— Тебе еще что-то нужно? — спросила она.
Драко расправил рубашку, которую она ему дала, и просунул руку в рукав.
«Хочу, чтобы ты осталась», — звучало у Гермионы внутри.
— Драко… — Он теперь с трудом застегивал пуговицы на груди. Его рубашка перекосилась. потому что он вдел в петлю не ту пуговицу. — Я помогу…
Гермиона подалась к нему, чтобы помочь. Он не остановил ее. Так быстро, как могла, расстегнула ту самую пуговицу и начала застегивать рубашку снова. Она старалась не касаться его, но пальцы соскальзывали с петель, пуговицы застревали. Одна. Другая. Сколько их тут?..
— Все?
— Нет… Сколько же тут пуговиц? — Кажется, у него жар, такая у него горячая кожа. Кажется, она сама сейчас сгорит. Она застегнула ещё одну пуговицу. Почему их так мало?
Гермиона смотрела на свои руки, но взгляд сам скользнул выше. По его груди. Шее. На лицо. И губы.
Почему они такие красивые? Она вдруг поняла, что хочет дотронуться до них. Нет, не потому что желает касаться его, конечно, нет! Она просто желает почувствовать ещё раз, как ощущается совершенство.
— Знаешь, Гермиона… — сказал Драко, вспоминая полет. Вспоминая свободу. — Я думал, что сделаю это, когда смогу видеть тебя… но представь, если бы я разбился…
Он вдруг замолчал.
— Сделаешь что? — Гермиона коснулась последней пуговицы. — Что, Драко?
И тогда его ладони легли чуть ниже талии. Он провел руками вверх, очень медленно, как будто пытался почувствовать, действительно ли перед ним Гермиона. А затем наклонился. Он не видел ее, но его губы безошибочно коснулись ее губ. Может, ему повезло. А, может, она сама искала его поцелуй и сделала то невесомое, незаметное со стороны движение в его сторону, которое все решило. Пуговица выскользнула из пальцев. Гермиона закрыла глаза. Нежно скользнула по его губам, ощутила изгиб, которым всегда любовалась. Провела по его груди ладонями. Позволила себе прижаться к нему. Раскрыла губы, чтобы почувствовать его горячий язык и ответить.
Сердце отсчитывало секунды.
Ладони сами притягивали Драко за шею. Ближе. Еще ближе. Так близко — и все равно не хватает. И это был и полет, и бесконечность, и поцелуй. Но она не могла упасть и разбиться. Собрав остатки воли, Гермиона отодвинулась.
— Ты не думал обо мне, когда сел на метлу и чуть не разбился.
— Я думал о тебе, — признался он. — Если бы я не думал о тебе, я бы полетел еще раньше, когда только начал видеть свет.
***
Утром она вернулась со свежей мазью. Как же ей хотелось отругать Драко! Может, он теперь вообще не будет видеть!
Драко сел на стул. Гермиона привычно подошла к нему с мазью. Он, конечно, мог сделать это сам. Точнее он должен был сделать это сам. Они оба это понимали, но Гермиона скользнула взглядом по его лицу, по глазам.
— У них очень красивый цвет, у твоих глаз, — она действительно ими любовалась, — серый… такой… который когда светит солнце становится голубым. Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо. Лучше, чем после того, как падал с метлы в Хогвартсе.
Драко закрыл веки, и она коснулась его глаз. Она вкладывает в него столько усилий… Уделяет ему столько внимания…
— Ну вот, готово. Теперь твоя очередь.
— Конванессе, — произнес он, вспоминая момент, когда вчера в темноте услышал голос и понял, что этот голос ее.
Вокруг него вспыхнула магическая сила. Темнота перед глазами дрогнула.
— Как ты?
— Снова вижу свет. А предметы — нет.
— Ты их скоро увидишь, — сказала она.
Раз уж он снова смог увидеть свет, значит, справится и дальше. Когда они расстанутся, а это случится очень скоро, она будет присылать ему свежую мазь с совой. Она уже обдумала это.
— Ты давно мне не читала, Гермиона.
Почему не Грейнджер? Зачем он играет с ней?
— Ты же можешь сам зачаровывать книги.
— Я устал слушать только свой голос.
— Мы еще не докончили читать про Питера Пэна. Я надеюсь, что последнюю главу ты дочитаешь мне сам.
Драко усмехнулся.
