«Или, скажем, решат затопить подземелье» — всплыла невесёлая мысль. Впервые подумалось, что прорваться в подземку — ещё не означает спасение ото всех бед, что подземную крепость всё равно надо защищать. Да что там. Это даже не спасение — просто длинная отсрочка. И всё-таки от нескольких дней жизни никто не откажется.
Машина съехала с моста, её подбрасывало и покачивало на ухабах даже на скорости пешехода. Дорога в ворота была закрыта: засыпать окоп с трупами забарьерцев просто не было времени. Петрович ругнулся — но он уже освоился с управлением, древнее транспортное средство неспешно развернулось, и, обдавая древнюю стену бензиновой гарью, поехало в обход. За «пушечным» грузовиком двинулись повозки. По бокам, озираясь и держа наготове автоматы, шли бойцы. Сутки назад обычные парни, выбитые из колеи общей бедой, теперь они разительно изменились. Изменилось всё — взгляды, походка, даже голоса. «Ярцефф был бы доволен» — подумалось Петровичу.
…Они встретились в тот самый глухой час ночи, когда прежде засыпали насосавшиеся пойла пьянчуги, а их подруги, устав дожидаться хахалей, отправлялись к соседям. Наскоро скинули трупы с моста, готовясь переходить реку. А пока… Смеялись, обнимались, целовались: наверное, никогда ещё жители Подкуполья так не радовались друг другу. С северной стороны тянулась вереница телег — раненые ещё днём и уже сейчас, разобранные синтезаторы баланды, сырьё для них, и, конечно, старики и детишки. Для них всех прорыв означал спасение.
Объехав участок крепостной стены, машина выкатила на захламлённую узкую улочку, что лепилась к подножию какого-то здания. В заросшем слизью и копотью сооружении ещё можно было узнать огромную церковь, не церковь даже, а целый собор. Собственно, ему гора и была обязана названием. Купола провалились, осыпались чёрным от грязи крошевом некогда прекрасные витражи. Но сложенные полтысячи лет назад стены всё сопротивлялись времени, скалясь на мир чёрными провалами окон. Парадоксально, но именно новоделы на окраинах городов рушились первыми, сыпались как карточные домики. Двухэтажки, жалкие остатки довоенной, а то и дореволюционной застройки, уже почти все сохранили несущие стены. Кое-где держались перекрытия, лестницы, даже крыши. Ну, а наследие семнадцатого-восемнадцатого веков сохранилось почти целиком, будто кто-то не ленился ремонтировать.
Днём, особенно если из сердца Зоны не натянет смога, Петрович мог бы увидеть немало интересного. На южный берег он почти не летал, и то всё, что внизу, терялось в тумане. По сравнению с далёкой северо-западной окраиной, где сохранились лишь развалины да перестроенный уже после образования Зоны завод, тут был настоящий заповедник прошлого: множество сохранившихся, потерявших только окна и двери домов. Местами в квартирах даже оставались истлевшие тряпки, разбухшие и прогнившие предметы мебели.
Но сейчас всем было не до того. Сохранившиеся здания создавали только проблемы: приходилось следить, чтобы не налететь на них впотьмах, и ползти на черепашьей скорости. Хорошо хоть, не надо смотреть вверх — за небом присмотрят парни у пушки. И если появятся желающие обстрелять колонну, от этого станет хуже только им. Тридцать миллиметров — это вам не пять-сорок пять! Так что летите, гости дорогие, если жить надоело.
Но в городе было проще. Грузовик так и шёл на первой скорости, и всё равно приходилось притормаживать, чтобы не оторваться от остальных. Теперь их вели парни Раста, они выросли на этом берегу, южная половина города для них родной дом. Сам Раст сел в кабину рядом с Петровичем, показывает.
— Давай по этой улице — ну, которая прямая, широкая. Видно, главным проспектом была, н-да. Не сворачиваем, дальше прямо — а вот сюда свернём. Теперь влево — и ещё метров триста…
— Ну, наконец-то…
За стеной начался довольно крутой подъём. Мотор взрёвывал на ухабах, колёса скользили, бросая комья слизи в идущих сзади. Теперь машина почти не двигалась. И не прибавишь ведь скорость: как назло, старые и прочные дома в этих местах неплохо сохранились. А въехать в какую-нибудь стену на полной скорости не хотелось совершенно. Глядя на грузовик, стали тормозить и остальные. «Время теряем!» — скрипнул зубами мастер и высунулся из окна.
— Обозникам — полный вперёд! Входить в подземелье! Остальные — становимся, занимаем оборону! Расчёту — приготовиться к стрельбе!
