности и верности Храму, Ресс не собирался выкладывать всю столь ценную информацию человеку, который даже не должен был отвечать на подобный призыв.
- Обилара сейчас нет в Храме. - Тут же сухо, сообщил ему ключник не отрываясь от своей внушительной стопки бумаг и множества свитков. Отсутствие никогда прежде не покидавшего святилища Обилара, похоже совершенно его не беспокоило, словно самое обычное и рядовое событие, но для любого, кто как и Ресс, вырос в стенах храма, провел там большую часть своей жизни, и прекрасно знал все внутренние порядки, подобная новость звучала словно громкий набат, звеневший на всю округу, о смертельной угрозе. Обилар прежде не покидал стен святилища, старейшины всегда оставались на вверенных им постах и лишь действительно серьезное происшествие, настоящее бедствие, или крупномасштабная катастрофа могли заставить магистра всего ордена изменить своему нерушимому правилу всегда оставаться на месте.
- Брат Холли? Брат Джой? - Назвал Ресс имена остальных почтенных старейшин, чем смог наконец оторвать мастера от изучения документов и заработал от него полный неподдельного удивления, странный взгляд.
- Кажется тебя слишком давно не было в храме, брат Ресс. Холли и Джой давно покинули нас, и отправились в свет. Они оба мертвы уже несколько лет, и сейчас я отвечаю за все что происходит у нас в храме, так что тебе продеться докладывать мне, или ждать возвращения Обилара, которое может случиться очень не скоро.
- Хорошо, - кивнул Ресс, хранитель ключей, или кем бы он ни был теперь, попросту не оставил ему никакого иного выбора. - Мы нашли брата Дронгара, - при упоминании этого имени брови старика поползли в верх, впервые проявив наличие эмоций на его казалось бы безжизненно застывшем, словно маска лице, но Клавис тут же взял себя в руки и вернул холодно невозмутимое, спокойное выражение. - Брат Альвиер мертв, - продолжил Ресс и это известие совершенно не вызвало никакого отклика на лице старика. Пожертвовавший собой ради их общего дела Альвиер, похоже значил для братства куда меньше чем предавший все его идеалы сбежавший изменник, и это мгновенно разъярило, и без того злобного на весь мир Рессса, как личное оскорбление. Он скрипнул зубами от разрывавшей его внутри бури ненависти, но все же не стал подавать виду своему собеседнику, и терпеливо, вопреки своему обыкновению начинать ворчать по мельчайшему поводу, продолжил доклад, желая как можно быстрее покончить со всеми формальностями и, дождавшись подмоги, все же взять проклятого беглого брата за горло.
