Достаточно будет взять за исходный пункт то, в чем все должны быть
согласны; а именно — что все люди родятся незнающими причин
вещей и что все они имеют стремление искать полезного для себя,
что они и сознают. Первым следствием этого является то, что люди
считают себя свободными, так как свои желания и свое стремление
они сознают, а о причинах, располагающих их к этому стремлению и
желанию, даже и во сне не грезят, ибо не знают их. Второе следствие
— то, что люди все делают ради цели, именно ради той пользы, к
которой они стремятся. Отсюда выходит, что они всегда стремятся
узнавать только конечные причины (causae finales) совершившегося и
успокаиваются, когда им укажут их, не имея, конечно, никакого
повода к дальнейшим сомнениям. Если же они не имеют
возможности узнать их от другого, то им не остается ничего более,
как обратиться к самим себе и посмотреть, какими целями сами они
руководствуются обыкновенно в подобных случаях; таким образом,
они необходимо по себе судят о другом. Далее, так как они находят в
себе и вне себя немало средств, весьма способствующих
осуществлению их пользы, как то: глаза для зрения, зубы для
жевания, растения и животных для питания, солнце для освещения,
море для
395
выкармливания рыб и т.д., то отсюда и произошло, что они смотрят
на все естественные вещи, как на средства для своей пользы. Они
знают, что эти средства ими найдены, а не приготовлены ими
самими, и это даст им повод верить, что есть кто-то другой, кто
приготовил эти средства для их пользования. В самом деле, взглянув
на вещи, как на средства, они не могли уже думать, что эти вещи
сами себя сделали таковыми. Но по аналогии с теми средствами,
которые они сами обыкновенно приготовляют для себя, они должны
были заключить, что есть какой-то или какие-то правители природы,
одаренные человеческой свободой, которые обо всем озаботились для
них и все создали для их пользования. О характере этих правителей,
так как они никогда ничего не слыхали о нем, они должны были
судить по своему собственному. Вследствие этого они и
предположили, что боги все устраивают для пользы людей, дабы
люди были к ним привязаны и воздавали им высочайшие почести.
Следствием было то, что каждый по-своему придумывал различные
способы почитания бога, дабы бог любил его больше других и
заставил всю природу служить удовлетворению его слепой страсти и
ненасытной жадности. Таким-то образом предрассудок этот
обратился в суеверие и пустил в умах людей глубокие корни. Это и
было причиной, почему каждый всего более старался понять и
объяснить конечные причины всех вещей. Но, стремясь доказать, что
природа ничего не делает напрасно (т.е. что не служило бы в пользу
людей), доказали, кажется, только то, что природа и боги
сумасбродствуют не менее людей. Посмотрите, прошу вас, до чего,
наконец, дошло! Среди стольких удобств природы должны были
найти также немало и неудобств, каковы бури, землетрясения,
болезни и т.д., и предположили, что это случилось потому, что боги
были разгневаны нанесенными им от людей обидами или
погрешностями, допущенными в их почитании. II хотя опыт
ежедневно заявлял против этого и показывал в бесчисленных
примерах, что польза и вред выпадают без разбора как на долю
благочестивых, так и на долю нечестивых, однако же от
укоренившегося предрассудка не отстали. Ведь легче было сложить
это в массу другого неизвестного, пользы которого люди не знали, и
таким образом сохранить свое настоящее и врожденное состояние
невежества, чем разрушить все здание и выдумывать новое. Поэтому
396
приняли за истину, что решения богов далеко превосходят
человеческую способность понимания, и это, конечно, было бы
единственной причиной, почему истина навеки оставалась бы
скрытой для человеческого рода, если бы только математика,
имеющая дело не с целями, а лишь с сущностью и свойствами фигур,
не показала людям иного мерила истины. Кроме математики можно
указать также и другие причины (перечислять которые будет здесь
излишним), которые могли заставить людей открыть глаза на эти
общие предрассудки и привести их к истинному познанию вещей.
