- Постой.. те! Подождите!
Девушка перешла на рысь, подвернула каблук, остановилась, надевая слетевшую туфлю и шепча что-то сердитое сквозь зубы. Гарька самым галантным манером подхватил её под локоток.
- Разрешите рекомендоваться - Горшечников. В прошлых прискорбных обстоятельствах не было времени представиться по форме, - ненавязчиво напомнил Гарька зазнобе о том, как помог ей выйти из печального положения.
Красавица поправила платочек. Ресницы девушки были густо накрашены, но её это не портило. Наверное. Проклятый платок закрывал почти всё лицо, только и видны были ресницы да остренький носик. Освободить локоть из цепких гарькиных пальцев она не пыталась.
От счастья у Горшечникова в голове стало пусто, давно заготовленные любезные слова как метлой вымело.
- Не желаете ли грушу? - промямлил он. Обычная ловкость, с которой он обращался с Лушками и Таньками, исчезла; каждое слово давалось с таким трудом, будто не было до сего момента таких слов и надобно выдумывать их заново.
Девушка тихо фыркнула, плечи её вздрогнули, как от сдерживаемого смеха.
Сердце Горшечникова сделало сальто-мортале. Если смеётся, значит, не сердится.
- А вас как величать? - расхрабрился он.
- А… Аделаида, - представилась девушка. Голос у неё был очень высокий и звучал как-то странно, в нос, словно она недавно перенесла сильную простуду.
- Прекрасное имя, - Гарька прикинул, можно ли теперь счесть знакомство достаточно близким, чтобы обнять её за талию. - А главное, редкое. Я жутко… то есть, ужасно… очень рад.
Из-под платочка донеслось отчётливое хихиканье. Как ни влюблён был Гарька, всё же не мог не подумать, что простуда повлияла не только на голос, но и на умственное состояние красавицы.
«Ум в девушке - это несущественно, - подумал он великодушно. - Зато волосы как лён…»
- Вам на Ильинскую? И мне туда же.
«Хоть бы мы никогда не вышли на эту Ильинскую, - подумал Гарька, бережно прижимая к себе худую мускулистую ручку Аделаиды. - Наверное, тяжело такой тонкой барышне работать по хозяйству».
Впервые подобные сожаления закрались в его сердце, до сих пор Горшечников был решительным сторонником перевоспитания буржуазного элемента.
Девушка снова споткнулась.
«Возьму её не руки и понесу. Прямо сейчас. Нет, дойдём вот до того дерева…»
Пока Гарька собирался с духом, показалась Ильинская; девушка прибавила шагу.
Завидев Гарьку чуть не в обнимку с неуловимой красоткой, Георгина сделала большие глаза, а Ромка громко сказал: «Ага!»
Обрадовавшись, что появилась тема для беседы, Гарька произнёс:
- Это мои товарищи. Сейчас я вас познакомлю…
- Здрасте, - Ромка оглядел незнакомку оценивающе, потом высморкался с помощью двух пальцев, изящно отставив мизинец.
Девушка вздрогнула, будто в неё попала пуля, выплюнула: «Хам!» и скрылась в подворотне.
- Эх, Ромка! - вздохнула Георгина. - Что ж ты наделал? Мы её по всему городу искали. А ты чего стоишь столбом, Горшечников? Беги за ней, пока не ушла далеко.
- Я с тобой, - вызвался Улизин, - может, подсобить надо будет.
- Подсобил уже, хватит! - Гарька сунул ему решето с грушами и бросился в погоню.
Фигурка в голубом мелькнула в боковой уличке, потом - за низким забором. Перескочив для скорости через плетень и отмахнувшись от небольшого ленивого тузика, Гарька пробежал под шелковицей. Спелые ягоды лопались под ногами. Посреди большого двора в пыли копалась одинокая курица, на лавке дрых облезлый кот, больше никого не было. Гарька завертел головой, прикидывая, куда могла деться девушка. Справа на двор выходила дверь солидного двухэтажного дома, слева - два турлучных * 19 домика. Из распахнутого окна дома посолиднее слышался сердитый мужской разговор. На крыльцо вышла худая баба с медным тазом, принялась развешивать на веревку бельё.
- Эээ... гражданка, - нескладно обратился к ней Гарька, - а где тут у вас девушка живет... такая... такая, - он пытался изобразить руками, какая высокая и стройная.
Баба глянула на него равнодушно, пожала плечами и зашла в дом.
Растерянный Гарька опустился на скамейку. Кот глянул на него круглым глазом, привстал, потянулся, стёк со скамьи и с небрежной заинтересованностью приблизился к кустам, на которые только что опустилась стайка воробьёв. Гарька проследил за ним взглядом и тут за пыльными кустами сирени заметил вторую калитку. Двор был проходной! Его красавица могла оказаться сейчас на любой улице города.
