Бойцы накапливались в развалинах дома, за грудами рухнувших стен, в распадках и бывших канализационных люках, которые сегодня сойдут за стрелковые ячейки. Дул устойчивый восточный ветер, он делал тьму ещё непрогляднее, да ещё начал накрапывать дождь. Всё это сейчас на руку: пусть чужие почувствуют, что пора спать, да и мутный зловонный дождь не добавит им боевого азарта. Может, вообще уйдут, оставив лишь караулы и отложив штурм вокзала назавтра.
Ну вот, все в сборе. Автоматчики в последний раз проверяют оружие, охлопывают карманы комбинезонов, что непривычно топорщатся от запасных рожков. Гранатомётчики, приготовив оружие к выстрелу, тоже изготовились к броску. Их осталось немного, а ещё меньше — выстрелов к гранатомётам. Танковую колонну они не остановят, подходящие гранатомёты давно без выстрелов, за ненадобностью их бросили на заводе. Но вот сжечь пару-тройку пулемётных броневиков, которые иначе выкосят всех в упор, это пожалуйста. Пулемёты… Пулемёты все у Амёмбы, они понадобятся, когда надо будет удерживать мост и прикрывать отход, а потом оборонять подземелье.
Петрович вглядывается в ближайшие лица ближних бойцов, дальше метра всё теряется во мгле. Ярцефф, помнится, утром сказал целую речь. На такое немногословный мастер, волею судьбы ставший взводным, был неспособен. Да и смысла нет. Свою задачу знает каждый, днём они уже доказали, что на них можно положиться. Значит…
— Сейчас выскакиваю из-за стены и стреляю очередью, — произнёс он. — Все — бегом к вокзалу, а потом к мосту. По пути валите всё, что попадётся, но не заденьте своих. И помните: если вы не справитесь… Мужики, мы все тут останемся! Готовьсь! Бегом — марш!!!
Одним рывком, крылья только бессильно хлопнули за спиной и отозвались жестокой болью, — Петрович выскочил из-за спасительной стены, навстречу пулям, навстречу врагам, навстречу победе, а может, смерти. Уперев в бедро автомат и содрогаясь от отдачи, всадил длинную очередь туда, где почудилось движение. Протрещал автомат соседа слева, потом справа, сапоги, ноги, ласты и копыта слитно ударили в грязь, топот нарастал с каждым мгновением, его перекрывал нестройный треск очередей.
— Бегом! Бегом, б…! — орал Петрович, выжимая из своих недоразвитых ног всё, что можно и нельзя. — Пли!!!
Вот и первая чёрная тень. Не похожая ни на человека, ни на мутанта, в круглом шлеме с антенной, в камуфляжной раскраски бронекостюме. Неожиданно — не со старым автоматом, а с навороченным плазмострелом, наверное, какой-нибудь особенно богатый «доброволец», записавшийся на последнюю и самую масштабную охоту. Солдат вскидывает оружие, нажимает какую-то непонятную кнопочку, которая там вместо курка. Длинный красный луч разогретого до свечения воздуха, отчаянный крик — луч прожигает в груди здоровенную дыру, плоть не сгорает даже, а испаряется от температуры в сотни тысяч градусов, комбинезон вспыхивает, будто политый бензином. С отчаянным воплем парень головой вперёд падает в обломки. Ещё один на миг вырывается вперёд — и валится, обливаясь чёрной кровью: грудь перечёркивает кровавый пунктир. Горячий ветер овевает ухо Петровича — пуля, а может, и не одна, прошла совсем близко. Где-то впереди бахает граната: сила взрыва рассчитана так, чтобы не навредить людям в «скафандрах», но осколки исправно косят «бездоспешных» мутантов.
Пустырь взрывается грохотом очередей, мутными всполохами взрывов, криками, костяным стуком прикладов — кому-то посчастливилось повалить противника, теперь пытаются разбить бронестекло забрала. Дохлый номер — поможет только пуля в упор. Парень с плазмострелом выдаёт ещё один импульс — и снова смертельный: такая же дыра появляется в голове у соседа, жар долетает и до Петровича, а вот кровавых брызг нет: от таких температур кровь обращается в ту же плазму — как и мясо, кости, волосы, ткань. Стрелок снова целится — теперь уже явно в Петровича, сомнений быть не может…
Спасибо Ярцеффу, свирепый капитан вбил нужные навыки всем без исключения. Точнее, лично он гонял только взводных и отделенных, а уж те потом мучили остальных. Но Петрович был одним из тех, кому доставалось особенно. Именно поэтому руки оказались быстрее головы. Они, эти руки, вскинули автомат на уровень груди и, вроде бы не целясь, выдали короткую очередь. Вскрика не было — точнее, был, но его заглушила маска шлема. Плазмострельщик неуклюже взмахнул оружием — и завалился назад. Хлюпнув, приземлился в грязь и плазмострел. Не задерживаясь, Петрович цапнул лямку — и непривычно лёгкий ствол занял место на плече. Нет, в рукопашной его не используешь, слишком лёгкий и, на вид, хрупкий материал, но броню он должен дырявить исправнее «калашей», тем паче штыков и прикладов. И любую бронетехнику тоже. В смысле, любую старую бронетехнику. Гравилёты наверняка имеют защиту, иначе какой в них смысл?