Машина остановилась, когда красивое старое здание осталось позади. Начался сквер: с обеих сторон высились уродливые, чёрные деревья — то, что осталось от красавцев-дубов старого парка в подкупольском климате. Совсем рядом проплыло какое-то четвероногое рогатое чудище: опознать во мраке оленя, да ещё бронзового, как и подобает изваянию, было невозможно. У бойцов из передового охранения даже не выдержали нервы: Петрович услышал грохот очереди, пули высекли из брюха и рогов искры. Наконец показалась покосившаяся, местами и обваленная ограда из бетонных плит, за которой виднелось полуразрушенное, да ещё некогда недостроенное здание. Задумывалась постройка не просто основательной, а, можно сказать, помпезной. Но колонны раскрошились, рухнул козырёк фасада, остальные стены тоже не пережили ста двадцати лет в Подкуполье. Даже ржавые когти арматуры уже не торчали из раскрошенного бетона, их сглодала Её Величество Ржавчина. Видимо, здание почти закончили. Ещё несколько дней, строители разобрали бы забор, и доступ в помещение был бы открыт всем. Ну, может быть, сколько-то времени потратили бы на внутреннюю отделку помещения. Но что-то помешало. А потом возникла Зона, и долгострой стал никому не нужен — можно сказать, он стал «вечностроем».
Петрович вздохнул. Было в этом что-то почти готовом, но так и доведённом до ума сооружении что-то нестерпимо обиженное. Казалось, те, кто отказались доделать начатое, предали это здание, и город, и страну. С чего бы такие мысли полезли в голову? Да просто обидно знать, что когда-то предки могли соорудить этакую махину, прорыть подземку, поставить мосты, стены и множество заводов. А их косорукие потомки не способны даже доделать почти готовое!
— Ничего, — пробормотал, вдавливая тормоз, Петрович. — Нам дворцов и не нужно…
Машина нехотя остановилась, дверца распахнулась, ботинки Петровича с хлюпаньем упали в грязь, руки сами, на инстинкте, брали плазмострел наизготовку. Не остался в кабине и привычный автомат. Ему Петрович доверял гораздо больше — слишком уж сложная и капризная техника этот плазмострел.
Петрович огляделся. Зрение не выручало, в кромешной мгле один чёрт ничего не увидишь. Ориентировался по отблескам фар, трофейных фонарей, факелов, нет-нет, да и выхватывавших из мрака детали ландшафта. Куда ставить машину, чтобы хоть отчасти она была прикрыта? От прямого попадания, конечно, ничто не спасёт, но много ли будет радости, если одинокий осколок от дальнего разрыва выведет установку из строя или оторвёт кому-то голову? Что это за яма там, сбоку? Тоже что-то строили, но успели лишь отрыть котлован. За прошедшие десятилетия котлован оплыл, зарос грязью, на дне скопилась какая-то студенистая гадость. И всё-таки глубина даже теперь позволяла скрыть машину целиком. Петрович удовлетворённо крякнул: в этой яме артиллеристы будут как в окопе. Если загнать машину туда, её накроет только прямое попадание. И хотя оно тоже вполне вероятно, хоть что-то пушка сделать успеет.
Остальные… Остальные тоже расходились по окрестным домам. Отряд контролировал парк и ближайшие строения: на трофейном навигаторе они обозначались как городская и областная администрация, главпочтамт, консерватория и вроде бы даже университет. Дальше начинались ещё вчера населённые мутантами, а теперь безжизненные кварталы центра. Занять их было бы просто — но бессмысленно: чем больше занятая площадь, тем труднее её удерживать. Наконец, на юге несколько автоматчиков засели на стене.
— По домам! — командовал Петрович. — Пулемёты — в дома на перекрёстки!
Народ забегал, засуетился — настолько, насколько можно бегать в кромешной тьме. По тонущей во мраке замусоренной улице медленно ползли телеги с завода, им предстояло первыми уйти под землю. Или, если ход окажется слишком узким, в подземелье отправятся только грузы. Тогда всё может затянуться до рассвета. И пока все, кто нужно, не окажется под землёй, придётся удерживать позиции. Только потом можно уйти самим, только потом… А пока — держаться, надеясь, что кромешный мрак и маслянистый дождь заставят противника подождать.
Вертолёты шли строем, напоминающим клин перелётных птиц. Их было три — больше, как считали в штабе, не требовалось. Не получилось у наземных сил — справятся воздушные. «Кавалерию вызывали?» И правда — бригада-то называется бронекавалерийской! Да для нескольких десятков уродов, просочившихся с заводов, и это — великая честь!