Изложенного достаточно для того, что я обещал рассмотреть на
первом месте. Немногого также требует показать, что природа не
предназначает для себя никаких целей и что все конечные причины
составляют только человеческие вымыслы. Надеюсь, что это уже
достаточно ясно как из указания тех оснований и причин, из которых
берет начало означенный предрассудок, так и из т. 16 и кор. т. 32, не
говоря уже обо всем том, посредством чего я доказал, что в природе
все происходит в некоторой вечной необходимости и в высочайшем
совершенстве. Прибавлю только к этому, что означенное учение о
цели совершенно извращает природу. На то, что на самом деле
составляет причину, оно смотрит, как на действие, и наоборот; далее,
то, что по природе предшествует, оно делает последующим, и,
наконец, то, что составляет высочайшее и совершеннейшее, оно
делает самым несовершенным. В самом деле (опуская оба первых
пункта, которые ясны сами собой), из т. 21, 22 и 23 явствует, что то
действие есть самое совершенное, которое производится
непосредственно богом, и чем больше нужно посредствующих
причин для того, чтобы что-либо произошло, тем оно несовершеннее.
Если же вещи, непосредственно произведенные богом, были бы
сотворены ради достижения богом своей цели, то вещи самые
последние, ради которых были сотворены первые, необходимо
превосходили бы все другие. Далее, это учение уничтожает
совершенство бога; ибо если бог творит ради какой-либо цели, то он
необходимо стремится к тому, чего у него нет. И хотя теологи и
метафизики делают различие между целью, преследуемой
вследствие нужды в ней, и целью уподобления, однако они
сознаются, что бог все создал только для себя, а не ради вещей,
имеющих быть сотворенными, ибо до творения они не могут указать
397
ничего, кроме самого бога, ради чего бог действовал бы.
Следовательно, они необходимо должны согласиться, что бог был
лишен того, для чего он хотел приготовить средства, и желал этого,
как это само собой ясно. Нельзя пройти здесь молчанием также и
того, что сторонники этого учения, желавшие похвастаться своим
умом в указании целей вещей, изобрели для оправдания означенного
своего учения новый способ доказательства, именно приведения не к
невозможному, а к незнанию; а это показывает, что для этого учения
не оставалось никакого другого средства аргументации. Если бы,
например, с какой-либо кровли упал камень на чью-нибудь голову и
убил его, они будут доказывать по этому способу, что камень упал
именно для того, чтобы убить человека; так как если бы он упал не с
этой целью по воле бога, то каким же образом могло бы случайно
соединиться столько обстоятельств (так как часто их соединяется
весьма много)? Вы ответите, может быть, что это случилось потому,
что подул ветер, а человек шел по этой дороге. Однако они будут
стоять на своем: почему ветер подул в это время? почему человек
шел по этой дороге именно в это же самое время? Если вы опять
ответите, что ветер поднялся тогда потому, что море накануне начало
волноваться при спокойной до тех пор погоде, а человек был
приглашен другом, они опять будут настаивать, так как вопросам нет
конца: почему же море волновалось? почему человек был приглашен
в это время? И, таким образом, не перестанут спрашивать о причинах
причин до тех пор, пока вы не прибегнете к воле бога, т.е. к asylum
ignorantiae (убежище незнания). Точно так же они приходят в
изумление при виде строения человеческого тела и, но зная причин
такого искусного произведения, заключают, что оно создано и
устроено таким образом, что одна часть не причиняет вреда другой,
не механическими силами, а божественным или сверхъестественным
искусством. Отсюда и происходит, что кто ищет истинных причин
чудес и старается смотреть на естественные вещи как ученый, а не
удивляться им, как глупец, — того повсюду считают и
провозглашают еретиком и нечестивцем те, перед кем толпа (vulgus)
преклоняется, как перед истолкователями природы и богов. Они ведь
знают, что при уничтожении невежества уничтожается также и
изумление, т.е. единственное доступное для них средство для
доказательства и охранения их авторитета. Однако остав-
398
ляю это и перехожу к третьему пункту, который решил рассмотреть