Гарька встал, одёрнул гимнастерку, подошёл к калитке, оглядел напоследок двор - и вдруг увидел у открытого окна большого дома Нагинина. Тот стряхнул пепел с длинной сигареты во двор и раздражённо сказал кому-то в глубине комнаты:
- Я ещё раз говорю, нельзя воевать без денег. Деньги нужны мне не только там, но и здесь. Так и передайте. - Он отошёл в комнату, где разговор уже не был слышен, но потом снова появился у окна. - Да, я прекрасно знаю, чем я вам обязан и чем вы мне обязаны, только не нужно делать из меня мальчика на побегушках, я себе цену знаю и на мелочи размениваться не стану. А вы сами виноваты: упустили связного.
Его собеседник что-то ответил.
- Да говорите вы по-русски! - рыкнул Нагинин и с треском захлопнул раму.
Гарька заполз в самые кусты и сидел там не дыша. Мимо него, не заметив, прошла давешняя баба с кошёлкой. Бежать в ЧК было бесполезно - ничего особого он не услышал, мало ли о каких делах мог разговаривать Нагинин, но шестое чувство безошибочно сигналило об опасности, и Гарька решил во что бы то ни стало узнать, кто же был гостем уполномоченного.
Время шло. Гарька задумался о том, что хорошо бы стать учёным и создать такой приборчик, чтобы проверять человека: возле хорошего человека приборчик тихо себе лежит - и сразу видно, что перед тобой настоящий большевик, а как только окажется около контры, или бандита, или шпиона какого - так сразу гудит и светится. Гарька даже название такому приборчику придумал: вредноскоп.
Взвизгнула дверная пружина, Гарька подобрался. Дверь распахнулась, и во двор вышел начальник доков товарищ Квирин.
* * *
Мысли мельтешили, будто стайка комаров-толкунцов. Горшечников вернулся к друзьям, едва понимая, что происходит вокруг него.
- Догнал? - спросил Ромка.
- Нет. Ушла дворами.
- Брось ты за ней бегать. Сколько разного бабья перевидал, а эдакой ядовитой ещё ни разу не попадалось! - заметил Улизин.
Гарька сжал кулак, однако, помня, что друг печётся о его благе, сдержался.
- Пользуйся носовым платком, - сказала Георгина, - нечего барышень пугать своими свинскими ухватками.
- Носовыми платками пусть недобитая контра утирается. Раскрепощённый народ их отвергает, - огрызнулся Ромка.
- При советской власти рабочие будут интеллигентными. И крестьяне. И вообще все люди.
- И вон тот? - Ромка ткнул пальцем в расхристанного парня в матросской тельняшке и штатских штанах. Полуматрос шёл от столба к столбу, выписывая ногами «мыслете»; прохожие благоразумно расступались, пропуская его. Внезапно парень метнулся на дорогу, едва не угодив под лошадь.
- Шоб тоби повылазило! - Возница огрел его кнутом.
Пьяный поглядел в небо с мутным удивлением, попятился и ухватился за пожилого попа.
- Проходите, проходите, скотоподобный человек! - прогудел батюшка.
- Ты чиво… - пьяный икнул. - Ты каво оскорбляешь, длиннополый? Перед тобой протела… протера… тетер…
- Тетеря и есть, - сказал Георгина с глубокой неприязнью. - Пролетарий сыскался.
- В бой роковой мы вступили с врагами! - выкрикнул полуматрос, погрозил кулаком - почему-то опять небу. - Нас ещё судьбы безвестные ждут!
С этими словами он сел на мостовую, обнял фонарь и мгновенно заснул.
- Разинули на нас пасть свою все враги наши * 20, - печально прогудел поп и пошёл прочь, разметая уличную дрянь полами обтрёпанной рясы.
- Не тот враг, что лает, а тот, что кусает, - тихо сказала чёрная, точно обугленная, старуха, бросила на друзей-красноармейцев ненавидящий взгляд и скрылась в толпе.
- А что касаемо антилегенции, вчера, покуда вы с Гарькой ходили к Эджкомбовой, Златоверхов таскал нас на экс… экспозицию. В целях повышения общей образованности. И там всякие картины. К примеру, нарисована такая штука, навроде коряги, - оживлённо делился Ромка. - Похоже прям не знаю на что. А художник говорит: «Это, мол, ундина». Русалка, стало быть. Тут другой - в чёрной блузе такой, - берёт журнал, в который художникам пишут всякое, и немедля сочиняет ему стишок: «Подпиши свою картину, чтобы каждый видеть мог, что рисуешь ты ундину, а не валяный сапог» * 21. А художник журнал из руки у него вырывает, и по морде им черноблузному - хрясь! Тот его кулаком в рыло - бац! И понеслась душа в рай. Вот тебе и антилегенция твоя, - обернулся он к Георгине.
- Это боевая интеллигенция, - сказал Гарька, ухмыляясь. - Небоевая вымерла как класс за неприспособленностью к новой жизни. Ромка, - шепнул он на ухо другу, - надо будет поговорить. Дело есть. Только без Георгины.