Петрович побежал зигзагом, вспоминая наставления Ярцеффа. Вовремя — там, где он стоял, пронеслись несколько пуль, мутным сполохом сверкнул трассер. Но нет худа без добра — стрелок засветился, как если бы включил фонарь. И, разумеется, тут же получил в грудь четыре пули. Пинком опрокинув только начавшее падать тело, Петрович бросился дальше.
Основная свалка сместилась в середину пустыря. Петрович успел миновать два трупа своих бойцов, которых уложила граната, ещё корчащегося в агонии, подстреленного в упор забарьерца — и снова двоих, на сей раз срезанных очередями. На холодном и сыром воздухе кровь дымилась, будто кислота, и отчего-то это было самое жуткое. Мастер пробежал последние шаги и притормозил всего в нескольких шагах от побоища. Огляделся, пытаясь по крикам, отблескам трассеров и сполохам фонариков определиться, что происходит…
И тут в рёв и грохот свалки вплелись новые звуки. Те, которые переживший охоту Мэтхен не спутал бы ни с чем — впрочем, как и все пережившие штурм посельчане. Ревя моторами, два броневика заходили с боков, охватывая взвод Петровича с флангов. Всё так же маневрируя, машины чуть притормозили — и на концах пулемётных створов забилось пламя. Петрович едва успел броситься в грязь, а вот двое бежавших впереди… Гранатомётчика, вскинувшего «огненную трубу», как куклу, переломило пополам и отшвырнуло на Петровича. Прикрывавшему его автоматчику снесло пол-головы и руку — ту самую, сжимавшую автомат.
Уже упав на спину мастеру, ворсистое тело дёрнулось, то ли в агонии, то ли словив пулю посмертно, и затихло. Петрович прислушался. Его бойцы оттягивались назад: против бронированных, стремительных монстров, палящих здоровенными пулями в упор, давящих колёсами, они драться не могли. А за машинами наступали автоматчики, методично добивая раненых и паля на любое движение. Самое же страшное — ни на одном фланге, ни на другом не было слышно ни выстрела. Только из вокзала доносились редкие выстрелы — похоже, Хорь их всё-таки предупредил. «Неужели только мы наступаем?!» — обожгла мысль. Он ещё мог понять, отчего осторожничают те, на вокзале. Но где взводы Борзи, Штыри, Амёмбы? Ведь ясно, как день, что полуокружённый, расстреливаемый в упор взвод не сможет выстоять в одиночку! И нет спасительных телефонов, как на заводе. Нечем передать дополнительный приказ.
— Слушай команду-у! — крикнул Петрович, уже не заботясь о сохранении тайны. — Отходить!
Но вошедшие в раж бойцы не слышали. Петрович увидел, как поднялся вроде бы мёртвый гранатомётчик. Он едва держится на кривых ногах, поверх покрывшей комбинезон грязи струится кровь. Но окровавленные руки из последних сил поднимают выпущенный было гранатомёт.
Подранка заметили. Наверное, там, на бронетранспортёре, решили, что не попали. Но не расстроились, ведь кроме пулемёта у их машины были бронированные борта и нос. Наверное, там до предела вдавили педаль газа: пятитонный стальной монстр ринулся, как пришпоренный. Они торопились размазать дерзкого стрелка по капоту, ведь это новые, ни с чем не сравнимые ощущения! Можно будет рассказать, как сошлись с чудищем грудь на грудь — и неважно, что они находились под защитой брони, а мутант, получивший полдюжины крупнокалиберных пуль, не смог бы отпрыгнуть при всём желании… Пипл, то есть смазливые девочки Забарьерья, схавает!
Они опоздали совсем чуть-чуть. Как раз в эти мгновения спусковой крючок выбирал последние доли миллиметра свободного хода. Гранатомёт выплюнул огневеющий болид, когда до броневичка оставалось несколько метров. Полёт выстрела оказался совсем коротким и окончился на лобовой броне бронетранспортёра…
Бахнуло так, что Петрович на миг ослеп и оглох, и только контуженно тряс головой. Что стало с парнем, подбившим стального монстра, он не видел, но, скорее всего, его сбила уже горящая машина. Бронетранспортёр и правда горел, жарко и чадно, изнутри о броню жутковато стучали взрывающиеся патроны. Дверь приоткрылась, выпустив алые отблески, клуб дыма и чёрную, обгорелую руку. Но никто живой оттуда не вылез.