— Расскажи мне, какой сегодня день. Я вижу свет. Наверное, солнечно?
— Нет. Сегодня пасмурно.
— Собирается дождь?
— Может быть. Пока просто пасмурно. И серо. Ты знаешь, я, наверное, позавтракаю в парке, пока не пошел дождь.
— Хорошая идея. Я ещё не завтракал.
***
— Нам разморозили счета, — сказал Драко. — Мама сообщила вчера вечером. На выходные тут будут все. Все приятели семьи, которых мы не видели эти три года.
Он усмехнулся зло.
Гермиона не следила за делом Малфоев. Платили ей вовремя. Она даже не знала, что их счета были заморожены. Хотя один домовик на такой огромный дом… стоило догадаться.
— Твоя мама пригласила меня.
— Ты будешь самой красивой на этом ужине.
— Ты ведь меня даже не видел, — ответила она. — За три года я могла сильно измениться…
Драко ухмыльнулся. Гермиона подумала, что он решил, что она напрашивается на комплимент.
— Я видел тебя. Когда ты собиралась переместиться в Лондон. Не очень ясно, но видел…
— И ты не сказал?!
— …и да, ты красивая.
Умная, целеустремленная, хороший друг… Это она всегда знала о себе, это ей постоянно говорили. Но… красивая…
— Ты уже решил, что будешь делать, когда тебе полностью вернётся зрение? — спросила она быстро, чтобы скрыть смущение в голосе.
— Буду летать?
— И только?
Драко пожал плечами. На его лице появилось знакомое неприязненное выражение. Но теперь Гермиона точно знала, что оно не было связано с ней.
— У тебя столько возможностей, Драко… — она обвела взглядом его парк. Взглянула на огромный дом, на розовые кусты, на изящные приборы, которые Типпи дал им для завтрака на природе (вместе со сконами, маслом в фарфоровой маслёнке, крохотными баночками — одна с малиновым вареньем, другая с апельсиновым мармеладом и третья с лимонным курдом — вазочкой свежей черешни и корзинкой с круассанами и булками с заварным кремом).
— Ты обещала мне почитать.
Это, конечно, значило, что разговаривать про свое будущее он не желает.
— Я могу почитать сказку. — В конце концов она писала эту сказку, думая о нем.
— Сказку? — Драко поднял бровь. — Мне казалось, мы уже выросли из сказок?
Гермиона невольно улыбнулась. Малфой не знал, как живут маглы, в мире, где магии нет. Он даже не осознавал, что сам живет в сказке и каждый день использует волшебство.
— Мы и так живем в сказке.
— Почитай, — Не то, чтобы Драко очень хотел послушать сказку, но лучше это, чем говорить о будущем, которое казалось таким зыбким. Он не знал, что будет делать, когда ему вернётся зрение, особенно сейчас, когда им больше не придется жить на сбережения матери. Наверное, поедет путешествовать. Впрочем, он ещё сам не знал. Но сейчас все, что ему хотелось, — чтобы Гермиона не уходила.
— Так вот, — Гермиона прочистила горло. Немного страшно читать ему сказку, которую написала сама. — «Так одуванчик узнал, что значит появиться на свет…»
Она обнаружила, что касается локтем руки Драко. Прикосновение легкое, почти невесомое, но даже этого было достаточно, чтобы ее залило чувствами. Гермиона затаила дыхание и продолжила читать.
— Почему одуванчик? — спросил Драко, когда сказка закончилась.
— Он горький, но из него делают вино и варят мед. Он выглядит незамысловато, но похож на маленькое солнце.
— И это все? Розы вкусно пахнут и выглядят получше, чем одуванчик, к тому же, насколько я знаю, некоторые варят из роз варенье, а у моей мамы всегда на туалетном столике розовая вода.
Гермиона приготовилась было, как в школе, прочитать лекцию о том, что это так не работает. Не получится писать о розе, если ты услышал историю про Одуванчик. Но Малфою это, видимо, было не нужно. Розы или одуванчики… какая разница? Пустые разговоры, от которых она испытывала странный дискомфорт, или одно действие.
Она не хотела сдаваться так просто, ведь Рона она постоянно затыкала. Но Малфой это не Рон. Возможно, Малфой знает какой-то секрет, как сделать так, чтобы с ним рядом ее потребность доказывать свою правоту пропадала.
